Димка от этих слов как-то сразу подобрался. Стать членом САПа – это был запасной вариант, если вербовщики не отберут его как волонтера. Раз уж судьба остаться в провинции, то тогда только САП, а куда еще? Организация это жутко засекреченная, но Иван уверял, что их люди повсюду и внимательно следят за потенциальными новыми членами, сами выбирают, кого призвать в свои ряды. Настолько засекреченная, что Дым даже точно не знал, как расшифровать аббревиатуру названия. Первые два слова точно были СМЕРТЬ АМЕРИКАНСКИМ, а дальше – множество вариантов: ПРИЛИПАЛАМ, ПИЯВКАМ, ПРИЖИВАЛАМ, ПАДАЛЬЩИКАМ, после шли совсем уж неприличные. Но сути это не меняло. Из Димкиного класса Ванька единственный был по его же словам членом САПа на испытательном сроке – раньше восемнадцати не принимали. Врал Сомов или говорил правду, но авторитет его в школе просто зашкаливал, даже среди старшеклассников.

Крест в записке означал, что в какой-то из школ их провинции было очередное побоище с прилипалами и те грохнули одного русского. Или искалечили – при любом раскладе такой факт требовал немедленного и равноценного ответа. Но там, где это случилось, ответный удар не скоро станет возможен – туда нагнали полицию, солдат и дружинников, и до лета школа будет на военном положении. Но ведь америкосы везде одинаковы, разве нет? Вот и выбирается по жребию любая другая школа, туда отправляется разнарядка. На Димкиной только памяти такая честь выпадала их школе два раза, он тогда учился в младших классах и участвовать не мог. Но он, как и все, гордился, что задание САПа всегда выполнялось быстро и аккуратно, ребята жертвовали собой, своим будущим ради великой цели. И теперь, кажется, пришло его время все поставить на кон.

– В какой школе это случилось? – шепотом спросил Дым Ваньку. Тот только плечами могучими пожал. В самом деле, по телевизору ведь о таких вещах не говорят и в газетах не пишут.

– А какая разница? – уронил сухо почти друг. И был прав, конечно.

На этот раз записка не возвращалась очень долго. Наверняка каждый зависал над ней, давал себе время отдышаться, прикидывал собственные шансы. А после, должным образом взбодрив и накрутив сам себя, начинал писать на ней всякие воинственные лозунги, проклятия убийцам или рисовать жутковатые картинки. Поганые прилипалы в крайнем ряду у стены уже почувствовали неладное, принялись шушукаться между собой и коситься на русских тревожными взглядами. Кому-то даже срочно понадобилось выйти – но беспокоиться не о чем, бойни им не избежать. В урочное время из школы никого не выпустит охрана, завернет назад или к директору отправит. К тому же, если Сомов не соврал насчет распоряжения САПа – а такими делами не шутят, себе дороже – то вокруг школы уже выставлены добровольные патрули из учеников девятых и десятых классов.

Америкосы это понимают, и все, что им остается – это освободиться хоть от части переполняющей их тревоги и ужаса над унитазами. Вот уже первые отпросившиеся с позеленевшими лицами бредут обратно на свои места.

Дым разок глянул туда через мощное Ванькино плечо – полюбоваться, как они трясутся. Но, как назло, сразу наткнулся глазами на худое большеглазое лицо Роберта Сарка. Тот с первой парты вывернул шею и смотрел в упор на своего соседа по квартире, в карих блестящих глазах застыл невысказанный вопрос. Дымов даже вздрогнул от отвращения – как же тот ему надоел! Вечно приходилось выходить из дома на четверть часа раньше, чтобы не оказаться с ним рядом в школьной раздевалке. Один платок дурацкий чего стоит.

Водилась еще странность за этим типом: Роб никогда не разговаривал с отцом. Ни разу к нему не обратился, но кратко отвечал на отцовские вопросы. Впрочем, его отец Ричард тоже не был многословен, сидел на кухне за ширмой и читал собрание сочинений Достоевского. Доходил до последнего тома, потом снова брался за первый. И только с Димкиной матерью оба разговаривали подолгу и с удовольствием.

