В Киллало Финеас объявил, что леди Лора шести футов ростом, что у нее рыжие волосы, большие руки и ноги и размашистые движения. На самом деле росту в ней было около пяти футов семи дюймов, и этот рост ей шел. Ступала она с большим достоинством и потому казалась на несколько дюймов выше. Волосы у нее и правда были рыжими – глубокого красноватого тона, совсем как у ее брата. Их отец щеголял такими же, пока его голову не убелило время. У младшей сестры локоны были мягкого каштанового оттенка и на момент ее замужества величались прекраснейшими во всей Европе. В наши дни, впрочем, рыжие волосы стали цениться и потому не считались изъяном для леди Лоры. Лицо ее было красиво, хотя чертам не хватало той мягкости, которую мы так любим в женщинах. Глаза – большие, яркие, очень ясные – смотрели прямо, в них не мелькала тревога, они не опускались застенчиво, не вскидывались в смятении и ничуть не смущались собственной власти. Ничто в облике леди Лоры Стэндиш не выдавало страха или неуверенности. Нос, идеально очерченный, но довольно крупный, имел слегка намеченную горбинку. Рот был тоже крупным, но выразительным, зубы же – поистине совершенны. Обладая очень светлой, белоснежной кожей, она, однако, никогда не краснела: цвет лица был ровным и неизменным. Ее друзья утверждали, будто она столь хорошо управляет собственным сердцем, что никакие силы не могут вызвать в ней внезапного прилива крови. Что до упреков в размашистых движениях, они происходили из недоброжелательного описания ее манеры сидеть. Леди Лора грациозно ходила и стояла, но когда садилась, наклонялась вперед, словно мужчина, и жестикулировала по-мужски, то поднимая руки к лицу, то запуская пальцы в волосы, казалось, она презирает ту плавность и умеренность движений, которые принято находить очаровательными в представительницах ее пола. Руки и ноги у нее и впрямь были крупны – как и вся ее фигура. Такова была леди Лора Стэндиш, и Финеас Финн не был вполне честен, когда, говоря с Мэри Флад Джонс, описывал ее в пренебрежительных выражениях. Надо сказать, однако, что, несмотря на все его старания, Мэри из его слов вполне уяснила, как высоко он ценит леди Лору.

Итак, в воскресенье пораньше Финеас отправился на Портман-сквер, чтобы выяснить, встретит ли там интерес к своей особе, которого до сих пор не нашел ни в ком. Все были с ним сухи и неприветливы, успех пока не принес долгожданных плодов. Конечно, он еще не встречался ни с кем из друзей, кроме членов своего клуба и других депутатов палаты общин. В клубе некоторые, вероятно, завидовали его удаче, другие же не видели ничего из ряда вон выходящего, потому что сами занимали то же положение многие годы. Настало время встретиться с другом, который, как он надеялся, сможет разделить его радость; с этими мыслями Финеас явился на Портман-сквер воскресным утром, то есть около половины третьего. Да, леди Лора была в гостиной – швейцар не стал этого скрывать, хоть и явно был недоволен тем, что его раньше времени оторвали от обеда. Впрочем, Финеаса его недовольство нимало не обеспокоило: если леди Лора будет с ним холодна, ноги его больше не будет в этом доме. Наш герой в этот момент был особенно раздосадован: почитаемый им человек – тот самый адвокат, у которого он изучал право последние три года, – только что битый час убеждал его, что он встал на путь к разорению.

– Когда я услышал новости, я, конечно, решил, будто вы получили крупное наследство, – сказал мистер Лоу.

– Наследства я не получал, – ответил Финеас. – Ни пенни. И никогда не получу.

На это мистер Лоу вытаращил глаза, печально покачал головой и присвистнул.

– Я так рада, что вы пришли, мистер Финн, – сказала леди Лора, идя навстречу Финеасу через большую гостиную.

– Благодарю, – он взял протянутую ему руку.

– Я ожидала, что вы захотите повидать меня прежде, чем здесь соберутся остальные.

– Говоря откровенно, я именно этого и желал, хотя едва ли могу сказать почему.

– Я сказала бы вам почему, мистер Финн. Но это неважно. Проходите и садитесь. Я так рада вашему успеху! Так рада! Помните, я говорила, что перестану вас уважать, если вы не решитесь хотя бы попытаться?

– И поэтому я попытался.

