– Эти дети все равно бы умерли, – ожесточенно прошептал Андрей, – даже если бы вы не скупили все эти лекарства, у них бы все равно не появились на них деньги. Все они умерли бы так же, как и я.

Руки Андрея предательски подогнулись, и он обессиленно завалился набок. Его трясло в конвульсиях, судороги пробирались все дальше, и у него уже не осталось сил им сопротивляться. Тело больше не было в его власти. Сдавшись, Андрей изнеможенно положил голову на холодную землю и прикрыл глаза. Боль, подобно штормящему океану, накрывала его волнами, но он не издал ни звука. Она больше не пугала его. Он ждал ее слишком долго, слишком давно и, будь на то его воля, сдался бы ей гораздо раньше. Все это время Андрей продолжал противиться смерти лишь из-за мамы и брата, а теперь в этом больше не было нужды. Он наконец-то был свободен, наконец-то мог умереть.

– Вы бы все равно не смогли спасти меня, – почти беззвучно прошептал он, чувствуя, как разум все больше заволакивает бесцветный туман. А в следующий момент его словно обдало огнем и в последний раз тряхнуло так сильно и резко, что сознание мгновенно прояснилось.

Нейк Брей отстранился, извлек тонкую иглу из его локтевого сгиба и небрежно отшвырнул опустевший шприц. Он тяжело дышал. Очевидно, он подоспел в самую последнюю минуту, когда Андрей уже успел на несколько секунд потерять связь с реальностью. И тут герцог вдруг склонился над ним и, больше не сдерживая ярости, схватил его за шиворот и приподнял над землей как куклу.

– Если вздумаешь еще хоть раз выкинуть подобное, я больше не попытаюсь тебе помешать. Но имей в виду, не успеет остыть твое тело, как твоя мать и твой брат тут же окажутся без гроша. Мне будет плевать, как и почему ты отправился на тот свет – по собственной воле или по воле случая. Я вышвырну их на улицу сразу, как ты умрешь, уж будь в этом уверен!

Это подействовало на Андрея сильнее, чем болевой шок приступа.

– Но вы обещали… – прохрипел он.

– Да, обещал. Но ты наплевал на это и решил меня надурить. Неужели ты и вправду думал, что, узнав о твоей выходке, я выполню наш уговор? Больше никакой сделки! Отныне я забочусь о твоих родных, лишь пока ты дышишь. Умрешь – и им конец. Рано или поздно Диспенсеры найдут и убьют твою мать и брата, если, конечно, до этого они сами не загнутся от голода и нищеты…

Нейк Брей выпустил лацканы его рубашки, и Андрей отшатнулся. Тело медленно приходило в норму, кровь пульсировала в жилах, а сердце по-прежнему в отчаянии и боли колотилось где-то в легких. Вряд ли Андрей был способен на еще большую ненависть и презрение, что испытывал в тот момент по отношению к Нейку Брею.

– Я больше не хочу так жить, – сказал он, глядя на свои истощенные, костлявые руки, обтянутые посеревшей кожей. Паутина синих вен на них и алеющий след от укола были чересчур яркими и слишком сильно бросались в глаза. Если бы Андрей мог, он бы разрыдался. Взвыл от ярости и собственного бессилия, но у него не осталось сил даже на это. – Я не хочу больше гадать, сколько дней мне осталось, сколько еще все это продлится. Врачи изначально говорили маме, что шансов мало. Даже при должном лечении выживают единицы, и я точно не в их числе. Я все равно умру. – Андрей нашел в себе силы посмотреть на Нейка Брея. – Так позвольте мне сделать это сейчас, пока не стало еще хуже. В конце концов, это моя жизнь и только мне решать, что с ней делать.

