– Прекрасно! – перебил он. – Ты все очень ясно изложила. Вижу, что ошибался в тебе. Но предупреждаю, что я все сделаю по-своему, не так, как угодно тебе. Разорву все отношения с Дашей, но и ты меня больше не увидишь.

– Нет, пожалуйста…

– Уходи! Возвращайся домой. К своей Даше.

– Шура!.. – с мукой выдавила она.

– Никакой я не Шура. И не зови меня так, – процедил он. – Сказал же, уходи! Убирайся!

Татьяна прикусила губу. Каждую ночь, расставаясь, она чувствовала болезненную пустоту в сердце – пустоту, которую не мог заполнить никто, кроме Александра. Поэтому и старалась окружить себя другими людьми, чтобы хоть на минуту забыться. Меньше чувствовать. Меньше его хотеть. Но каждую ночь ей приходилось ложиться в постель с сестрой. И каждую ночь приходилось отворачиваться к стене, моля неизвестно кого о силе.

Но она может это сделать! Ведь семнадцать лет ее жизни были прожиты рядом с Дашей. И всего три недели – с Александром. Она в силах подавить в себе эту любовь. Справиться. Скрутить себя.

Татьяна повернулась и ушла.

14

Верный своему слову, при следующем свидании Александр повел Дашу на Невский и сказал, что ему нужно время все обдумать. Даша заплакала, чего он терпеть не мог, потому что ненавидел женские слезы, и стала что-то жалко лепетать, что тоже не слишком ему понравилось. Но он не отступал. Потому что не мог объяснить Даше, как зол на ее младшую сестру. Зол на крошечное застенчивое создание, которое не собиралось сдаваться. Не собиралось уступить ни на йоту. Даже ради него.

Но несколько дней спустя Александр был уже почти рад, что больше не видится с Татьяной. Он узнал, что немцы были всего в восемнадцати километрах от слабо укрепленной Луги, которая, в свою очередь, была в восемнадцати километрах к югу от Толмачева. Из полученной информации стало ясно, что немцы прошли победным маршем через Новгород, расположенный к юго-востоку от Луги, там, где Татьяна ныряла в озеро Ильмень. В Луге по-прежнему рыли окопы.

Опасаясь удара со стороны финнов, командование бросило все силы на оборону северного направления. Минировались поля, возводились противотанковые заграждения. Советско-финская граница была одной из самых укрепленных в Советском Союзе. И самых спокойных. «Дмитрий, должно быть, счастлив», – думал Александр. Но стремительное наступление гитлеровцев застало командование врасплох. Началась лихорадочная деятельность по строительству 125-километровой линии обороны от озера Ильмень до Нарвы, вдоль реки Луги. Вырытых окопов, оборудованных огневых позиций, танковых ловушек было явно недостаточно. Командование, пытаясь принять какие-то срочные меры, отдало приказ перевезти из Карелии все имеющиеся там противотанковые заграждения.

И все это время Красная армия продолжала с боями отступать. В первые три недели германские войска продвигались со скоростью около пятисот километров в день. Самолетов почти не было, а танки, вопреки всем заверениям, горели, как свечки, снаряды пробивали броню, словно картон. В середине июля почти не осталось гранат, и солдаты шли на немецкие танки с винтовками и бутылками с зажигательной смесью.

Защищать Лугу выпало народному ополчению, почти безоружному и необученному. Старики и женщины не имели шансов выстоять против фашистов. Все доставшееся им оружие они брали у погибших солдат. У некоторых имелись топоры, лопаты и мотыги. У многих не было даже этого.

Александру не хотелось думать о том, что теперь будет. Что происходит, когда идешь на танк с палкой.

Он и так это знал.

Огонь и гром

1

Мир Татьяны разительно изменился после того, как ушел Александр. Теперь она покидала завод одной из последних. И каждый раз, выходя из проходной, с надеждой искала глазами его фигуру. Искала и не находила.

Она устало брела вдоль стены, ожидая, пока автобус подберет пассажиров. Садилась на скамейку и ждала его. А потом шла восемь километров до 5-й Советской, выглядывая Александра, он мерещился ей повсюду. Домой она являлась к одиннадцати, когда ужин, приготовленный бабушкой, давно остыл. Домашние собирались вокруг громкоговорителя, напряженно прислушиваясь к новостям и не заговаривая о том единственном, что было у всех на уме. О Паше.