– И преуспели. Вам известно не хуже меня, что удача любит смелых. Полагаю, пробиться в парламент – это долг каждого. Каждого, хочу я сказать, кто надеется кем-то стать. Но, конечно, не каждому удается достичь этого к двадцати пяти годам.

– Все мои друзья говорят мне, что я себя разоряю.

– Я не стану говорить такого, – сказала леди Лора.

– И вы стоите всех прочих, вместе взятых. Какая отрада – найти того, кто скажет хоть слово ободрения!

– У нас вы не услышите ничего иного. Папаˊ сможет ободрить вас лучше, чем я, ведь на его стороне опыт и мудрость. Он всегда повторял, что чем раньше человек пойдет в парламент, тем лучше. Там ведь можно многому научиться.

– Но ваш отец говорил о людях состоятельных.

– Вовсе нет. Он имел в виду и младших сыновей, и адвокатов, и прочих, кому приходится зарабатывать себе на жизнь, как вам. Послушайте, приходите к нам ужинать в среду. Это, конечно, не будет настоящее празднество, но папаˊ захочет пожать вам руку, а вы, член палаты общин, по средам обычно свободны.

– Буду счастлив, – сказал Финеас, чувствуя, однако, что от лорда Брентфорда едва ли стоит ждать подлинного понимания.

– Будет мистер Кеннеди. Вы же знаете мистера Кеннеди из Лохлинтера? И мы пригласим вашего друга мистера Фицгиббона. Больше никого. Баррингтона Эрла сейчас, конечно, не поймаешь.

– Но если говорить о том, что я, быть может, стою на пути к разорению… – начал Финеас, немного помолчав.

– Не тревожьтесь об этом.

– Не думайте, что меня это пугает. Я хотел сказать, что есть вещи похуже, чем разорение или, во всяком случае, чем опасность разорения. Допустим, мне придется покинуть Англию и заняться стрижкой овец… Что с того? Мне не нужно ни о ком заботиться, и я могу распоряжаться собой, как мне будет угодно. Нельсон сказал: «Пэрство или Вестминстерское аббатство!» Я же воскликну: «Успех в парламенте или стрижка овец!»

– Заверяю вас, мистер Финн, стричь овец вам не придется.

– Что ж, тогда мне ничего не угрожает.

В этот момент распахнулась дверь, и в комнату быстрыми шагами вошел человек, но, пройдя пару ярдов, развернулся и скрылся вновь, захлопнув за собой дверь. Это был мужчина с короткими густыми рыжими волосами и густой ярко-рыжей бородой. Лицо у него было багровое, почти в тон волосам, даже глаза показались Финеасу красными. Во внешности пришельца было что-то дикое, отчего наш герой невольно содрогнулся.

Когда дверь закрылась, на какое-то время воцарилось молчание.

– Это мой брат Чилтерн. Полагаю, вы с ним еще не встречались, – наконец сказала леди Лора.

Глава 5
Мистер и миссис Лоу

Ужасное видение багрового лорда Чилтерна застигло Финеаса врасплох, когда он наслаждался ласковыми словами леди Лоры, и, хотя пришелец исчез так же быстро, как и появился, счастливый момент был упущен безвозвратно. Леди Лора упомянула брата, Финеас ответил, что никогда прежде его не видел. Затем наступило неловкое молчание, которое вскоре нарушил приход других визитеров. Раскланявшись с парой старых знакомых, одной из которых была старшая сестра Лоренса Фицгиббона, Финеас попрощался и поспешил уйти.

– Мисс Фицгиббон будет ужинать с нами в среду, – сказала на прощание леди Лора. – Она говорит, что за своего брата не ручается, но, если сможет, приведет и его.

– Говорят, вы теперь тоже член парламента, – заметила мисс Фицгиббон, всплеснув руками. – Этак там скоро окажется каждый встречный и поперечный. Хотела бы я знать кого-нибудь, кто не был бы депутатом: быть может, тогда я и задумалась бы о замужестве.

Слова эти Финеаса ничуть не задели. Аспазию Фицгиббон знали все – и все давно привыкли к ее бесцеремонным шуткам и едким замечаниям. Это была старая дева за сорок, лишенная красоты, которая, смирившись со своим одиноким положением, решила сполна использовать те скромные преимущества, которые оно давало. Несколько лет назад ей посчастливилось неожиданно унаследовать значительное состояние – около двадцати пяти тысяч фунтов, и теперь она была единственной в семье, у кого водились деньги. Жила мисс Фицгиббон одна, в небольшом доме на неприметной улочке в Мэйфере; не смущаясь, ходила везде в одиночку и без обиняков высказывала мнение обо всем. В Лоренсе, своем брате, она души не чаяла и была настолько ему предана, что не отказывала ни в чем – кроме денег.

