Красные полосы на щечке ребенка сказали Кате если не обо всем, то о многом.

– Кто тебя так? – она присела на корточки и потянулась к ребенку.

Алёнка испуганно вздрогнула и отпрянула от девушки.

– Что ты?! Что ты, маленькая?! Я не обижу…

Катя, не зная, что делать, замерла, боясь напугать ребенка еще больше, но тут на помощь ей пришел кот.

Пушистый хвост прошелся по детским коленкам, и Василек завился вокруг девочки, громко урча и не давая сделать еще один шаг назад.

Маленькие пальчики зарылись в кошачью шерсть, и Алёнка все-таки подняла глаза на незнакомую ей женщину.

Катя, увидев синеву, плескавшуюся в этом бездонье, больше не думала.

Она встала на колени, протянула руки к детям и обняла разом обоих, прижимая к себе так крепко, как только могла.

– Мои вы хорошие… Да за что же!

Ответ ей был и не нужен. Алёнка дернулась было, пытаясь вырваться, но, глядя на брата, который, совершенно не стесняясь, обнял незнакомку за шею, передумала и робко прижалась к Кате, ловя новые для себя ощущения.

Ее никогда и никто не обнимал вот так. Даже отец. И это ощущение, такое странное, непривычное и волнующее, ей неожиданно понравилось. Катины руки не были похожи на те, твердые и сухие, от которых приходила боль. Напротив, они были теплыми и мягкими, а еще очень… добрыми… Ласкали спутанные кудряшки и легонько касались болевшей щеки, даря что-то такое, от чего хотелось плакать…

Кот, сидя чуть в стороне, наблюдал за всей этой картиной внимательно и настороженно, словно гадая, не ошибся ли с выбором.

Успокоился он не скоро. Прошло немало времени, прежде чем он освоился в новом доме и привык считать Катю своей хозяйкой.

Он прекрасно помнил, какой скандал закатила бабушка Вани и Алёнки, когда нашла детей к вечеру того дня у Кати. Ваня сходил домой и объявил бабушке, что уходит, но не сказал куда. А она решила, что это детская блажь, и не стала искать его сразу, забеспокоившись только к вечеру. Обегав поселок, она догадалась-таки заглянуть во двор к Кате и увидела, как плещется в тазу Алёнка, а Ваня, уже выкупанный и сонный, сидит, завернутый в большой плед на веранде в обнимку с котом, и ждет, когда Катя разрежет только испеченный пирог.

– Это что ж такое делается, а?!

Крик бабушки заставил Алёну испуганно вскрикнуть, и она разревелась, пытаясь подняться на ножки и снова бежать куда глаза глядят.

Но дно таза было скользким, а из-за слез она почти ничего не видела, и потому выбраться сразу у нее не получилось. И, когда Катины руки подхватили ее, успокаивая и даря надежду на то, что больше никто не посмеет сделать ей больно, девочка уже не сомневалась. Она прильнула к Катерине, обнимая ее так крепко, как только могла.

– Тише, маленькая, тише! Никто тебя больше не обидит!

А потом кот удивленно смотрел, как эта хрупкая девушка костерит на чем свет стоит старшую хозяйку. Нет, ругалась она совершенно другими словами. Не такими острыми и колючими, какие привык слышать кот в старом доме, но впервые Василёк увидел, как седая голова, обычно гордо поднятая, опустилась. И Ване, который проснулся и встал перед Катей сразу, как только бабушка вошла во двор, впервые не пришлось заступаться за сестру. Кто-то сделал это за него…

И пусть далеко не сразу, но старая и новая хозяйка смогли договориться. И Алёнка перестала плакать по ночам, будя кота, спящего рядом. Теперь ему не нужно было успокаивать девочку, ведь появилась та, что делала это куда лучше.

И пусть мечта Кати станет реальностью далеко не сразу. И пройдет не один год, прежде, чем знакомая калитка распахнется и Сергей возьмет за руку свою новую жену, чтобы ввести ее в свой дом. И мечта эта будет уже совсем другой, ведь место Сергея в ней будет уже не первым и даже не вторым…

Какая разница?

