Дым скучал, разминал украдкой натруженную на тренировке ногу и ждал, когда все закончится. Когда вдруг услышал голос собственной матери:

– Мы с сыном согласны взять этих людей к себе.

Все застыли, пораженные, а Димка решил, что это он задремал стоя от усталости, вот и почудилось странное. Затряс головой, чтобы вернуть четкость мысли. Америкосы так и не пошевелились, зато все остальные уставились на его мать в полном изумлении.

– Анечка, да что ты придумала! – ахнула соседка по площадке и глянула на мать так, словно узнала о ней нечто постыдное.

– Мой муж, как вы все в курсе, умер, – сочла нужным объясниться с народом мать. – И мы не можем себе позволить охрану. На плечи моего сына легли все заботы по хозяйству, ему приходится ходить за покупками и по делам, а также прогуливаться иногда со мной. А он должен учиться.

– Мам, да ты чего, все в порядке, – поскорее вставил Дым и дернул мать за рукав. – Я справляюсь, никто нам не нужен.

Но мать его в упор не услышала.

– Вы ведь говорите по-русски? – обратилась она к мужчине. Он не сразу отреагировал на ее слова, медленно и недоуменно повернул на звук крупную голову с почти львиной гривой цвета соль с перцем, словно его оторвали от каких-то чрезвычайно важных мыслей. Сдержанно кивнул:

– Разумеется. Я родился и вырос в России.

– У вас ведь пока нет работы? Вы могли бы временно выполнять роль моего охранника? Сопровождать меня на прогулках, на рынок?

– Конечно, мэм, – подтвердил мужчина так, словно делал матери одолжение.

– Ань, да ты посмотри на него, – жалостливо произнес кто-то из толпы. – Какой из него охранник? Свою бабу, небось, не очень-то сохранил.

Дым в этот момент в какой-то прострации смотрел на мальчишку-пришлеца, потому заметил, как тот при этих словах весь передернулся и сжал кулаки. А мужчина повернулся в сторону говорившего и очень вежливо пояснил:

– Моя жена умерла от неизлечимой болезни.

Тут все сообразили, что вопрос решился наилучшим для них образом, и начали поскорее расползаться, пока глупая Анна Дымова не опомнилась и не передумала. Димка в этот момент чуть не заорал от ярости – он просто не мог поверить, что его мать такое устроила! Подвела, она снова его подвела! А ведь в их квартире всего две комнаты, что же ему теперь, перебираться в родительскую? Или вовсе уходить из дома, раз матери приспичило совершить такую глупость? Идти было некуда, но он все равно решил: если только мать скажет ему освобождать комнату, он схватит уже запыленный чемодан с вещами, из которых давно вырос, уйдет в темноту и холод.

В квартире мать первым делом пригласила поганых пришлецов попить чаю, а Дым ушел к себе. Стоял посреди комнаты, сжимал до скрипа зубы и копил злость. Потом приоткрыл дверь и прислушался. Мать говорила таким голосом, будто прощения просила перед этими… прилипалами проклятыми!

– Простите, у нас только две комнаты, а сын слишком взрослый, чтобы жить со мной. Но кухня у нас, сами видите, довольно просторная. Вот тот угол можно отгородить ширмой, я переберусь…

– Ни в коем случае! – тут же перебил ее мужчина. – За ширмой поселимся мы с сыном.

– Но это как-то… – попыталась протестовать мать.

– Поверьте, после прежних мест обитания это нам покажется раем, не правда ли, Роб? К тому же я очень люблю готовить! – голос у мужчины был рокочущий и очень убедительный, что ли. – Только на этом условии, госпожа Анна, мы готовы тут остаться. В противном случае мы с сыном снова вернемся в общежитие и будем ждать срока новой заявки на заселение.

– Ну, воля ваша, – сдалась мать.

