Баллада Пепла и Льда (страница 13)
Вот и все, до свидания, лунарии. Отчего-то мне на мгновение сделалось жаль, словно вместе с ними я лишилась и капли своего, как сказала бы Веела, «женского естества». Теперь я особенно хорошо понимала, что в академии никому не нужны девушки, а нужны лишь кадеты, будущие защитники Империи.
– Пей! – строго приказала мейстери Иллара пригорюнившейся Вееле. – Ты все равно отсюда не выйдешь, пока не вернешь мне пустой флакон.
– Еще минуту, – жалобно попросила она.
Целительница покачала головой, но настаивать не стала, отошла к столу и принялась заполнять документы. Дел у нее невпроворот с началом учебного года, скоро эфоры приведут девушек других групп, а мы задерживаем процесс.
– Что же, я могу на любого парня… хм… глаз положить? – деловито уточнила Медея.
Мейстери Иллара подняла взгляд от бумаг и улыбнулась.
– Я смотрю, кадет Винс, вы настроены решительно.
– Так а что? Если же можно… – немного растерялась однокурсница.
– Можно. Правило здесь одно: никаких отношений с командиром группы. Поэтому влюбляйся в кого угодно, только не в эфора Эйсхарда.
Я едва не рассмеялась. Скажет тоже – кто захочется влюбиться в отмороженного гаденыша? Точно не я, слава Всеблагому! Однако по лицу Медеи я поняла, что она разочарована.
– Минута прошла, – напомнила целительница Вееле, а та снова затрясла головой. – Кадет Ансгар, не вынуждайте меня пригласить сюда вашего командира.
Если мейстери Иллара пригласит сюда ледышку, Веела, конечно, не посмеет ослушаться приказа, но ведь умрет от стыда. В ее семье слово «лунарии» стеснялись произносить вслух, а тут мужчина, даже не родственник, окажется посвящен в такое интимное действо.
– Нет!
– Пей немедленно!
– Кадет Ансгар, – сурово сказала я. – Я командир звена и приказываю тебе выпить настойку. Хочешь получить штрафные баллы и чистить картошку в столовой? Ты когда-нибудь ее чистила?
Оказывается, у меня хорошо получается командный голос, когда нужно. Я вспомнила отца, стоявшего перед строем, его строгий взгляд и не терпящий возражений тон. Вот и Веела всхлипнула по своему обыкновению, но послушалась. Правда, бросила на меня такой красноречивый взгляд, будто это именно я, и только я, лишала ее самого дорогого.
– Слава Всеблагому, – воскликнула целительница с иронией. – Все, кадет Винс, кадет Ансгар, свободны. Теперь, кадет Дейрон, я займусь твоим плечом. Раздевайся.
Морщась, я скинула жилет, с рубашкой мне помогла мейстери Иллара: правая рука почти не слушалась. Следом на кушетку полетела тонкая сорочка. По коже сразу побежали мурашки от холода. Целительница нахмурилась, разглядывая жуткий шрам, который изуродовал мое тело.
– Плохо. Лечил непрофессионал, запустил рану.
– Он сделал все, что смог, – встала я на защиту лекаря, который оказал мне первую помощь. – У него не было дара, лечил травами и мазями.
– Теперь я тобой займусь. Не сразу, но поправим дело.
– Он сказал, что от следа когтя октопулоса нельзя избавиться…
– От шрама нельзя, но от боли можно. Тебе твои руки понадобятся, кадет Дейрон.
Целительница вернулась с небольшой стеклянной баночкой мази. Синеватая субстанция пахла мятой и покалывала кожу магией, но боль, терзавшая меня многие недели, впервые полностью утихла. Я не сдержала вздоха облегчения.
– Наноси два раза в день – утром и вечером. Теперь давай уберем синяк с твоего лица. Ты его явно не в тренировочном бою заработала, а раньше.
– Поставила на место подчиненного, – проворчала я, пока проворные прохладные пальцы целительницы ощупывали скулу.
– В тебе есть внутренний стержень, – негромко произнесла мейстери Иллара. – Но не забывай: все, что не гнется, легко сломать.
– О чем вы? – дерзко уточнила я.
– Ты и Тайлер. Видно невооруженным глазом, что вы оба закусили удила. Но он твой командир, у него власть и возможности, и он тебя сломает, если ты не научишься быть более гибкой.