Вдруг странная мысль посетила Димку: а вдруг сегодня грохнут именно его соседа? А что, очень даже вероятно, Роберт – совсем не боец, тощий, слабый, с плохой реакцией. Дым припомнил, что жертву под крест вроде бы выбирают заранее и как-то помечают, чтобы не поубивать в разы больше. Как это делается – он не знал, а спросить у Ваньки почему-то не решался. Но ему с каждой секундой становилось все тревожней. Нет, Роберта он всей душой ненавидел, но все же… а если именно ему, Дыму, придется рассказывать матери о случившемся? Наверняка это будет очень неприятный момент.

Вокруг все шептались и перекидывались уже своими записками. Всем хотелось знать самое важное: была ли жеребьевка, выбрана ли жертва. Но Иван многозначительно помалкивал, устилавшие их парту бумажки даже не разворачивал. А Дым прикидывал, что ему делать. Драться хотелось ужасно, отдаться сполна тому пьянящему чувству полного единения с товарищами, когда все вместе действуют как один многорукий монстр для убийства. Но он также помнил о возможной записи в личном деле, не говоря уж о том, что могут и подрезать – америкосы не совсем беспомощны. С травмой, даже залеченной, вербовщики его кандидатуру и рассматривать не станут. Да еще этот чертов Роберт. Мать в самом деле огорчится, если его убьют.

Очнулся от мощного толчка в бок. Дым подумал, что Иван хочет пустить по партам еще одну записку, но оказалось, что урок закончился, а он и не услышал звонка. Уже и историк драпанул в темпе из класса – наверняка почуял неладное.

– Ну, ты идешь? Обсудить стратегию нужно.

– Ты иди, – сказал Дым и начал забрасывать в ранец школьные принадлежности. – Я догоню.

Как принято, сначала класс покидали хозяева жизни – русские, а уж затем чертовы прихлебатели. Вот и сейчас америкосы сгрудились у двери и нерешительно поглядывали в Димкину сторону – он оставался последним, кто не вышел. Дым милостиво кивнул им головой и продолжал делать вид, что чертовски занят разглядыванием своего ранца – одна лямка точно дышала на ладан, наверняка лопнет до конца дня. А сам потихоньку нашарил глазами Роберта, который тоже застыл у своей парты, приказал взглядом: задержись. Роб словно сдулся и медленно осел на стул.

Вот, наконец, все вышли. Дым подошел к двери, выглянул в коридор, потом плотно ее притворил. И сказал, даже не глядя в сторону Сарка:

– Слушай, вали-ка ты домой!

– С какой стати? – удивился, дернул плечами Роберт. По-русски он говорил без всякого акцента, хотя книжки вечно читал на родном английском. А все равно, молчит или разговаривает, сразу видно – чужак.

– Я сказал – ты услышал. Действуй. Уйти будет трудно, но ты постарайся. Сгоняй в медкабинет, возьми освобождение. Постарайся пристроиться к кому-то из взрослых, сейчас как раз мелкотню разбирают. В общем, руки в ноги, и чтоб я тебя здесь не видел.

– Ноги в руки, – машинально поправил его Роб, заморгал растерянно.

– Учить меня вздумал, погань?! – так и взвился Дымов.

– Скажи, в чем дело, Дима, иначе дело не пойдет. Сейчас вообще-то контрольная по алгебре, важная.

– Без тебя напишут. Ну в общем… мать велела, чтобы я тебя после предпоследнего урока отправил домой. Ей, типа… помощь нужна.

Все это, конечно, не слишком убедительно звучало. Мама никогда бы не позволила, чтобы Роберт или Дым прогуляли занятия. А в случае острой необходимости вызвала бы сына, а не подселенца.

– Кончай врать, скажи лучше правду, – самым наглым образом потребовал Роберт. – Что, намечается бойня? После уроков, да?

Конечно, Дым только сжал накрепко губы. Сказать «да» означало стать предателем.

– Будет бойня, верно? – не отвязывался Роб, дергался всем телом и клацал зубами. – Мы все видели, как вы на уроке записками кидались и зверские рожи корчили. Догадались уж. Только я не понимаю, почему ты решил меня… изолировать. С чего вдруг? Как-то даже странно…

– Иди домой, – тоскливо повторил Дым. – И не придумывай всякой фигни, а то живо из тебя дурь выбью. Бойня тебе нужна – так я ее дома организую, в лучшем виде, ага.