Конечно, первая же стычка не заставила себя долго ждать. Утром Дым с еще закрытыми глазами поплелся умываться, дернул дверь в ванную – заперта. Мать в это время никогда ее не занимала, чтобы не дать сыну законный повод опоздать на занятия. Про незваных новых соседей он за ночь забыл, а сейчас вспомнил – и аж грудь заболела от ненависти. Дернул дверь сильнее, а потом даже ногой в нее саданул. И тогда оттуда вышел этот тип, Роберт. Волосы еще мокрые, на костлявых плечах полотенце, отцовское любимое, синее с полосками. Голый по пояс, но алый платок уже обмотан вокруг шеи. Вид у парня такой напряженный, будто он проглотил отраву и теперь ждет, когда она начнет действовать. Дым загородил проход ногой и прошипел:

– Слушай, а тебе не кажется, что для америкоса ты ведешь себя слишком нагло?

– Я – англичанин, – тут же сказал Роберт и выдвинул до предела узкий подбородок.

– С чем тебя и поздравляю! И где теперь твоя Англия? На дне морском? Ай-яй, бедная Англия немножко утонула!

Роберт задышал тяжело, уставился на Дыма с ненавистью, но ничего не ответил. Тут выглянула в коридор мама и обманчиво-ласковым голосом позвала сына заглянуть на минуточку в родительскую комнату. Немедленно. А уж там непривычно жестко сообщила, что никаких столкновений и наездов на жильцов она не потерпит. И если еще раз увидит или услышит, как он оскорбляет Роберта, то ужасно в нем разочаруется. Димка открыл рот и едва не выдал матери, как сильно он уже разочаровался в ней. Но вовремя сообразил, что после таких слов что-то сломается в их отношениях навсегда – и прикусил язык. Только ухмыльнулся недобро и ушел в свою комнату. В полуразоренную комнату, где стоял у двери пыльный чемодан…

В тот же день оказалось, что Роберт будет учиться с Дымовым в одном классе. После этого Димка записался в еще одну секцию борьбы и решил показываться дома как можно реже.

И вот снова октябрь. Вчера на тренировке Дым все время чувствовал на себе внимательный взгляд тренера, чрезвычайно волосатого дядьки пенсионного возраста, но жилистого и невероятно сильного. В конце занятия он вдруг поставил Дыма против парня из старшей группы, качка по кличке Лютик. И совсем тот не походил на нежный желтый цветок, зато на ровном месте заводился, впадал в ярость – прозвище пришло от слова «лютый».

Дымов не успел ни осознать тренерского приказа, ни толком приготовиться, как Лютик ринулся на него, повалил мимо мата на дощатый пол. Приблизил свое круглое как блин лицо, оскалился и зарычал. Почему-то именно этот рык привел Димку в чувство, он резко вывернулся, ощутив, как в спину впились десятки заноз – боролись без футболок. Перекатился, вскочил на корточки. И был готов, когда Лютик снова рванул на него, не дал подмять. Дальнейшую схватку он попросту не помнил, только то, как бил и бил, месил противника, как тесто. Даже пару раз швырнул Лютика через голову. Пока не прозвучал свисток тренера – сигнал к прекращению схватки. И Лютик остался лежать, постанывая и слабо матерясь. Дым сперва думал, что встать не сможет, ноги и руки сделались ватными. Но тренер смотрел на него – и он встал.

– Дымов, приводы имеешь? – спросил у него тренер. – На учете состоишь?

Димка мотнул головой. Имел бы привод – не ходил на борьбу, ведь запятнавшим себя в метрополию все равно не попасть.

– Ладно, свободен, – отвернулся с деланным равнодушием тренер. – Спину в порядок приведи.

Димка пару часов прятался в глухом сквере за спортивной школой и тихонько подвывал от боли в разбитых руках. Зато в душе бурлило ликование – тренер, ясное дело, не просто так интересовался. А всем мальчишкам известно, что именно в начале зимы обычно приезжают вербовщики из метрополии…

Глава 3. "Ненавижу тебя!"

Торжественный выезд принцесс в Город не требовал, по счастью, пышных одеяний и причесок, драгоценностей и даже легкого макияжа – жителям метрополии давался шанс увидеть обожаемых принцесс почти в домашнем виде. Дара и Каста сменили утренние пижамки на джинсы и футболки с веселыми принтами, придворные парикмахеры вымыли и расчесали до блеска волосы девочек. А после белые с теплой золотинкой локоны принцессы Адары были собраны в высокий хвост на макушке, а темно-каштановые, очень густые и непокорные волосы Касты подвиты и разложены в художественном беспорядке по плечам. Таким образом была достигнута задача сделать первую визуально выше ростом, а вторую не такой долговязой. С этой же целью на ноги Касты были надеты серебряные балетки, а Дара, напрочь забывшая об утренних огорчениях, с восторгом созерцала красные туфельки с золотыми пряжками на таком высоком каблуке, какой ей прежде носить не приходилось.

Заключительным аккордом стали тонкие почти воздушные диадемы, с зелеными гранатами для Дары, и с красными – для Касты. После процедур и легкого массажа щеки и губы девочек пылали, кожа светилась юностью и здоровьем. В этом момент обе они были прекрасны.

Рядом с просторной королевской конюшней юных принцесс поджидала самая настоящая колесница, запряженная четверкой белоснежных поджарых коней с ласковыми и кроткими мордами. Колесница казалась отлитой из единого куска золота. Два больших раскинутых крыла осеняли ее с боков, жутковатая из-за своих размеров птичья голова с хищно приоткрытым клювом и длинной змеиной шеей нависала над спинами лошадей и как будто готовилась нанести по их теплой плоти смертельный удар. Сверху колесница была укрыта стеклянным пуленепробиваемым куполом – необходимая мера предосторожности, попасть внутрь можно было только при помощи электронного ключа.

В колеснице два сидения, каждое на гибкой прорезиненной ножке, предназначались для принцесс, а впереди у основания стилизованной шеи спряталось низкое уютное кресло с ремнями для секретаря Вадима Ивановича. Кондиционер поддерживал здесь комфортную температуру независимо от времени года, на лица девочек ложилась теплая розоватая подсветка.

Сестры заняли свои места, а добрый плешивый секретарь с вечно влажными глазами придал им нужную позу и поправил прически, почтительно касаясь принцесс самыми кончиками сухих скрюченных артритом пальцев. Стражники, облаченные по такому случаю в древнегреческие туники и доспехи, вскочили на выступы колесницы и проверили свои парадные мечи, а также спрятанные в потайных карманах газовые гранаты и пистолеты. Почтенный кучер в красно-оранжевой ливрее и бархатном кушаке, стянутом так, что грудь колесом, расправил плечи, взметнул кнут над головой. И тогда трубный звук разнесся через громкоговорители над Городом, извещая всех его обитателей, что парадный выезд начался.

Разъехались бесшумно в стороны гигантские створки ворот, лошади горделиво и без спешки зашагали по надраенной до блеска мостовой – они-то знали, что кнут ни в коем случае не коснется их начищенных спин. Девочки сразу уловили уже привычный им гул, подобный шуму прибоя, нарастающий с каждым мгновением. Каста поморщилась, а Дара часто задышала, сжала кулачки у горла и не смогла сдержать ликующий всхлип. На ближних подступах к дворцу люди в праздничных одеждах, пока еще нещадно теснимые стражниками, вопили от восторга при виде девочек, одной из которых однажды предстояло стать их королевой.

Вот они влились в главный городской проспект, названный проспектом Надежды, ибо что, кроме надежды еще оставалось у этого мира? Проспект пролегал через весь Город и был достаточно широк, чтобы всем желающим хватало места на тротуарах. Горожане выстроился вдоль пути следования колесницы, по куполу непрерывно стекали, устилали дорогу цветы и мягкие игрушки. За колесницей следовал кортеж из десятка машин, протяжно гудевших, туда жители могли передавать подарки и письма для принцесс.

Но сходить с тротуара и приближаться к колеснице было строжайше запрещено. Ходила молва, что прикосновение к крыльям или к стеклу мгновенно убивает ударом тока. Это было не так – нарушителей поражали снайперы, занявшие все стратегические точки по ходу следования – но легенды всегда предпочтительней правды.