Впрочем, Финеас, выйдя из особняка графа Брентфорда, не думал об Аспазии Фицгиббон. Мысли его обратились к леди Лоре Стэндиш: он явился к ней, ища сочувствия, – и нашел его в полной мере. Она понимала Финеаса и его устремления, как никто на свете. Она радовалась его триумфу – и была настолько добра, чтобы уверять, будто с нетерпением ждет его успехов. И как восхитительно она выразилась! «Удача любит смелых». Только ли удача? Финеас знал: леди Лора не подразумевала ничего сверх того, что было сказано; ему и в голову не приходило приписывать ее словам скрытые смыслы. Но разве он сам не мог истолковать их иначе? Он часто говорил себе, что не влюблен в леди Лору Стэндиш, но, быть может, пришла пора сказать, что он в нее влюблен? Конечно, на пути к ее сердцу много препятствий, но разве он не привык их преодолевать? Разве не справился только что с задачей, почти столь же трудной? К чему же робеть? Ведь удача любит смелых. И та, о ком он сейчас думал, также была близка к тому, чтобы полюбить его. Неужто она смогла бы с такой горячностью взять его за руку и так внимательно заглянуть ему в глаза, если бы в ее сердце не было чувства более сильного, чем обычная дружба?

Финеас свернул с Портман-сквер на Бейкер-стрит и теперь направлялся к Риджентс-парку. Он собирался посмотреть на зверей в Зоологическом саду и там в приятном воскресном уединении обдумать свое будущее. Многое нужно было решить. Допустим, он и правда вознамерится просить руки леди Лоры – но когда следует это сделать? И что он может ей предложить? Едва ли разумно откладывать ухаживания, ведь у нее – он прекрасно знал – есть и другие поклонники. Леди Лора не станет ждать его, не услышав признания. Но как он мог предлагать ей жить вместе на содержание, которое давал ему отец! Есть ли у нее собственное состояние, и если да, то насколько оно велико, о том Финеас не имел ни малейшего представления. Ему было известно, впрочем, что графa Брентфорда весьма огорчала расточительность сына, не лучшим образом отражавшаяся на семейном бюджете.

Финеас мечтал обеспечивать жену сам – собственным трудом. Такой возможности у него сейчас не было, если только он не станет получать жалование за работу в парламенте, как те счастливцы, что составляют правительство. Да, он мог бы добиться назначения на должность, и именно так следовало поступить. Он скажет об этом леди Лоре, а затем признается в своих чувствах. Правда, в настоящий момент должностями распоряжалась другая партия, но никакие правительства не вечны – тем более правительство консерваторов в Британии. Правда и то, что даже скромную должность с жалованьем в какую-то тысячу фунтов в год невозможно будет занять без переизбрания в Лофшейне, но если сделать что-нибудь значительное, чтобы в нем увидели восходящую звезду, то жители местечка, которые были так снисходительны к нему в первый раз, наверняка не отвергнут его и во второй. К тому же лорд Тулла был его другом и, как владетель Лофшейна, мог оказать ему законное покровительство. Тут Финеас вспомнил, что леди Лора состояла в родстве едва ли не со всей верхушкой партии вигов. Она приходилась троюродной сестрой мистеру Майлдмэю, который в течение многих лет возглавлял партию, и троюродной сестрой Баррингтону Эрлу. Покойный лорд – председатель Совета герцог Сент-Банги и лорд Брентфорд женились на сестрах, и три семейства: Сент-Банги, Майлдмэи и Брентфорды – не были чужими семье Паллизер, наследнику и будущему главе которой, Плантагенету Паллизеру, предстояло стать канцлером казначейства в следующем правительстве. Брак с леди Лорой, несомненно, скажется на государственной карьере ее избранника самым благоприятным образом. Конечно, Финеас никогда не думал искать возвышения подобным образом! Нет, мысль эта пришла к нему лишь потому, что он и вправду был влюблен в леди Лору. Он повторил это про себя добрую дюжину раз, пока не убедился окончательно. Но, раз уж он полюбил ее и желал, несмотря на все препятствия, соединить их судьбы, отчего бы ему – не только ради себя, но и ради своей будущей супруги – не воспользоваться обстоятельствами, которые складывались к его выгоде?