Неужели наша взаимная ненависть так очевидна, что бросается в глаза? В словах мейстери Илларии был резон. Вряд ли отец хотел, чтобы его дочь бесславно погибла в первые дни учебы, а мы с эфором Эйсхардом круто взяли с самого начала.
– Я поняла вас.
«Я ива, ива на ветру», – мысленно добавила я, ведь не зря папа заставлял меня повторять слова медитации изо дня в день.
Ладно, эфор Эйсхард. Ваша взяла. Пока.
Глава 22
Жизнь постепенно входила в колею. Установился распорядок дня, которого мы станем придерживаться все время учебы в Академии. Рано утром кадетов собирали на полигоне, где мы в течение часа занимались физической подготовкой.
Мое любимое время суток, когда я могла отключить голову и полностью сосредоточиться на движениях: чувствовала, как напрягаются мышцы, как сердце гонит кровь по венам, как дышат легкие. Упражнения давались мне легко и привычно, еще бы, ведь в течение нескольких лет я именно так и начинала каждый свой день. Я бежала по дорожке, утрамбованной сотнями ног, мерно вдыхала и выдыхала. Смотрела под ноги и перед собой, иногда вверх, на небо, по которому тянулись белые облака, и представляла, что рядом за моей спиной бежит отец. Еще немного, и он положит руку мне на плечо и скажет: «На сегодня все, Ласточка, ты молодец».
Я не была самой быстрой из первогодков. Из нашей группы меня всегда обгоняли Ронан и Атти, не говоря о других однокурсниках, чьих имен я пока не знала. Зато я никогда не выдыхалась. Постепенно все сходили с дистанции, кто согнувшись пополам и хватая губами воздух, кто вцепившись в ногу, сведенную судорогой. А я бежала и бежала, и постепенно оказывалась впереди.
От нашего немногословного наставника – мейстера Рейка – я заслужила скупую похвалу. Кадетов, что валились с ног по обочинам тропы, он вновь безжалостно отправлял на круг.
– Скоро начнутся тренировки на полосе препятствий! – прикрикивал он и повелительным жестом заставлял стонущих первогодков подняться и продолжить бег. – Что тогда будете делать? Через три месяца зачет. Никто не снимет вас с полосы, пока не дойдете до конца. Или пока не доползете! Уважительной причиной считается только смерть!
– Он ведь шутит? – со страхом спрашивала Веела у Ронана.
Фиалке физические упражнения давались с большим трудом. Я, завершив круг, возвращалась к ней и бежала рядом. Сначала подбадривала, но быстро поняла, что уговоры приводят лишь к тому, что Веела окончательно расклеивается и начинает хныкать. Тогда я выбрала другую тактику: жестко приказывала. Она кидала на меня измученные взгляды, в больших глазах дрожали слезы. Наверное, я казалась ей безжалостным извергом. На отца я тоже когда-то обижалась за синяки и ссадины, а теперь была ему благодарна.
– Левой-правой, левой-правой! – кричала я. – Не смей замедляться! Остановишься – будешь бежать дополнительный круг! Сопли подбери! И что у тебя опять на голове? Ты когда научишься плести косу? Сколько раз я тебе показывала!
К счастью, другие кадеты моего звена справлялись сами. Ронан от природы был выносливым и сильным парнем, а Лесли, хоть и выбивался из сил, ни за что не показал бы мне, девчонке, свою слабость. Звезду звеньевого он больше не оспаривал – урок пошел впрок, – но злобу затаил.
Пока мы только бегали, прыгали через барьеры, подтягивались на турниках, однако мысль о неведомой полосе препятствий, спрятанной в одном из пространственных карманов, не давала нам покоя.
В конце концов Барри прямо спросил о ней мейстера Рейка. Тот шумно вздохнул, будто каждое его слово было на вес золота, а тут придется потратить с десяток на пояснения.
– Полоса препятствий имитирует опасности бесплодных земель, – мрачно проговорил он. – И тварей Изнанки. Все серьезно, хотя мейстер Тугор и считает полосу детской игрушкой по сравнению с практикумами. Однако регулярность, с какой кадеты ломают руки и ноги, говорит об обратном.
– Понятно… – пробормотал Барри и тихо добавил: – Понятно, что ничего не понятно.
