– Да куда ты пойдешь, горе мое! А ну-ка, давай! Обопрись на меня! Вот так! Шагай, если сможешь, потихоньку. Ага, молодец! Давай-давай! Тяжелый какой, Господи! Иваныч! Нельзя так сердце себе надрывать! С кого потом за тебя спросят? С меня! Скажут, что не проследила за тобой! Ты ж мой пациент, забыл? Вот и не подставляй меня! Не надо! Сейчас я тебе давление измерю и укольчик закачу, а то и парочку! И будешь ты у меня как свеженький огурчик, который только что с грядки! Шагай!

Ноги не слушались, но Люба была сильной. Почти волоком она затащила Владимира в свой двор, толкнула ногой калитку, прикрывая ее, и закричала:

– Илья! Помоги мне!

Дальше Владимир почти ничего не помнил. Очнулся он на диване в доме Любы. Что-то давило на грудь, не давая дышать свободно, и он решил было, что сердечный приступ его все-таки догнал. Но открыв глаза, слабо улыбнулся и успокоился.

Пушистая дымчатая кошка, лежа у него под боком, вылизывала одного из своих котят. Остальные копошились на груди Владимира.

– Мурка наша людей чувствует, как никто! Раз детей своих к тебе притащила, значит, хороший ты человек, Володя. Светлый. Другому бы не доверилась.

Люба отложила в сторонку тетради дочек, в которых проверяла домашнее задание, и захлопотала вокруг Владимира.

– Вот и ладно! Вот и хорошо! Почти огурчик! Пульс хороший уже, спокойный. Ты, Володя, больше меня так не пугай! Дороги развезло совсем, скорую не дождешься теперь. А ты чего удумал? Помирать? Рано тебе туда! Не все дела еще переделал.

– Какие у меня дела, Любушка? Зорька только да Полкан. Вот и все мои дела теперь.

– Корова у тебя знатная, что и говорить. За такой хороший уход нужен. А если ты болеть придумаешь, то куда ее?

Владимир только сейчас заметил, что в комнате задернуты плотные шторы на окнах и горит свет.

– Сколько времени-то, Любаша?

– Лежи! Поздно. Я домой тебя не отпущу сегодня. У нас переночуешь. И не волнуйся. Зорьку я встретила. В порядке она.

Люба выпрямилась, отложила в сторонку стетоскоп, мимоходом обняла мужа, подставив щеку, и пошла на кухню, а Илья присел рядом с Владимиром.

– Худо тебе?

– Есть такое. Сам не знаю, что со мной.

– Я знаю. Ленка.

– Не трави душу, Илья, – Владимир отвернулся и тут же наткнулся на внимательный взгляд зеленых кошачьих глаз.

– Вон, даже Мурка, и та тебя чувствует, – Илья усмехнулся и, протянув руку, почесал кошку за ухом. – Животина, а понимает, что человеку одному плохо. Вишь, всех своих котят тебе приволокла, чтобы успокоить. Сначала бросила их в корзинке и пришла. Долго сидела возле дивана, пока Любаша пыталась тебя в чувства привести. А как Люба сказала, что ты спишь, Мурка вернулась к котятам и принялась их сюда таскать. Пока всех тебе на грудь не сложила – не успокоилась. Животные, Вовка, умнее нас. Они не головой думают, а сердцем, инстинктами. Нам бы так тоже не помешало иногда. Ты вот замкнулся, все в себе носишь, а много ли вынести сможешь? Насколько тебя хватит? Я понимаю, ты мужик умный, дельный, за свое сам ответишь и ни у кого совета не спросишь. Живешь как можешь. Да только вижу я, как та Мурка, что плохо тебе.

– А что тебе, Илья, до моих проблем? Своих мало?

– Хватает! – Илья чуть усмехнулся и разгладил усы. – Только, когда мне помощь нужна была, ты у меня разрешения не спрашивал. Так? Просто пришел и помог. А долг, Вова, платежом красен. Если я могу что-то для тебя сделать, то дай мне попробовать. Сам понимаешь, мне это надо больше, чем тебе.

– Да чем тут поможешь, Илья?

