Баллада Пепла и Льда (страница 30)
Ногу на круп удалось закинуть не с первой попытки: я не привыкла забираться на коня, схватившись за луку с левой стороны. Послушный конь нервно переступал ногами, но не двигался с места. Ладонь, испачканная кровью, снова и снова соскальзывала. Я закричала, завыла, как дикий зверь, вложив в этот крик всю боль и безнадежность: за моей спиной остался укрытый тьмой гарнизон, и я не сомневалась, что отец погиб. Отчаяние придало сил – я вскарабкалась в седло.
Придерживая поводья одной рукой, я поскакала в Сул.
…Из трех городов, пострадавших во время прорыва, Сул оказался разрушен меньше всего. То ли потому, что находился чуть в стороне, в низине между холмов. То ли потому, что в городке собрали небольшой, но сработанный отряд, возглавляемый молодым оградителем – вчерашним выпускником Академии. Мне рассказали, что он сумел поднять щиты и удерживал их довольно долго, дожидаясь помощи отдаленных гарнизонов.
Однако я тешила себя надеждой, что и я, опередившая на полчаса основную волну Прорыва, внесла свой вклад в спасение города.
– Закрывайте ворота! – заорала я, влетев в беспечно распахнутые деревянные створы. – Прорыв!
Я спешилась, увидела перепуганного городского стража, бегущего ко мне; двое других уже налегли на лебедку, опуская чугунную решетку. Силы оставили меня, и я потеряла сознание.
События последующих дней я провела в дурмане непрекращающихся кошмаров и боли, выныривая лишь ненадолго, когда чьи-то руки подносили к губам чашу с горьким снадобьем.
– Глотай, глотай, девочка. – Шершавая ладонь гладила меня по вспотевшему лбу. – Полегче станет. Жаль, нет дара у меня. Я ж не целитель, только лекарь.
Кто-то разматывал бинты на плече, сокрушенно цокал, втирал мазь в дергающее, как больной зуб, плечо, отчего я выгибалась дугой и грызла и без того искусанные губы.
– Ничего, ничего… Заживет… Долго заживать будет, но заживет.
Время от времени сквозь опущенные ресницы я видела пожилого мужчину в накидке городского лекаря, он толок в ступке ингредиенты, нагревал их в небольшом тигле, бесконечно бурчал под нос, уходил и приходил – покрытый серой пылью с ног до головы, и его уставшее лицо было таким же серым, как эта пыль.
– Прорыв… – прошептала я пересохшими губами, когда смогла говорить.
Лекарь услышал, подошел, наклонился надо мной, посмотрел с горечью.
– Все закончилось, девочка.
– Все… плохо?
– Плохо. Но лучше, чем в Лифрее и Истэде…
– Футляр! – встрепенулась я.
Зашарила по перебинтованной груди, пронзенная мыслью, что я потеряла послание отца. Лекарь скорбно покачал головой.
– Ты не помнишь. Третьего дня приходили люди… Я не очень разбираюсь в воинских подразделениях, но, кажется, эти из личной гвардии императора. Они забрали футляр. И ждут, пока ты немного придешь в себя, чтобы отвезти тебя в столицу.
Я в ужасе приподнялась на локтях, вглядываясь в полумрак мансардной комнаты.
– Выставили охрану у дома. Сюда я их не впустил. Ты ведь знаешь, что сделал твой отец?
Именно тогда я в первый раз услышала о предательстве полковника Дейрона.
– Н-нет… – выдохнула я и замотала головой. – Нет! Нет! Это невозможно!
И повторяла это слово до тех пор, пока лекарь не влил мне в рот успокоительный настой.
Я почти не помнила дорогу в столицу – в закрытой карете без опознавательных знаков, с занавешенными темной тканью окнами. Рядом со мной все время находился хмурый военный в черной гвардейской форме с нашивками капитана на плече.
Допрос у генерала Остермана, начальника императорской охранки, тоже постаралась поскорее забыть. Но, наверное, до конца жизни запах кожаных чехлов на стуле с высокой спинкой и массивными подлокотниками, к которым мои руки привязали ремнями, будет вызывать тошноту и головную боль.
Генерал Остерман старался не переусердствовать, применяя ко мне заклятие правды. Его прохладные пальцы ложились мне на виски мягко, но следом приходила волна боли, будто бы кувалдой бьющая по затылку, и из глаз сами собой лились слезы.
– Она ничего не знает, – вынес вердикт генерал Остерман. – Футляр она не открывала.