Когда наша группа пристала к второкурснику, наставлявшему нас в столовой, – теперь обязанность дежурить перешла к первогодкам – парень только подлил масла в огонь, показав едва заметный шрам на ладони.
– Бежал по бревну, так оно подо мной провалилось. Схватился за веревку, а она меня за руку тяпнула. Будто это не веревка, а древесный шаарр. Ну вы знаете, как они умеют мимикрировать.
– Не знаем! – сказал кадет Хилл за всех. – Проклятие! Настоящий, что ли, шаарр? Прямо на полосе препятствий?
– Да не! Веревка, зачарованная магией. И вся полоса магией зачарована. В любой момент может произойти неприятность. Песок под ногами провалится, а на дне клыки. Не сожрут, конечно, пожуют только. Это же не практикум, но полоса уже к нему готовит. На зачете вас потом звеньями будут запускать и смотреть, как вы в команде работаете. Так же, в общем, как и на практикумах потом. А чего вы у вашего эфора не спросите?
Мы спрашивали, но эфор Эйсхард, по словам Атти, «молчал, как рыба об лед». Только кривил уголок рта в улыбке и говорил: «Не буду портить вам впечатление от первого знакомства с полосой препятствий». Ну еще бы! Лишать нас, а скорее – себя, такого удовольствия: поглядеть из первого ряда на наши ошалевшие лица, когда веревки начнут кусаться, а бревна – проваливаться.
Глава 23
После утренних тренировок мы приводили себя в порядок, переодевали рубашку – теперь я знала, зачем их три на смену, иногда и трех в течение дня не хватало – и шли на завтрак, а потом на занятия. Пока продолжались лекции по истории и бестиарию, но вот-вот должна была начаться специализация.
После занятий в аудиториях и обеда Эйсхард провожал нас в библиотеку – огромное, в несколько этажей помещение с винтовой лестницей. Когда мы поднимались или спускались, можно было перегнуться через железные перила, украшенные завитушками, и увидеть, как тянутся вверх и вниз бесконечные ярусы, заставленные стеллажами. Библиотека уходила глубоко под землю, и, если смотреть с высоты, казалось, что смотришь в бездонный колодец. Сколько же здесь книг!
Мы занимались только на верхних этажах, в светлых и просторных залах. В помещение заглядывало солнце, постепенно клонившееся к горизонту. Умиротворяюще шелестели страницы, шуршала ручка по бумаге. Кто-то зевал, разморенный теплом и сытным обедом. Очень хотелось подремать в тишине и уюте библиотеки, но все понимали, что невыполненное задание грозит серьезным штрафом, так что вместо ночного сна придется драить пустые аудитории.
После самоподготовки Ледышка, переодевшись в удобную форму, отводил нас в пыточную, как мы прозвали тренировочный зал с легкой руки Медеи. Вечером здесь собирались все первогодки под руководством своих эфоров. И начиналось!..
Первым делом кадеты выпивали ожидающий нас на подносах бодрящий настой – именно из-за него в воздухе постоянно витал аромат специй. Понуро расползались следом за своими командирами. Постепенно зал заполнялся криками и стонами, шумом ударов и падений.
Эфор Эйсхард гонял нас до седьмого пота. Ставил удары, заставлял отрабатывать приемы до головокружения и боли в суставах. Поединков больше не устраивал, сказав, что сначала поднатаскает нас и только потом начнет ставить в пары.
– Кадет Меррит, выше кулак! Вдох, удар, выдох! – раздавались бесстрастные четкие команды.
Он переходил от одного подопечного к другому, стучал то по спине, то по животу, вынуждая выпрямиться. Направлял руки и коротким тычком мыска ботинка заставлял шире расставить ноги. Казалось, что он вовсе не уставал, в то время как у нас ломило мышцы и пот струился по лбу.
– Кадет Ансгар, удар! Смелее! Шаг правой, выпад! Кадет Ансгар, сколько раз я могу приказывать привести в порядок прическу. Волосы должны быть собраны в пучок или тугую косу! Обратитесь за помощью к вашему звеньевому!
Лед кидал на меня короткий взгляд, молчаливо говоривший о многом: «Нерадивый командир звена! У твоего подчиненного на голове воронье гнездо! Займись!»