Вот и сейчас, глядя на кота, сидевшего на заборе, Катя словно услышала голос матери:

– Не просто так пришел. Кошки они такие… Кошки… Себе на уме.

Катя сбежала по ступенькам, подошла вплотную к забору и потянулась к коту:

– Что ты хочешь от меня?

Кот не ответил. Подался в сторону от руки девушки, не давая коснуться себя, но не ушел. Глянул внимательно, спрыгнул на землю и затрусил к калитке, то и дело оглядываясь на Катю и проверяя, идет ли она за ним.

Та призыв кота оценила правильно.

– С тобой? Ладно. Пойдем. Только ненадолго, а то я на работу опоздаю!

Идти пришлось совсем недалеко. Кот добежал до ворот дома, который был знаком Кате слишком хорошо, и остановился, тронув лапой калитку.

Катерина же застыла посреди улицы и совсем как в детстве замотала головой, отказываясь понимать, что же происходит.

Эти ворота, выкрашенные зеленой краской… Эта калитка со странной кованой ручкой, которую нужно было повернуть особым образом, чтобы открыть ее… Сколько раз Катя прибегала сюда, зная, что ничего эта беготня ей не даст… Как мечтала она войти через эту калитку хозяйкой дома… И все напрасно…

Воспоминания нахлынули, затопив сердце, казалось, изжитой уже болью, и Катя сердито шмыгнула носом, пытаясь не дать эмоциями разгуляться.

Было! И прошло! Нечего!

Она уже не та шестнадцатилетняя девчонка, что провожала первую свою любовь, закусив губу и пытаясь не разреветься «на людях». Именно здесь, у этой самой калитки стояла она с подружками, когда Сергей подхватил на руки свою жену, Наталью, чтобы перешагнуть порог и объявить всему поселку, что именно она, а вовсе не Катя, любимая его…

А ведь Катя так мечтала, что когда-нибудь испуганно и счастливо охнет, обняв Сергея за шею, когда он поднимет ее над землей и шепнет, не обращая внимания на тех, кто рядом:

– Моя…

Не случилось…

Сергея Катя знала столько, сколько себя помнила. Их родители дружили, да и между детьми, несмотря на разницу в возрасте, отношения были самые теплые. Сергей заменил Кате брата поначалу, а позже она поняла, что этот невысокий, коренастый парень значит для нее куда больше, чем представляли взрослые вокруг. Врать Катерина никогда не умела, но свои чувства к Сергею как-то умудрилась не выдать ни словом, ни взглядом. Только мать Кати, повнимательнее присмотревшись к дочери, вздохнула украдкой, но в душу лезть не стала, ожидая, пока дочь сама все расскажет.

А Катя молчала… Таилась, боялась даже смотреть на того, с кем еще вчера запросто смеялась, наперегонки переплывая речку.

Сергей о ее чувствах если и догадывался, то тоже молчал. Дергал за косичку, как раньше, приветствуя по утрам в школе, но больше никаких знаков внимания не оказывал. Да и зачем? У него тогда уже была Наталья…

Чистенькая, чуть чванливая девчонка пришла в его класс в шестом. Брезгливо тронула пальчиком лежавшую на парте потрепанную сумку, в которой он таскал в школу учебники.

– Убери, пожалуйста!

Аккуратно расправила подол тщательно отглаженного платья и села рядом, стрельнув зеленой искоркой из-под опущенных ресниц.

– Если ты не против…

«Пропал» Сергей сразу и бесповоротно. Кроме Наташи своей и видеть никого больше не желал. А уж тем более какую-то соседскую малявку.

А малявка эта росла. Вздыхала украдкой и все-таки мечтала, что Сергей «одумается».

Не дождалась…

Наташа проводила Сергея в армию, а, как только он вернулся, съездила в город и купила свадебное платье. Несла его по поселку гордо, милостиво улыбаясь тем, кто восхищенно ахал, глядя на красивый чехол с вензелем.

– Наталка, никак, свадьбу играть будете?

– А как же? Зря ждала, что ли?!

Именно Наташа первой поняла, что творится на душе у Кати, когда встретила ее в тот день на улице.