Я едва различала его голос, пробивающийся сквозь шум в ушах. Я даже не в силах была поднять голову, свесившуюся на грудь.
– Считаешь, можно ее отпустить? – спросил кто-то, стоящий в глубине кабинета.
– В любом случае в Академии она останется под присмотром. Тирн-а-Тор надежнее тюрьмы.
Невидимый собеседник усмехнулся, соглашаясь.
– Да, ты прав. Под присмотром и под рукой. Дело можно решить в любой момент…
«О чем они?» – мелькнула мысль и сразу растворилась.
Вечером за мной приехал экипаж генерала Пауэлла. Меня к нему сопроводили, поддерживая под обе руки: сама бы я не дошла. Какое, должно быть, печальное зрелище я собой представляла, если даже на лице закаленного в боях генерала отразилась нескрываемая жалость.
Он витиевато выругался.
– Что вы сделали с ней! Она еще ребенок!
– Она не ребенок, а дочь государственного преступника. Пусть будет благодарна за то, что ее не бросили в тюрьму, а позволили искупить долг служением на благо Империи! – рявкнул сопровождавший меня генерал Остерман.
Наверное, мне действительно стоило сказать спасибо дару в моей крови: меня не упекли в застенки, а позволили учиться, как остальным одаренным. Ведь и они не выбирали свою судьбу.
…Да только, похоже, учеба моя бесславно заканчивается.
Скел раздвинул истлевшие металлические прутья мордой и выбрался из клетки.
Глава 48
Я вскочила на ноги. Тварь Изнанки, рыча, медленно приближалась. У меня – ни дара, ни оружия, даже учебного стика. Все, что у меня сейчас оставалось, – упрямство, жажда жизни и неумение сдаваться.
Я быстро осмотрела помещение. Клетки с атланом и мортисом стояли нетронутыми – этим бестиям не хватит сил выбраться наружу. Атлан стреляет иглами, а вот мортис не опасен, пока до него не дотронешься. И его клетка находится ближе.
Хорошо, что я внимательно слушала лекции мейстери Луэ, из них я помнила, что у скела, по сути огромного ящера, низкий центр тяжести, он не может прыгать высоко. Если я заберусь на клетку мортиса, я продержусь еще какое-то время. По крайней мере – пока блик или дрейк не сломают прутья своих темниц. Хорошо еще, что блик не мог переместиться ко мне мгновенно: его клетка была укреплена особенными заклинаниями, мешающими ему использовать свой дар.
Я сделала обманное движение вправо, заставив скела дернуться в ту же сторону, а сама побежала влево, к клетке с мортисом, опережая скела на доли секунды. Ухватилась обеими руками за стальную решетку и подтянулась, закинула ногу. Мортис моргал выпученными жабьими глазами, как мне показалось, удивленно.
Лодыжку обожгло болью. Я заорала и принялась лягаться, сбрасывая с себя тварь: скел успел догнать и вцепился в ногу.
– Отпусти! Урод! – кричала я. – Пошел ты! Пошел в бездну!
Он тянул меня вниз с такой силой, что я повисла на руках, вцепившись в железную раму. Пальцы уже немели и слабели, но я не переставая лупила пяткой правой ноги в тяжелом ботинке по голове твари, не метясь, куда придется. И, видно, попала в горящий зеленым угольком глаз. Скел разжал зубы, затряс головой. Этой передышки мне хватило, чтобы вскарабкаться на клетку. Балансируя на прутьях, я добралась до стены и села, стиснув раненую ногу. Между пальцев бежали ручейки крови. Проклятье! Проклятье, проклятье!
Скел выл и силился встать на короткие задние лапы. Меж тем блик безостановочно грыз прутья своей клетки. Вот он-то до меня без труда доберется…
Я всхлипнула и закрыла глаза.
– Папа… Папа, прости… Я очень старалась выжить…
Пронзительный скрежет поворачивающегося винта на входной двери заглушил вой тварей.
– Помогите! – крикнула я, не веря собственным ушам: кто-то вспомнил обо мне? Или мейстер Тугор с помощниками сегодня пришли раньше, чтобы покормить тварей?
Скел развернулся и бодро направился к выходу, присел на задние лапы, как пес. Он ждал. С грохотом вырвался из пазов прут на клетке блика, и он, встряхиваясь, поспешил к двери. Створка дрогнула.
– Осторожно! Здесь твари!