– Бабка моя, Царствие ей Небесное, говорила, что иногда беду просто вылить надо. Есть кому – хорошо. Нет – ямку выкопай и туда покричи. Не держи в себе! Вредно это. Сожжет тебя изнутри тоска и пепла не оставит. Ты столько лет в себе все носишь. Не дело. Я раньше не спрашивал, да и не виделись мы долго, пока ты на заимке жил. Но сегодня посмотрел, как Любушка тебя пытается в чувство привести, и понял, что нечего тянуть больше. Бирюк – бирюком, а только мы не волки, Володя. Люди мы. И вести должны себя по-другому. Стая – не стая, а человеку одному несподручно жить. Мы с тобой столько лет друг друга знаем! С тех самых пор, как ты с родителями сюда приехал. В каком классе ты к нам в школу пришел? В шестом?

– В седьмом…

– Это ж если посчитать… Страшно подумать! Мы уже седые, Володя, а все друг от друга таимся. Вроде все вместе, все рядом, а как беда к тебе пришла, сели по углам и ни гу-гу. Прости меня! Я тут тоже виноват. Давно надо было с тобой поговорить. Не по-людски это… Не серчай на меня! Если скажешь, чтобы катился теперь – я пойму. А нет – выслушаю и, если чем помочь смогу, так с радостью это сделаю. И ты меня знаешь, Вова. Я не трепло.

– Знаю… – Владимир протянул руку, осторожно погладил крошечных котят, копошившихся у него на груди, и заговорил. – Что мне тебе рассказать, Илья? Стыдно об этом. Как мужику мне стыдно. Такое из избы на люди не выносят. Ты знаешь, как я Лену любил. На твоих глазах все было. Как еще в школе за ней бегал. Как из армии к ней летел. Ведь ждала… Рядом с нами в ЗАГСе стоял. Все знаешь.

– Знаю. Не знаю только, какая кошка, да простит меня Мурка, между вами пробежала. Никто не понял. Только жили вместе, все хорошо было и вдруг – бац! Лена в город подалась, а ты на заимку уехал. Ни с того ни с сего. Я помню, как мать твоя корову вашу продавала. Помню, как плакала, а объяснить ничего не могла.

– Не знала она ничего. Я сказал, что Лену разлюбил и жить с ней больше не буду. Они с отцом меня тогда чуть не прокляли…

– Володя, не бывает ничего без причины. Что случилось между вами? Почему Лена уехала? Я же тебя знаю. И вижу. Как любил ты ее, так и любишь до сих пор.

Владимир отвернулся, не ответив. Слезы просились, но глаза были сухими. Он все уже выплакал, когда метался по лесу, словно дикий зверь. Кричал, зовя ее снова и снова, а потом падал на стылую землю и плакал как ребенок. И простить не мог, и как жить без нее – не представлял.

– Я другой причины не вижу для того, чтобы ты от нее так отказался, но ни в жизнь не поверю, что она от тебя гуляла. Не про Ленку это.

Владимир судорожно вздохнул, и на Илью глянули черные шаманские глаза рода Будаевых.

– Я их видел. Сам. Если бы кто-то сказал – не поверил бы…

Илья охнул и покачал головой.

– Не верю! Расскажи мне все, как было! Нечисто здесь что-то.

– Все нечисто, Илья. Все. От начала и до конца. Она врала мне. Говорила, что только меня любит, а сама… Я из-за нее не только без жены, а вообще без семьи остался. Родители меня не поняли, а остальная родня отвернулась. Ты знаешь, у нас силу в роду уважают. А что это за мужчина, если жена у него другого предпочла? Где у него сила? Нет ее… И меня теперь нет…

– Ты погоди пока об этом. Не сепети. Тут разобраться надо.

– А что тут разбираться? Помнишь, я по делам как-то в город уехал надолго? Почти два месяца меня не было. Мы тогда думали ферму ставить здесь. Кумыс хотели делать. Даже с санаторием местным договорились, что они у нас его покупать будут. Все ладилось. Лена первая была, кто эту идею поддержал. Она про лошадей все знает. Отца ее помнишь? Первый знаток был! Вот и она не по верхам нахваталась, а до донышка дошла в этом деле. Да что я тебе рассказываю, ты и сам все знаешь! Она меня тогда и уговорила в город ехать, чтобы с нужными людьми встретиться, контакты наладить. А я и повелся… Поехал… А она тут…

– Ничего такого не знаю. Да и для тебя не секрет, что у нас шила в мешке не утаишь. Ежели кто чего – тут же весь поселок в курсе. А про то никакого разговора не было. Не замечали за ней. Я, конечно, не баба, чтобы сплетни собирать, но всяко узнал бы что-то. Любушка бы сказала или еще кто.