Даша как-то прибежала в слезах и призналась сестре, что Александр решил пока не встречаться с ней. Она рыдала минут пять, пока Татьяна нежно гладила ее по спине.

– Но я не сдамся, – заверила Даша. – Он слишком много для меня значит. Может, он боится связать себя, как все военные. Поэтому и сказал, что должен все обдумать. Это ведь не означает окончательного разрыва, верно?

– Не знаю, Дашенька.

И в самом деле, кто может знать, что у Александра на уме?

Только не она, Татьяна.

Однажды пришел Дмитрий, и они просидели с час в кругу семьи. Она слегка удивилась, что он не приходит чаще, но Дмитрий придумал какой-то предлог – как показалось Татьяне, довольно неуклюжий. Он казался рассеянным. И ничего не мог сообщить о состоянии дел на фронте. Прощаясь, Дмитрий поцеловал ее в щеку, и этот поцелуй оставил ее такой же равнодушной, как и далекая Финляндия.

В эту ночь соседские мальчишки с энтузиазмом дежурили на крыше в ожидании налета. Им нравилось тушить «зажигалки». Но ночь выдалась спокойной. Единственными звуками, нарушавшими тишину, были смех Антона и его приятелей и тревожный стук ее сердца.

Татьяна не переставала думать о той минуте, когда она выходила из проходной, поворачивала голову и искала взглядом его лицо. Когда она как на крыльях летела вниз по улице, счастливо улыбаясь и сгорая от нетерпения поскорее взглянуть на него.

А по ночам она по-прежнему отворачивалась к стене, спиной к отсутствующей Даше, которая почти никогда не бывала дома.

Такое тоскливое существование продолжалось до того момента, когда Метановы услышали по радио, что немцы продолжают наступать, несмотря на все меры, принятые героическими советскими солдатами, и стоят уже под Лугой. Известие потрясло семью. Каждый боялся сказать вслух о том, что его мучит. О том, что до Толмачева остается всего несколько километров. Лагерь Паши находился в Толмачеве. До сих пор Паша был там в полной безопасности, как они считали.

Но если немцы возьмут Лугу, что тогда будет? И что будет с их внуком, сыном и братом?

Татьяна попыталась успокоить родных, но слова ее звучали пусто и неубедительно:

– Вот увидите, ничего плохого с ним не случится. Все будет хорошо. – И потом она добавила: – Мы сумеем с ним связаться… то есть попытаемся. Ну же, мама, не плачь. Я это чувствую! Он мой брат-близнец, и я говорю: с ним все в порядке.

От Паши по-прежнему не было никаких известий, и Татьяна, несмотря на свои бодрые заверения, начинала все больше бояться за брата.

У местных властей не было ответа. У областных тоже. Татьяна с матерью всюду ходили вместе.

– Что я могу вам сказать? – вздохнула строгая на вид женщина с небольшими седыми усиками. – Сами слышали, немцы под Лугой. Насчет Толмачева ничего не говорится.

– Но в лагере никто не отвечает! Почему телефоны не работают?

– Да откуда же мне знать? Я ведь не провидец!

– Мы можем поехать в Толмачево? – спросила Ирина.

– О чем вы говорите? Вы что, собираетесь пробраться к линии фронта? Так прямо сесть в автобус и поехать? – Седые усики дрогнули от смеха. – Наташа, иди сюда, послушай!

Татьяну так и подмывало огрызнуться, но не хватило храбрости. Она подхватила мать под руку и вывела из исполкома. Но так и не смогла ее успокоить.

Ночью, когда Татьяна притворялась, что спит, повернувшись лицом к стене и опустив руку вниз, к полу, где лежал «Медный всадник», она нечаянно подслушала разговор родителей. Все началось с тихого плача матери. Отец попытался ее успокоить, но вскоре тоже заплакал, и у Татьяны мучительно сжалось сердце.

Шепоток, обрывки фраз, скорбные жалобы.

– Может, он жив, – выдохнула мать.

– Может, – эхом отозвался отец.

– Георгий, мы не можем потерять нашего Пашу! Не можем, – причитала она. – Нашего мальчика.

– Нашего любимого мальчика, – добавил отец. – Единственного сына.