После недолгого промедления – за это время я уже успела снова распрощаться с надеждой на жизнь – дверь приоткрылась едва-едва, и в узкую щель проскользнул Эйсхард, оставшийся в одной рубашке. Кожаную куртку он снял и держал за рукав.
Увидев скела и блика, размахнулся и стегнул курткой, как хлыстом. Металлические клепки на рукавах отшвырнули с пути скела. Так вот зачем на наших куртках все эти железные утяжеления: куртку можно тоже использовать как оружие.
Лед снова ударил, в этот раз по морде блика, выигрывая себе время, и рванул винт на двери, запирая ее.
– Не закрывай! – закричала я в отчаянии. – Как мы выберемся?
– Я не выпущу тварей! – выплюнул он сквозь зубы.
Да, он прав. Прав. Но как же страшно…
Лед исчез и появился сразу рядом с клеткой мортиса.
– Прыгай! – крикнул он, протягивая руки. – Быстро. Я поймаю.
– Но… Как же? Твари!
– Быстро!
Времени на споры не было: скел и блик очухались и теперь приближались, мешая друг другу, сталкиваясь боками. Это позволило выиграть еще несколько мгновений. Я не то что прыгнула, скорее кулем свалилась в протянутые руки. Охнула, пытаясь встать на ногу, и повисла, опираясь на плечо Льда.
– Проклятье, Дейрон! – рявкнул он, заметив, что пол усеяли алые капли. – Почему от тебя сплошные неприятности!
– От тебя приятности зато! – не выдержала я, переходя на «ты»: сейчас мне было не до субординации. – Отличная возможность избавиться от дочери предателя! Давай! Просто отойди в сторону и дай тварям доделать то, что они начали!
Что я говорю? Зачем я его провоцирую? Лицо Льда исказилось от злости, но он пока не кидал меня в распахнутые пасти, а тащил к стене. Прислонил и наклонился к моей ноге, задирая штанину.
– Что ты делаешь? – в ужасе прошептала я, глядя, как скел и блик сужают круги, да и дрейк вот-вот вырвется наружу. – Ты можешь бликнуть в соседний зал и принести стик? Себе и мне… Скел! Сзади!
Последние слова я проорала и зажмурилась, потому что оскаленная пасть неминуемо приближалась. Еще мгновение – и вцепится в шею Эйсхарда. Еще мгновение… Так, что происходит?
Я подглядела из-под опущенных ресниц, вдруг Лед уже лишился головы. Очень уж тихо стало. Но Эйсхард по-прежнему сидел на корточках, а за его спиной, буквально в шаге, клацал зубами скел и совершенно по-собачьи скреб по воздуху лапой блик.
– Э-э… – выдохнула я.
– Мой второй дар, – не поднимая головы, сказал Эйсхард. – Защитное поле.
– Ты оградитель? – ахнула я.
– Очень слабый. Выдвигаю экран максимум на полметра, но этого в данном случае вполне достаточно, да, Дейрон?
Он поднял лицо и хмыкнул: очень уж потешно, наверное, округлились мои глаза.
– Стик? – напомнила я.
Лед качнул головой.
– Не выйдет. В стены вплетены охранные заклятия, чтобы из подвалов не смогли сбежать такие твари, как блик или гаст. Но и я не смогу переместиться за пределы зала. Остается ждать.
Дрейк выбрался из клетки и присоединился к истекающим слюной тварям. Бестии встали ровным полукругом в шаге от нас, так близко, что я ощущала острый металлический запах их тел и смрад горячего дыхания. Меня затрясло.
– Им до нас не добраться, Дейрон! – Лед приподнялся и осторожно встряхнул меня за плечи. – Поняла? Сейчас я перевяжу укус, потом мы сядем и будем ждать мейстера Тугора.
Эйсхард оторвал рукав рубашки – похоже, у эфоров, приглядывающих за желторотиками, не одна рубашка бывает пущена в расход – и туго перехватил рану на моей ноге. Место укуса пекло немилосердно, а по телу разливался жар. Кураж боя схлынул, и меня охватила слабость. Я сползла по стеночке, но Лед не дал распластаться на полу, притянул к себе. Он сел, опершись о кирпичную стену, а я очутилась у него между ног, прижатая к груди. Очень, очень двусмысленная поза для эфора и его подчиненной. Я хоть и едва соображала от боли и страха, но забарахталась, пытаясь отодвинуться. Куда там! Лед только сильнее обхватил меня руками и прошипел на ухо: