У отца на коленях стояли две миски, в одной салат из огурцов и помидоров, в другом фруктовая нарезка. Дым снова удивился: овощи и фрукты так сразу не раздобудешь, да и стоят дорого. Из своего универсама отец никогда ничего не приносил, все покупал на самом дешевом рынке. Но сейчас он деревянной ложкой загребал поочередно то в одной миске, то в другой, подносил ко рту матери. Она хохотала, мотала головой и накрепко сжимала губы. Тыкала подбородком в отца, мол, ешь сам.

– Мам, ты чего это, заболела? – спросил Дым с порога комнаты. Когда понял, что может простоять тут незамеченными еще час. Отец оживился и поманил его пальцем, а мама сказала торопливым шепотом:

– Сереж, только не говори ему пока. Давай дождемся…

– Что не говорить? Почему не говорить? Что вы от меня скрываете?! – заорал перепуганный Димка, в один прыжок оказался у дивана.

Мама закатила глаза, а отец сказал весело:

– А чего нам нашу радость скрывать? В общем, Димыч, поздравляю, скоро у тебя появится сестренка.

Дым только моргнул пару раз, но ушам своим не поверил. Такого просто не могло быть: в последние годы девочки почти совсем не рождались.

– Ну, ты что же, не понял? – мягко спросила мама. – Или не рад?

– Я рад, – прислушавшись к себе, еле выговорил Дым – у него занемели губы. – И чего, мы теперь будем жить в метрополии?!

Родители обменялись лукавыми взглядами, прыснули, как дети.

– Что я говорил? – сказал отец. – Нашего верзилу только этот вопрос и взволнует всерьез. Ты бы мать сперва поздравил, сынище!

– Мам, круто! – опомнился, выдохнул Дым. До него постепенно доходила грандиозность всего происходящего. Дивные картинки из другой, лучшей, настоящей жизни замелькали перед глазами.

– Ну вот, а то сразу – метрополия, метрополия! – покивал ему отец. – Но вообще да, можешь готовиться к переезду. Не сейчас, конечно…

– А когда? – жадно спросил Димка.

– Ну, может, через месяц-другой. Сегодня врач только отправит туда извещение, некоторое время наша мама будет под наблюдением. Продукты, кстати, мы уже с сегодняшнего дня получаем по спецталонам, медикаменты тоже. Только смотри, Димыч: упаси тебя Бог кому проболтаться…

– Знаю, не маленький!

Дым сложился пополам – ростом он дано перегнал отца – и чмокнул мать в непривычно румяную щеку. А потом помчался в свою комнату. Не прошло и четверти часа, как Дымов полностью разворошил шкаф и ящики стола, отобрал все самое важное, чем владел: приличную одежду, любимые книги, всякую мелочь на память. Но хороших вещей у Дыма было мало, так что набрался всего один чемодан. Можно было вообще ничего не брать, он видел в кинохрониках, как уезжали семьи в подобной ситуации: налегке усаживались в присланную из метрополии длинную черную машину, тогда как полицейские зорко наблюдали за набежавшей толпой – не навредил бы кто из зависти счастливчикам.

Конечно, подмывало позвонить хоть кому-то из приятелей и рассказать, какая удача привалила, но делать это было категорически нельзя. Сразу объявится куча завистников, а такие на все способны. Поэтому Димка до поздней ночи просто ходил по комнате и представлял, какая замечательная жизнь будет там, в Городе.

Не станет больше этого вечного доставания продуктов, стояния в многокилометровых очередях, воплей о помощи под окнами едва ли не каждую ночь. Им выделят отличный дом, может быть даже с видом на дворец. Он вживую увидит короля и королеву, и их дочек, разумеется. Там у него будет мобильный телефон и нормальный компьютер с интернетом – здесь, в провинции, эти штуки под запретом, за приобретение их контрабандой сразу бросают в тюрьму. Но он, конечно же, прежде всего подаст заявление в школу «Стальные скелеты», в гладиаторский корпус. Говорят, туда берут только парней из знатных семей, но он добьется своего, не отступит. Получит нужную подготовку, примет участие в Турнире и женится на одной из принцесс. На принцессе Адаре, если точнее, ведь она такая красотка, и со временем станет королем всей метрополии. Да, это определенно был хороший план без всяких червоточин.

Родители потешались над тем, что Дым две недели после этого ходил в одежде, из которой давно вырос, но так и не притронулся к чемодану. И в школе тоже прикалывались – а он в душе ржал над этими жалкими неудачниками, которым ничего в жизни не светит. Отец сразу оставил работу, чтобы теперь все время быть с мамой, гулять с ней, отоваривать спецталоны – приходилось ездить в другую часть города, на какие-то тайные склады. Димка тоже закидывал удочку, чтобы ему оставить школу – но ничего не вышло.

– В Городе ты сразу продолжишь учебу, и школа может оказаться не чета провинциальной, так что нужно будет соответствовать, – пугала его мама.

А потом был тот ужасный день, как раз после злополучного урока истории и едва не случившейся внеочередной бойни. Дыму плевать было на братьев Вегнеров, но он от души обрадовался, что не нужно тратить время на драку – дома ждали родители. На прогулку они теперь ходили втроем, для маминой безопасности. Хоть отец и утверждал, что к ним приставлены особые соглядатаи, на случай нападения – но Дымов, как ни вглядывался в лица окружающих, обнаружить их не сумел. Собирался продолжить свои наблюдения сегодня в сквере за домом – да только ничего не вышло.

Мать снова лежала на диване, но теперь отвернувшись лицом к стене и закрывшись пледом с головой. Отец, очень бледный, с багровыми пятнами на скулах и посиневшими губами, метался по комнате, дергал себя за волосы и непрестанно твердил одно и то же:

– Аня, но ведь они усыпили тебя перед операцией! А мне не позволили присутствовать, я возражал, меня увели. Аня, они украли нашу девочку! Я этого и боялся!

– Не говори глупости, – из-под пледа глухо произнесла мать. – Мне стало плохо еще дома, ты сам вызвал скорую. Ничего нельзя было поделать. К операции приступили, когда сердцебиение уже не прослушивалось…

– Они все подстроили! – перебив ее, тонким страшным голосом закричал отец. – Все было заранее учтено! Среди витаминов наверняка была особая таблетка, после которой тебе стало плохо. Они похитили нашу дочь! Я этого так не оставлю!

– Перестань, Сережа, на таком сроке еще нечего толком похищать.

Но отца было не остановить. Он час за часом ходил по комнате, размахивал руками и непрерывно говорил. Начинал историю похищения с начала, но каждый раз со все новыми подробностями. Под конец рассказывал так, словно видел случившееся своими глазами, но почему-то не сумел помешать злому замыслу – и теперь это убивало его.

Мама больше ему не отвечала. Потом отец вдруг схватился за грудь, упал в кресло и на какое-то время затих там. Тогда Дым выбрался из угла за телевизором, где просидел все это время, никем не замеченный, оглушенный, сбитый с толку. На цыпочках подошел к дивану склонился над ним и тихо спросил:

– Мам, мамуль, может, ты еще разок попытаешься?

Горький всхлип был ему ответом.

– Сейчас нашу девочку уже доставили в метрополию, я знаю, – снова включился в кресле отец, и Димка убежал к себе.

Чемодан он так и не распаковал. Потому что в тот тоскливый бесконечный вечер он поклялся себе, что однажды все равно попадет в Город. И станет учиться в школе «Стальные скелеты», пусть для начала придется побыть там в качестве волонтера. А чемодан призван был каждую секунду напоминать ему о главной цели в жизни.

На следующий день Дымов записался в секцию борьбы – туда на занятия иногда приходили хорошо одетые люди из Города, высматривали старших ребят, тех, кто дрался хорошо и зло, не щадя противника. Он и раньше туда рвался, но родители были категорически против – секция пользовалась дурной славой, да и лупили там друг друга всерьез, до травм и потери сознания. А про вербовщиков, заманивающих ребят в гладиаторскую школу в качестве волонтеров, отец отзывался в таких выражениях, что мать хваталась за уши.

Теперь матери было все равно, она даже не замечала, что сын приходит с разбитым лицом, двигается замедленно, иногда с трудом сдерживает стоны. Хотя она больше не лежала, а ходила по всей квартире за отцом. Пыталась успокоить его, уговаривала вернуться на работу. Бесполезно, Димка засыпал и просыпался под отцовский голос: теперь он вообразил, что сможет как-то вернуть похищенную дочь, если сумеет выработать четкий план. Через месяц отец посреди рассуждения о плюсах и минусах нового плана вдруг охнул, побелел и упал в кресло. К приезду скорой он был уже мертв.

Первое время после похорон запомнилось Дыму как период отдыха и наконец спокойного сна. Кажется, мать переживала нечто подобное. Она даже спросила наконец Димку, где он пропадает по вечерам, пришлось врать про секцию бега. Следы на его лице она увидеть больше не могла – Дым давно не позволял противнику подпортить свою внешность, атаковал первым с пугающей яростью. И тренер все внимательнее приглядывался к нему, все чаще вызывал на ринг. Но потом появились Роберт и его папаша – и Димкина жизнь снова превратилась в ад.

Когда в провинции объявлялись пришлые люди, их сперва селили в общежитиях, в этих ветхих зданиях с вечными потеками на стенах. Света и тепла там почти не было, воду носили от колонки. Похоже, власти надеялись, что пришлецы как-нибудь сами сгинут, не создавая им проблем. Если людям удавалось продержаться на одном месте три месяца и этим подтвердить свою благонадежность, то им позволено было подавать заявление на расселение. Свободных квартир в провинциях не было, поскольку дома уже давно не строились, потому власти просто указывали в разрешении многоквартирный дом, и предоставляли домоуправам самим решать вопрос, каких жильцов и какими методами можно будет уломать на подселение чужаков. Роберту и его отцу выпала разнарядка искать пристанище именно в Дымовском доме.

Как обычно в таких случаях, домоуправление собрало всех жильцов в холле на первом этаже, где холод был сильнее, чем на улице, и поставило вопрос ребром: кто согласен поселить в своей квартире отца и сына. Эти двое стояли тут же, в самом ярком месте под лампой, словно выставленные на продажу. Вроде вместе, но отвернувшись друг от друга. Оба смотрели в пространство пустыми глазами, будто это происходило не с ними. И помалкивали, но жильцы наметанными взглядами тут же определили – америкосы, поганые пришлецы. Ясное дело, никто не желал видеть их в своей квартире. Все злились, галдели, громким шепотом крыли этих прилипал, которые вечно создают всем проблемы. Как будто Катастрофа не для того грянула, чтобы америкосов истребить всех до единого, как в благословенных Содоме и Гоморре. Так нет же, слишком многие выбрались, выжили и свалились на многострадальные русские головы.

Время шло. И все понимали, что разойтись по квартирам не выйдет, пока вопрос не будет решен. Если не найдется доброволец и не удастся ни на кого нужным образом надавить, то станут тянуть жребий, тогда все решит слепой случай. И все заранее просто с ума сходили от ярости.

Дым с матерью немного запоздали – он прибежал с тренировки, а мама еще заставила его сперва хорошенько вымыться и пообедать. После еле теплого душа Димка хорошенько осмотрел себя в зеркале – не задел ли его кто. Но нет, все было в порядке. Только эта проклятая родинка над губой в виде сердечка, тьфу, смотреть противно! Мало с него вьющихся волос и длинных ресниц, которые время от времени приходилось безжалостно обстригать. Дым вороватым движением достал из укромного места старую материнскую пудреницу и родинку замазал. Потом вышел и неспешно приступил к обеду.

Была надежда, что распределение пройдет и без них. Конечно, в случае голосования бумажку с номером их квартиры тоже бросят в коробку, но дом-то у них огромный, в девять этажей – наверняка пронесет. Так что Дым с обедом не торопился, а вот мать подгоняла, будто ей не терпелось поучаствовать в мероприятии. Пришлось следом за матерью тащиться на первый этаж.

До жребия еще не дошло, домоуправы пытались уломать тех, у кого жилплощадь побольше и есть свободные комнаты. А эта странная пара, отец и сын, словно бы превратились в пыльные статуи, даже не моргали. Только у сына, худого до костлявости парня лет пятнадцати длинное узкое лицо то делалось асбестово-белым, то вспыхивало жарким пламенем. Вокруг шеи у него был обмотан многократно шелковый красный платок.