Главное ведь то, что люди должны быть счастливыми. Ведь тогда рядом будут счастливы те, кого это счастье, выпестованное, долгожданное, полное, коснется. И неважно, будет ли это маленькая девчонка с синими, как васильки, глазами или кот, сидящий у нее на руках и выводящий свою песню для той, что достойна любви и счастья больше, чем любая из живущих на этой земле. Ведь имя ей – мама…

И пусть родной она будет только карапузу, спящему в коляске у заново разбитого цветника во дворе дома Сергея. Какая разница? Главное ведь то, что этим именем будут называть ее еще двое и отнять это право у них никто и никогда не посмеет.

Веник

Лидия Васильевна Круглова купила новый веник.

Хороший такой, большой, с удобной ручкой. Мечта, да и только!

Скажете, то еще событие? Ну, веник! Ну, купила! Подумаешь!

А вот для Лидии Васильевны это было еще какое событие! И дело было вовсе не в том, что новый веник ей нужен был в хозяйстве уже давно, так как старый совсем истрепался. О, нет! Повод для покупки был самым, что ни на есть, особенным.

Лидия Васильевна Круглова готовилась полностью изменить свою жизнь.

Да-да! Вот так глобально. В пятьдесят с хвостиком. Взять и придумать себе новую жизнь! Потому, что жить по-старому стало совершенно невыносимо…

Лидия Васильевна маршировала от рынка к своему дому, помахивая веником и слегка пугая прохожих своим чуть диковатым взором, который мнился ей сейчас орлиным и грозным, и пыталась понять, как она докатилась до жизни такой распрекрасной.

Ответ был прост и понятен, но принять его Лидия Васильевна не могла. А скорее не хотела. Потому, что формулировать умела как никто и отлично понимала, что единственно верным ответом в данной ситуации будет – а сама ты, Лида, виновата! Просилось, конечно, словечко покрепче, но Лидия Васильевна женщиной была культурной, работала завучем в школе и блюла себя всегда. Даже тогда, когда очень хотелось отринуть все маменькины установки, заложенные в далеком детстве, и вспомнить папенькино емкое: «Чтоб тебя! Раскудрить твою черешню!»

Что за черешня и что с ней надо такое сделать, Лидочка поняла годам к шести. Да и то не сама. Мальчишки во дворе объяснили. Это был единственный раз, когда мама отпустила Лидочку погулять во двор одну. Больше она подобной ошибки не повторяла. Словарный запас Лидочки в тот день обогатился множеством идиом и интересных выражений, так как она решила последовать совету бабушки, которая считала, что в любом деле нужно разбираться досконально или не разбираться вообще. На вопрос мамы, чем она занималась во дворе, Лидочка продемонстрировала всю свою осведомленность, чем довела родительницу до сердечного приступа, а отца – до истерики. Он хохотал так, что мама Лидочки решила повременить с угрозами отбыть на тот свет сию минуту и принялась распекать мужа за неуместную, по ее мнению, реакцию на выходки единственной дочери.

Лидочку отшлепали, поставили в угол и лишили сладкого. Так она усвоила, что крепкие выражения не самый лучший способ выражать свои эмоции, но все, чему ее учили мальчишки во дворе, зарубила на своем прекрасном, усыпанном веснушками, курносом носу. Вдруг пригодится?!

Пригодилось. Почти полвека спустя. И сейчас Лидочка, отбросив излишнюю щепетильность, помянула маму всуе и принялась вспоминать все то, чему научили ее в детстве уличные мальчишки.

Помогло. Правда, не слишком. Но все-таки стало чуть легче. И Лидия Васильевна воспаряла духом. Если такая мелочь помогает, то ее радикальный план уж точно сработает. Хотя, положа руку на сердце, план был вовсе даже и не ее, а Галкин. И если бы маменька Лидочки узнала, что дочь перестала «думать своей головой», а снова слушает свою подружку, возмущению ее не было бы предела.

Галку Лидочкина мама не любила. А, точнее, терпеть не могла с самого первого дня знакомства.