– Твоя жизнь?! – взревел Нейк. Его челюсть дрожала, и впервые Андрею казалось, что говорить ему стоило невероятных, титанических усилий. – Ты вправду считаешь, что это твоя жизнь? Не ты будешь оплакивать себя после смерти! Не ты – справляться с последствиями! Не твое сердце будет уничтожено, выжжено в прах, а тех, кого ты оставишь здесь! Не ты, а они будут страдать. Твоя мать будет дрожать над твоим телом, укладывая его в гроб! Твоя мать, ты слышишь?! И ты хочешь добровольно обречь ее на это?! Боги… Да ты хоть знаешь, хоть можешь себе представить, каково это – пережить смерть собственного ребенка?! – Резко втянув воздух, Нейк грубо провел ладонью по лицу. Его плечи сотрясались в беззвучных рыданиях. – Молю Десять, чтобы ты, мой мальчик, даже в мыслях никогда с этим не столкнулся. Молю Десять, чтобы ты никогда этого не узнал…

Андрей сидел, по-прежнему упираясь дрожащими руками в холодную землю, и не мог выдавить ни слова. Перед его глазами одна за другой пролетали десятки картин собственной кончины. Он вновь представлял маму, то, как ей сообщают о его смерти, то, как она прибывает к Нейку, чтобы забрать его тело. Он представил ее безжизненное, опухшее после нескольких бессонных ночей лицо и пустые глаза, в которых окончательно померк весь свет, вся неуемная любовь и жажда к жизни, благодаря которой Люсия держалась все эти годы даже после того, как их покинул отец. Андрей всегда боялся ее пустых глаз. Он видел, как в них тухла частичка света каждый раз, когда врачи рушили очередную надежду на его ремиссию.

Глядя на Нейка Брея, Андрей все равно видел свою мать. В боли, что сквозила в его бледно-голубых, полных слез глазах, в тяжелом дыхании, в том, как часто поднимались и вновь, словно под неподъемной тяжестью, сутулились его плечи. Он вспомнил, как Лея однажды упомянула, что пару лет назад Нейк Брей потерял свою единственную дочь.

– Наши жизни принадлежат не только нам, но и тем, кто нас любит, – словно в ответ на его мысли, сказал Нейк. – Тем, кто отдал нам часть своего сердца. И если мы не готовы бороться ради себя, мы обязаны делать это ради них. Ты прав, с твоим заболеванием выживают единицы, поэтому я предоставляю тебе исключительные условия, я даю тебе все шансы, которых лишены остальные!

Андрей молчал. Сотни раз, пытаясь заснуть по ночам, он до покраснения глаз изучал потолок и размышлял о том, что отняла у него болезнь. О том, что приобрел, он не задумывался никогда.

– Есть один юноша, – продолжил Нейк, – старше тебя примерно лет на пятнадцать. Зовут Рейнир Триведди. Ни о каких его тяжелых болезнях в прошлом мне не известно, но едва ли его детство было лучше твоего. Сейчас он тщательно это скрывает, но его семья родом из серой зоны. – Мужчина коротко оглянулся, словно желая убедиться, что Андрей действительно в состоянии его слушать. – Рейнир потерял родителей, едва ему исполнилось пять. Его определили в приют на одной из дальних планет в Калиотской системе, там он и вырос.

Андрея передернуло, Калиотская система, насколько ему было известно, никогда не слыла оплотом благополучия.

– Его так и не усыновили? – проявил слабый интерес Андрей.

– Нет. Но это не помешало ему найти новую семью.

– Какую?

– Науку, – отозвался Нейк. – Рейнир рано увлекся физикой, а потом космической геологией. В двенадцать лет он выиграл грант на обучение в одной из кристанских геологических школ, а в девятнадцать, сразу после совершеннолетия, возглавил геологическое подразделение Галисийской системы. За десять с небольшим лет он поднялся из побреса до элиты.

– Зачем вы мне это рассказываете? – ощетинился Андрей.

Глаза Нейка Брея опасно блеснули.

– Ты считаешь свою жизнь пыткой, но миллиарды людей по всему миру не могут и мечтать о возможностях и поддержке, что есть у тебя. Они, подобно Рейниру Триведди, выгрызают дорогу сами, вопреки обстоятельствам, одиночеству, нищете, сословным предрассудкам. Им не на кого полагаться, некому доверять. Если они умрут, об их родных никто не позаботится. И это в лучшем случае. В худшем – у них, подобно Рейниру, в этом мире нет никого, ни одной живой души. И тем не менее даже они находят, ради чего жить. И некоторые, самые сильные, добиваются невероятных успехов. Однажды таким, как Рейнир Триведди, будет принадлежать мир. Медленно, вопреки всему, они проскребут себе дорогу на вершину. – Нейк Брей выжидающе посмотрел на Андрея. – Тебе же я предлагаю трамплин, даю возможность войти в их число, не прилагая особых усилий.

Андрей поднял на герцога взгляд, полный невысказанной боли. Сам не осознавая почему, он уже ненавидел этого Рейнира Триведди.

– Я вырос в полеусе. В лиделиуме мне никогда не стать своим.

Прибрежный ветер, приносящий холодные соленые брызги, приятно обдувал его покрасневшее лицо. Лекарство облегчало боль, и алый румянец расползался по щекам, прогоняя последние следы недавнего приступа. Нейк Брей смотрел на Андрея без какого-либо выражения.

– Ты можешь все, что угодно, – без толики иронии сказал он, протянув руку и помогая ему встать. – До того, как оставить семью, ты заставил меня заключить с тобой сделку. Тебе было важно защитить родных, и ты нашел способ сделать это. Ты нашел способ заставить меня в тебя поверить. Если ты справился с этим, уверен, что со временем ты сможешь убедить сделать то же самое и лиделиум.

Когда Андрей вновь поднялся на ноги, Нейк Брей устало вздохнул, развернулся и медленно побрел в сторону резиденции.

До самого дома он больше не проронил ни слова.

Глава 4. Правда незнакомки напротив

Кристанская империя. Тальяс, четвертая планета Барлейской звездной системы, юрисдикция Хейзеров, 4866 год по ЕГС* (7091 год по земному летоисчислению)

Спустя 3 месяца после трагедии на Мельнисе

Привыкнуть к жизни на Тальясе оказалось проще, чем я предполагала, а все потому, что дружелюбие Мэкки Ломидзе не знало границ. Как успел мне между делом намекнуть Филипп, кураторство прибывших с Иранты повесили на нее без согласования, и потому новые обязанности она приняла с особенным воодушевлением. В день моего прибытия, сразу после обеда, Мэкки, как и обещала, показала мне базу и рассказала обо всем, что, по ее мнению, могло мне пригодиться. Это была самая короткая экскурсия в моей жизни.

– Ну, в столовой ты была, – бросала она почти на бегу, – там мы едим. Дальше по коридору четыре крытых тренировочных отсека, там мы тренируемся. – Это было очевидно. Так же как и то, что Мэкки, видимо, считала, что у меня проблемы с развитием. – Еще есть уличный полигон, его ты тоже уже видела, – продолжала она, – а вон там склад. Если заглянешь потом к ним, выдадут все необходимое – одежду, предметы гигиены и прочую бытовую мелочь. Возможно, даже пару мазей для твоего побитого личика.

Инструктаж Мэкки длился от силы двадцать минут. Между бесконечными залами, корпусами, бункерами и отделами она проносилась со скоростью света. В таком темпе, с трудом поспевая за ее шагом, больше напоминающим бег трусцой, я даже не успевала как следует оглядываться по сторонам. Я старалась не думать о том, как буду потом часами бродить по этим подземным лабиринтам в поисках нужных помещений. По крайней мере, это казалось мне меньшим из зол. Лучше покорно помалкивать и позже разобраться во всем самой, чем лишний раз спрашивать о чем-то Мэкки.

Когда мы опустились еще на несколько ярусов вниз и добрались до жилых отсеков, я уже даже не пыталась расслышать, что она говорила, – ее приглушенный голос окончательно потерялся в окружающем гуле. О том, что Мэкки ждет моего ответа, я поняла лишь когда она внезапно оглянулась и выжидающе приподняла брови.

– Ты что-то спросила?

Мэкки устало вздохнула, всем видом демонстрируя, каких сил ей стоило возиться с такой бестолочью, как я.

– Чем ты занималась на Иранте? Что ты… умеешь?

Завуалированная попытка узнать о моем образовании, чтобы понять, на что я могу быть годна.

– Я неплохо стреляю.

Мэкки посмотрела на меня с явным недоверием.

– А еще? Или на Иранте ты только и делала, что переводила патроны?

– У моего отца было небольшое собственное дело, связанное с поставкой оружия, – я предпочла пропустить ее колкость мимо ушей. – Он меня многому научил. В том числе и неплохо стрелять.