– Что смотришь, Скворцова?! На чужой каравай…

Договорить Наталья не успела. Катя развернулась, не обращая внимания на недоуменные взгляды подруг, и кинулась по улице к своему дому. Нервы все-таки сдали…

Как же жалела она потом, что дала понять Наталье, какие ураганы бушуют у нее на сердце… Да только было уже поздно.

Наташа деликатностью не отличалась. И Кате досталось «по полной программе». Скоро уже весь поселок гудел, обсуждая, как «молодая Скворчиха» на чужого жениха зарится.

Катя почти перестала выходить из дома, умоляя мать отправить ее в город, к тетке, но та наотрез отказалась это делать.

– Катя! Никогда в нашей семье трусов не было! И отец не понял бы тебя! Рано он оставил нас, конечно… Не хватает его слова сейчас… Да и будь он жив, никто бы на тебя косо не глянул…

– Мне стыдно, мам! Как ты не понимаешь?!

– А чего тебе стыдиться, дочка? Что такого плохого ты сделала? Полюбила?! Так сердцу не прикажешь! Молодая ты еще. Много не понимаешь. Но за любовь стыдно быть тебе не должно! За что угодно – но не за нее! К тому же ты никогда Сергею повода не давала, чтобы думать о тебе плохо. Чиста ты, девочка моя! И никто тебя марать в грязи не посмеет!

– Мам, неужели ты не видишь?! Уже посмели!

– Глупости, доченька! Поболтают и перестанут! Люди они такие… Любят посудачить. Язык-то без костей. Найдется другая тема для разговора, и забудут о твоей беде, будто и не было ее. Уж ты мне поверь! Я знаю! А вот если ты прятаться по углам будешь, то разговоры эти долго еще не утихнут! Соберись! Нос выше! Сарафан новый, что я тебе из города привезла, надень, и вперед! Пусть любуются на такую красоту!

– Не могу, мам…

– Можешь! – в голосе матери было столько металла и злости, что Катя невольно подчинилась.

Подруги поддержали ее, и Катя, стоя у соседской калитки в разгар веселой свадьбы, не опустила глаз, наткнувшись на насмешливый взгляд Натальи, которая усмехнулась ей прямо в лицо и прильнула к губам Сергея, давая понять, чья взяла.

Соседи, внимательно наблюдавшие за этой сценой, удивленно переглянулись, и шепотки, еще вчера ходившие по поселку, утихли. Если глаз не прячет Катерина – значит и вины на ней нет. И все пустое… Подумаешь, влюбилась девчонка! Да с кем не бывает! Да и влюбилась ли? А может это Наташка себе цену набивает, вот и оговорила почем зря малую? Какая любовь в шестнадцать-то? Молода еще Катерина и говорить тут не о чем!

Катя вынуждена была признать, что мать оказалась права. И тем больше было ее удивление, когда, спустя пару недель после выпускного, мать собрала ее вещи и объявила, что Катя едет в город.

– Почему, мама? Ты же против была?!

– Потому! Учиться тебе надо! – устало отрезала мать и Кате осталось только подчиниться ее решению.

Вернулась она в поселок не скоро. Окончила университет, работала в городе, досматривая тетку. Мама приезжала по выходным, но про жизнь в поселке рассказывала мало, не желая тревожить дочь.

Ушла из жизни тетя, благословив напоследок племянницу, заменившую ей дочь, и Катя засобиралась домой. Мама болела, и Катерина решила, что в городе ей больше делать нечего.

Поселок встретил ее, чуть помусолил причины возвращения, но притих почти мгновенно, найдя себе другую тему для пересудов.

А посудачить было о чем. Наталья, бросив двоих детей, сгинула, словно ее и не было. А Сергей, оставив малышей своей матери, уехал на заработки.

Что случилось между ними, в поселке никто так и не понял. Слухи ходили разные. Главным в них было то, что дети у Натальи с Сергеем получились почему-то совершенно разными. Сын старший, Иван, пошел в отца. Такой же смуглявый, коренастый, деятельный мужичок, деловито топавший рядом с бабушкой «по делам» и вежливо здоровающийся с соседями. А девочка… Дочь Натальи была на Сергея совершенно не похожа. Она вообще была не в «Васильковую» породу. Синеглазая, белокожая, она была похожа на ангелочка, но даже ее красота не смягчила сердца родни Сергея.

Васильевы, которых весь поселок звал «Васильками», девочку дружно не приняли.