В тот достопамятный осенний погожий денек она привела нарядную Лидочку первый раз в первый класс. Тугие косички Лиды были заплетены мамой так старательно, что моргать девочка могла через раз, а поворачивать голову ей и вовсе было больно. Она так и стояла на линейке, вытаращив глазенки и гадая, не взлетит ли над землей, если вдруг ветер дунет посильнее, и не превратятся ли ее огромные банты в подобие воздушного шара. О воздухоплавании Лидочка знала многое, так как папа ее не просто этим увлекался, но и старательно приучал к своим интересам дочь.

Первоклашки, которые толпились рядом с нею, были примерно в таком же положении и, млея под солнцем, постанывали тихонько, ожидая конца линейки, и старались не уронить врученные родителями букеты.

И только одна девочка глазела на происходящее с интересом. Ее волосы были коротко острижены, а потому не мешали, да и букета у нее тоже не было почему-то. Она вертелась, как юркая обезьянка, умудряясь за мгновение глянуть на учительницу, на директора, который говорил длинную приветственную речь, на одноклассников и на Лидочку, которая застыла рядом, мечтая лишь об одном – чтобы все это безобразие поскорее закончилось.

– Ты чего такая? – девчонка все-таки не выдержала и легонько дернула Лидочку за косичку.

Сделала она это очень даже зря!

Лидочка взвыла боли и, сама не особо понимая, что творит, вдруг развернулась к нарушительнице спокойствия и изо всех сил врезала ей своим пышным букетом. А потом еще раз. И еще…

Лидочкина мама ахнула где-то далеко и очень громко, а учительница, оторопев на мгновение от изумления, тут же спохватилась и кинулась разнимать первоклашек, которые решили, что если кому-то можно так, то и им тоже не помешает, и принялись лупить друг друга цветами, так заразительно хохоча, что даже директор не смог сдержать улыбку.

Порядок, пусть и не сразу, но был восстановлен. Несколько потрепанный первый «А» завели в класс, а родители принялись оживленно обсуждать странное происшествие.

Девчонка же, из-за которой все это случилось, на Лидочку, удивительное дело, нисколько не обиделась. Выслушала ее объяснения после того, как все закончилось, и рассмеялась:

– А ты попробуй так, как я.

– А что ты сделала?

– Стащила у мамы ножницы и остригла волосы. Она тоже любила мне косички заплетать. Теперь немножко ругается, конечно, но уже не слишком сильно. Попробуй!

Лидочка задумалась. То, что предлагала девчонка, было немыслимо! Но терпеть каждый день то, что ей пришлось испытать сегодня, тоже не вариант. Поэтому Лида просто кивнула в ответ и вечером того же дня сделала то, о чем говорила новая подружка.

Крику было!

Мама Лидочки, которая порой весьма сурово отчитывала мужа за неуместно-громкие беседы или повышение голоса на полтона, орала так, что Лида вынуждена была закрыть уши ладошками. Успокоилась мама лишь после того, как папа Лиды вернулся с работы.

– Ух! Ничего себе! Сурово! – осторожно коснулся он коротких, торчащих во все стороны волос дочери.

– Ты издеваешься?! – взвилась было снова мама Лидочки, но ее тут же осадили.

– Угомонись! Ребенка испугаешь! Парикмахерская тебе в помощь. Пусть приведут голову Лиды в порядок.

Короткая модная стрижка дочери, которая удивительным образом ей шла, немного примирила мать Лиды с реальностью.

Так Лида поняла, что иногда не нужно просить и умолять, чтобы сделать что-то такое, от чего станет легче. Нужно просто принять «суровые» меры. Пусть даже и в ущерб своему спокойствию на какое-то время. Буря пройдет – результат останется.

Девчонку, которая стала виновницей всех этих событий, звали Галиной. И она с самого первого дня знакомства и на долгие годы стала для Лиды ближайшей подругой и наперсницей. А для мамы Лидочки – головной болью.

– Лида, мне не нравится твоя новая подружка.

– Мамочка, но ведь главное, чтобы она нравилась мне? Или нет?

Возразить дочери мама Лидочки не могла. Она твердила, что Лида должна взрослеть и принимать собственные решения обдуманно и взвешенно, приводя правильные аргументы. И ей пришлось смириться с тем, что Лидочка настояла на своем праве иметь такую подругу, пусть и стоило это не малых затрат нервной системы для родителей обеих девчонок.