– Не знали ничего, потому как все это у нас в доме и случилось. Кто ж такое за порог выносит? – Владимир прикрыл глаза и вздохнул. – Прости, Илья, сложно мне об этом. Столько лет я молчал, никому не говорил. Прав ты… Нельзя такое в себе носить. Если раньше камушек был, то сейчас целая гора внутри выросла. Заполнила все собой и дышать не дает мне.

Илья, поперхнувшись от удивления, просипел:

– Да с кем ей было-то? Неужто…

– С Олегом. С братом моим двоюродным спуталась. Он с матерью тогда как раз в поселок приехал, обустраиваться думал здесь. Полгода они у родителей моих жили вместе с нами. Ты же помнишь, мы с Леной тогда дом ставить заканчивали, всего ничего оставалось. Думали, ферму наладим, новоселье сыграем и будем о ребенке думать. Лена очень хотела детей. Мы и пытались, но что-то не получалось поначалу, а потом решили не спешить. Как Бог даст… Дал… Только не мне…

– Видел я ее пацаненка… Хороший такой, – Илья хлопнул себя по шее и покачал головой. – Нет, все равно не верю я, что она так поступить могла!

– Да какие тут сомнения могут быть, если я сам, своими глазами все видел?! – Владимир дернулся, попытавшись сесть, но Мурка рявкнула вдруг на него так громко, словно у нее, только что мирно мурлыкавшей, проснулись гены древних предков. Прижав Владимира лапой, она запустила когти в одеяло и ухватила зубами за загривок скатившегося к ней котенка. – Прости меня, киса! Не хотел я…

Мужчина сгреб котят в кучку и прикрыл широкими ладонями.

– Вон что природа делает, Илья… Мать своих детей завсегда защищать будет. Даже если они еще на свет не появились. Я знал, как Лена детей хотела, а к врачу идти отказывался. Не верил, что во мне проблема может быть. А она, видишь, как решила… Раз не я, значит, другой…

– Ты себе не придумывай чего не надо! Прям все по полочкам уже и разложил!

– У меня на это времени много было…

– Да дурное-то дело не хитрое. А вот не от своего ли дитя ты по лесам хоронился, Владимир Иванович? Больно подозрительно это все!

– Ты говори, да не заговаривайся! – Владимир поднял было голос, но из кухни выглянула обеспокоенная Люба, и он снова стих. – Я считать-то тоже умею. Пусть и не шибко, а два и два сложить всяко смог бы. Не сходится.

– Что не сходится?

– Тетка моя, мать Олега, приезжала на заимку, когда Люба родила. Все мне популярно объяснила.

– Доказательство нашел! Ты мне лучше скажи, что ты видел, когда из города вернулся? Так ли все очевидно там?

– Они в обнимку стояли на кухне. Олег целовал ее! Понимаешь? А она не возражала! – голос Владимира сорвался, и Илья тревожно оглянулся на Любу, которая снова появилась в дверях.

– Ничего! Я сейчас еще укол тебе сделаю, Володя, и ты поспишь, успокоишься. Все остальное потом. Отдохнуть тебе надо!

Владимир кивнул, даже не пытаясь уже прятать слезы, и вскоре после укола забылся тяжелым сном.

А Илья поманил за собой жену, вышел в другую комнату и спросил:

– Все слышала?

– Все.

– И что думаешь?

– Думаю, что пойду-ка я прогуляюсь, Илюша. Пора эту историю из тайной превратить во что-то более удобоваримое. Не дело это, когда два человека вот так маются. Я Лену вчера видела. От нее даже половины не осталось. Видно, что болеет. Точит ее что-то. И я не уверена, что это вина какая-то. Коли виновата бы была, так глаза бы прятала. А она смотрит прямо и ничего не боится. Неспроста это. Пойду!

– Куда?

– Сначала к тетке Вовкиной. Есть у меня к ней разговор серьезный. А потом к Лене забегу. Поздно уже, да только тянуть уже больше нечего. Сердце у Володи нехорошее. Не нравится оно мне. Совсем себя загнал, бедный!

Люба накинула куртку и ушла, а Илья уселся на ступеньки, закурил и задумался.