– Не наша! – объявили Сергею тетки и заставили его мать принародно отказаться от внучки.

– Записали на него, а отец он там или нет – кто ж знает?!

Сергей с таким предательством родни не смирился. Одно дело, когда дома, за семейным столом такое скажут, а другое – при всех! Зачем это? И ладно бы ему, а дитю, которое еще и света белого-то толком не видело, – к чему?

Маленькая Аленка тихо посапывала в своей коляске, даже не подозревая о том, какие страсти кипят вокруг ее рождения.

Вскоре после ее рождения семейная жизнь Сергея и Натальи окончательно разладилась, и маленький, возмущенно пищащий сверток был передан бабушке. Мать Сергея заботиться о девочке не отказывалась, но любить – не любила, всячески отличая ее от брата.

– Ванечка, хороший мой! Отойди от коляски! Кричит? Ничего! Покричит и успокоится!

Кричать Аленка отучилась довольно быстро. Зачем горло драть, если все равно никто не придет? А если и придет… Бабушкину узкую твердую, безжалостную ладонь Аленка узнала слишком рано…

Единственным, кто жалел девочку, кроме отца, был, как это ни странно, ее брат, Ваня. Как ни старалась бабушка «отвадить» его от сестры, мальчишка слушать ее отказывался.

– Не тронь! Аленка – моя! – закрывал собой коляску Иван, понимая, что за испачканные пеленки Аленке опять влетит. – Я папе скажу!

На его угрозы бабушка плевать хотела, но вид рассерженного мальчишки действовал на нее отрезвляюще. Она принималась ворчать, но Алена бывала вымыта, накормлена, а сухая ладонь бабки проходила по темным кудрям внука:

– Жалостливый… Хорошо это или нет… Не знаю…

Именно Ваня притащил в дом полудохлого котенка со слезящимися, закисшими глазами и заставил бабушку выходить его.

– Да на что он тебе сдался, родный мой?

– Он – живой! – Ваня, отметя любые возражения, требовал, чтобы кота спасли.

Конечно, он и предположить не мог, что этот серый, едва дышащий комок станет ангелом-хранителем для него и Алёнки.

Комок вырос и теперь сидел у калитки своего дома, глядя на Катю требовательно и, казалось, сердито.

– Не пойду я туда! Слышишь? Нечего мне там делать!

Кота ее возмущение нисколько не тронуло. Он снова царапнул калитку и, открыв рот, мяукнул вдруг таким густым басом, что Катя вздрогнула.

– Ничего себе голосок! Не ругайся! Иду я…

Катя повернула ручку и открыла калитку…

Она не была здесь давно. Двор изменился, и она не сразу сообразила, куда делась старая беседка, где они сиживали по вечерам с ребятами. Куда-то делись и цветники, которые мать Сергея считала лучшими в поселке. С тех пор как она отдала этот дом «молодым», перебравшись жить к своей свекрови, которой требовался уход, цветы здесь больше никто не сажал. Наталья в земле возиться не любила, а потому просто вызвала бригаду и «закатала» двор в асфальт, чтобы не возиться.

Катя знала, что Сергей здесь больше не живет. Он давно перебрался к матери вместе с детьми. Работал вахтами, оставив заботу о детях на бабушку и мать. И потому Катя очень удивилась, когда за углом летней кухни мелькнуло яркое желтое пятно, и топоток детских ножек оповестил о том, что во дворе она не одна.

– Эй! Хозяева! Есть кто дома? – она сделала шаг, потом другой и наткнулась на внимательный взгляд темных, как у Сергея, глаз.

Ваня разглядывал ее внимательно и почти не стесняясь.

– А ты кто?

– Я? Катя.

– А зачем ты пришла?

– Меня кот позвал.

– Васька?

– Наверное. Я не знаю, как его зовут. Большой такой, серый. Ваш?

– Наш! Вася. Василек. Только зря он тебя привел.

– Почему?

– Потому, что никто не должен знать, что мы здесь.

– Вот как? Почему?

Ваня ответил не сразу. Долго смотрел в глаза Кате, а потом развернулся и куда-то ушел. Катя растерянно посмотрела ему вслед и повернулась к коту.

– Куда это он?

Ответ ждать себя не заставил. Ваня вернулся, таща за руку упирающуюся маленькую девочку в замызганном желтом платьице.

– Вот!