И тут Роберт начал бледнеть. Кожа у него и так светлая, потому что блондин, а тут просто серой стала, губы – болотного цвета. Он пару раз втянул в себя воздух, и потом только сумел выговорить:

– Бойня… под крестом, верно?

Дым угрюмо помалкивал.

– Под крестом, да?! – уже кричал в голос Роб. – Ну, скажи, Дима, умоляю тебя! Ведь если так, то надо всех наших предупредить.

– Даже не думай! – прорычал Димка. – Если ты, сволочь такая…

И тут дверь начала открываться. Немедленно Роберт подскочил, схватился обеими руками за правую руку Дыма и со всей дури хлобыстнул ею себя по лицу. Тот от растерянности и неожиданности сжал пальцы в кулак, так что вышло больно обеим, Сарк даже на корточки присел. Когда в класс заглянул Иван, Роберт держался за лицо, а Дым матерился сквозь зубы.

– Выйди! – коротко приказал Робу Сомов. Тот мигом схватил свой рюкзак и выскочил за дверь. С Ванькой-то шутки плохи, он уж сейчас, в восьмом классе, под два метра ростом, и автомобиль за бампер приподнимает.

Когда соседи по парте остались вдвоем, Иван грозно рыкнул и едва не набросился на почти друга с кулаками, выкрикивая шепотом вопросы:

– Ты чё творишь? Тебе его дома лупить не надоело? Немного потерпеть не можешь?

Димка, понятное дело, в ответ вытаращил глаза: что за наезд, с какой стати Ванька заступается за америкоса?

– Вот теперь и приглядывай за ним в оба, чтоб домой не свалил, – кипятился Иван. – Прям сейчас, пока он к медсестре за освобождением не побег. Головой отвечаешь, чтоб он был на бойне.

– Зачем это? – еще больше поразился Дымов. – Ну, свалит, без него, что ли, некого дубасить?

– Дубасить-то есть кого, – жутковато ухмыльнулся Иван. – А вот мочить…

Дым едва не подавился собственным сердцем – так высоко оно скакнуло. Значит, все ясно, он угадал.

– Так уже была жеребьевка? – спросил, борясь с дрожью в голосе. – Это он, да?

– Ага, – растянул Сомов в улыбке губы, выступили наружу сизоватые десны. – Подфартило тебе, верно?

– Да еще как, – Дым постарался изобразить довольный вид, но лицо свела судорога.

– Вот так, брат. А теперь беги и присматривай, чтоб покойничек куда не свалил.

И Дымов бросился вон из класса.

Влетел в класс математики, огляделся – Роберта там не было. Перемена еще не закончилась, но остальные америкосы уже сидели, как примерные цацы, за партами. Они чувствовали беду, но не знали, откуда ждать опасность – вот и старались держаться на виду у преподов и друг у друга. Но Роб, возможно, оказался не совсем дурак и уже ускакал домой.

Дым спрашивал себя, что теперь – радоваться ему или напрягаться? Ведь Ванька такого не спустит. Ему перед САПом ответ держать, так что враз найдет виноватого. И тут пришла идея заглянуть в туалет.

Роберта он там и обнаружил: бедолага мочил под краном ком туалетной бумаги и прикладывал к алевшей похлеще его платочка левой скуле. Звонок недавно прозвенел, но на всякий случай Дым сперва прошел к кабинкам и все там осмотрел – пусто. Да Роберт бы и не сунулся, будь тут кто из русских – он себе не враг. Чужакам свои делишки предписывалось делать дома.

– Хорошо, что ты пришел, – бормотнул невнятно Роб и этими словами окончательно сбил Димку с толку. – Так скажешь, что будет сегодня после уроков?

– Я уже сказал: иди домой, – сквозь зубы почти простонал тот. – Сказал, когда еще можно было уйти. А теперь все, момент упущен.

– Дим, не начинай. Ты сказал, а я ответил, что никуда не уйду, пока не предупрежу всех наших. Кто-то из них может погибнуть!

– Никто бы не погиб, если б ты вовремя сгинул.

– Что?

– Что слышал.

Кажется, до Роба наконец дошло. Больше бледнеть ему было некуда, так что он просто стоял и смотрел на Дыма. Потом спросил:

– Я, да?

– Да! – заорал тот. – Ты! Да! Плюсик тебе, придурок!