Мать всхлипнула.

Татьяна услышала шорох простыней.

– О, что это за Бог, который забирает наших детей?!

– Бога нет. Успокойся Ирина. И потише. Ты разбудишь девочек.

– Мне все равно! – вскрикнула мать, но все же понизила голос до шепота. – Почему Господь не мог взять вместо него Таню?

– Прекрати, Ирина, ты сама не знаешь, что говоришь!

– Почему, Георгий, почему? Я знаю: ты чувствуешь то же самое. Неужели ты не отдал бы Таню за нашего сына? Или даже Дашу? Но Таня такая слабая и застенчивая, ни на что не способная. Не то что Паша… Наш Паша.

Татьяна натянула одеяло на голову, не желая больше ничего слышать. Даша мирно посапывала. Мама и папа тоже вскоре заснули. Только Татьяна лежала без сна. В сердце безжалостно впивались колючками слова мамы.

Почему Господь не мог взять вместо него Таню?

2

На следующий день после работы, взвинченная и расстроенная, не отдавая себе отчета в том, что делает, Татьяна отправилась в Павловские казармы, попросила улыбающегося сержанта Петренко вызвать Александра и прислонилась к стене, боясь, что не удержится на ногах.

Наконец появился Александр. Лицо его было напряженным и осунувшимся… Под глазами темнели круги.

– Здравствуй, – отстраненно произнес он, остановившись поодаль. – Все в порядке?

– Вроде бы. А у тебя? Ты выглядишь…

– Все хорошо, – перебил Александр. – Как дела?

– Не слишком хорошо, – призналась Татьяна и немедленно испугалась: а вдруг он подумает, что это из-за него?! – Видишь ли…

Голос ее сорвался. И не только из-за страха за Пашу. Было кое-что еще. Она не хотела, чтобы Александр знал. Нужно скрыть это от него.

– Александр, ты никак не можешь узнать о Паше?

Он с жалостью посмотрел на нее:

– Ах, Таня, зачем?

– Пожалуйста. Мои родители в отчаянии.

– Вам лучше не знать.

– Но мама и папа просто не в себе. Они не живут, а медленно умирают. Я должна знать. Я тоже не живу, а медленно умираю.

– Думаешь, если они все узнают, будет легче?

– Конечно, правда всегда лучше. Они сумеют справиться с горем. – Татьяна отвела глаза, не желая больше лгать. – Неопределенность их убивает.

Александр промолчал. Татьяна, кусая губы, пробормотала:

– Если все будет известно, мы с Дашей, а может, и с мамой уедем в Молотов. Бабушке и дедушке обещали…

Александр закурил.

– Ты попробуешь… Александр?

Как приятно было произносить его имя вслух. И как хотелось коснуться его руки! Какое счастье… и несчастье… снова видеть его лицо. Если бы ей хватило смелости подойти ближе! Нет… нельзя.

Александр молча курил, не отрывая от нее взгляда. Татьяна старалась спрятать от него глаза и вымученно улыбалась.

– Ты поедешь в Молотов?

– Да.

– Прекрасно, – не колеблясь констатировал Александр. – Таня, независимо от того, удастся ли мне что-то выяснить насчет Паши, ты должна, понимаешь, должна уехать. Твоему деду повезло. Большинство людей не смогут эвакуироваться.

– Мои родители считают, что в городе безопаснее. Поэтому в Ленинград со всей округи стекаются люди. Боятся оставаться в деревнях, – со спокойной уверенностью объяснила Татьяна.

– Сейчас по всей стране нет безопасных мест, – пожал плечами Александр.

– Тише, – произнесла она, понижая голос.

Он подался к ней, и Татьяна вскинула на него молящие глаза.

– Что? – прошептала она, но прежде, чем он успел ответить, откуда ни возьмись появился Дмитрий.

– Привет, – бросил он, хмурясь. – Что ты здесь делаешь?

– Пришла повидаться, – поспешно сказала она.

– А я курю, – вставил Александр.

– Очень приятно видеть тебя. Я тронут, – улыбнулся Дмитрий, обнимая ее за плечи. – Давай я провожу тебя домой. Хочешь куда-нибудь пойти? Погода хорошая.

– До встречи, Таня, – окликнул Александр.

Татьяна боролась с истерикой.