Его движения чёткие, выверенные, как будто он этим всем занимается всю жизнь.

– Это антибиотик, ― сказал он, когда уже достал иглу из моего предплечья и помассировал место укола ваткой. ― У тебя интересная аптечка оказалась, ― он делает незначительное вроде замечание, но его взгляд сейчас вылавливает любую мою эмоцию.

Вот только что он хочет от меня услышать? Спасибо, что не оставил мой рюкзак? Или, может, почему у меня в аптечке есть антибиотики? Так, старая я стала. Хах. Даже само́й улыбнуться захотелось от своих мыслей. Но вот ответить в этот раз всё-таки решилась:

– Спа-с-сибо, ― а голос у меня ещё охрипший – мама не горюй. Как я только сдержала кашель?

– Да, ― хмыкнул в бороду Лесник, – Горло тебе ещё восстанавливать нужно.

Нужно… а может, и нет.

Когда он отошёл от меня к столу, я опять осмотрелась. В избе уже было темновато, и только свечи горели на столе, где как раз и стояла моя аптечка. А рядом была ещё одна, только побольше и тёмно-зелёного цвета. Чем-то похожая на такие, как у военных.

Попробовала опять подвигать телом, но вышло не особо. Хотя болело всё, конечно, уже не оттого, что на мне одни ушибы и переломы, а от постоянного лежания.

Опять попробовала пошевелить правой рукой, и тут меня осенило.

– Кольцо. ― прохрипела я.

– Что? ― удивлённо посмотрел на меня Лесник через плечо, но не подошёл.

А вот у меня всё заледенело.

У меня была одна привычка. Муж её называет глупой и дурацкой, но избавиться я от неё так и не смогла за пятнадцать лет.

Всегда, когда я о чём-то думала, нервничала, придумывала, рассчитывала, искала выход из самых разных ситуаций, я вертела на пальце… обручальное кольцо. Точнее, я его могла только больши́м пальцем всё той же правой руки продвигать по пальцу до второй фаланги и обратно. И левой рукой снимать – одевать. Но обязательно, чтобы кольцо не полностью снималось, а задерживалось на уровне ногтя.

А сейчас его не было. И да, я знала, где оно. Точнее, у кого.

― Ты мне мешаешь, Алина. Ты всем мешаешь. Так что извини, ничего личного. Хотя… вот это. Останется у меня. Как доказательство того, что я пыталась тебя спасти. Но ты отъела такую задницу, что я просто не удержала тебя…

Я хотела орать сейчас. Как я хотела орать.

Нужно успокоиться. Дышать. Нужно просто дышать.

Я накрываю левой рукой лицо, а здесь эта дебильная повязка.

– Сука. ― рычу сквозь зубы и просто сдираю её, чувствуя, что сдираю и кожу, которая успела прижиться за… три дня, блядь.

– Ты что творишь? ― ко мне кидается Лесник, а мне и его хочется разорвать.

Он быстрый, но моя злость и ненависть сильнее, да ещё он споткнулся о табуретку, а я просто отшвырнула от себя повязку, которая была на лице.

По коже побежало что-то горячее, а боль физическая немного остудила душевную.

Рана на лице запульсировала. Из глаз брызнули слёзы. Ах да, я, оказывается, могу уже видеть и другим глазом. Просто из-за повязки не могла.

– Да твою мать. ― рык как раскат грома, на ухо прямо, а на лице начинаю чувствовать большие, слегка шершавые пальцы. ― Ты, блядь, дура или притворяешься? ― опять рычит и мне тоже хочется. ― Или ты хочешь, чтобы у тебя через всё лицо шрамина остался как у зека?

А у меня внутри просто страшный коктейль из эмоций. Но я всё-таки резко поворачиваю к Леснику голову и прошиваю своим взглядом.

Почему прошиваю? Да потому что в тот момент, когда он смотрит в мои глаза – замирает на пару секунд. По его движениям глазами по моему лицу и шее это чувствуется очень отчётливо, даже если его борода и скрывает половину лица.

А то, что он замечает в моих глазах, останавливает дальнейший поток речей. Я замечаю, как он напрягается, вижу, как дёргаются скулы, да так, что борода ходит ходуном, но он молчит.

Дышать. Просто дышать. Нужно попробовать успокоиться, но большой палец опять тянется к безымянному… Я крепко зажмуриваю глаза, чтобы не дать слезам возможности выбежать. Вот только помогает это сла́бо.

На лицо ложится холодная мокрая тряпка. От неё пахнет ромашковым чаем.

Любимый чай Маши. Маша…

На губах растягивается грустная улыбка, и вся злоба и ненависть испаряется из меня, уступая место апатии и… опять БОЛИ.

Но самое интересное, Лесник чётко улавливает моё настроение и в следующую секунду начинает бурчать:

– Кто ты такая вообще? ― с рыком, но тихо выдаёт он. – Нормальная бы баба уже истерику устроила. Орала бы, слёзы бы лила, не знаю… матами бы обкладывала. А ты? ― он протирает место раны на лице и начинает смазывать мазью какой-то. – Ты вообще баба?

– Хм, ― я же только хмыкаю на возмущение этого бородача.

– Ладно, согласен. Ты баба! ― утвердительно отвечает он, но без малейшей тени на улыбку, а как-то даже зло, что ли. – Сам убедился, ― он закончил смазывать рану и хотел наложить очередную повязку, но в этот раз я остановила его руку своей, заглянув в злые глаза и покачав головой отрицательно, получив в ответ только раздражённый хмык. – Да и хер с тобой. – рыкнул он мне. – Не хочешь ― не нужно. Вот. ― он ударил по табуретке рядом с лежанкой ладошкой, а когда убрал, я увидела мазь в обычном железном тюбике. – Сама наносить будешь себе два раза в день. ― А когда уже отошёл от меня к столу, чтобы сложить аптечки, я услышала приглушённое: – Идиотка…

Ну с этим спорить не буду. Сама знаю.

Если бы не была такой, то никогда бы не согласилась на сомнительное путешествие с сомнительным человеком.

– На. Поёшь, ― на меня поставили миску с кашей.

Я взяла ложку и начала есть. Но ни вкуса еды не ощущалось, ни чувства голода или сытости. Ни-че-го.

Глава 5

― Я вся покусанная, ― уже полдня хныкала Катя. ― А ты всё ржёшь с меня?

― А что мне, плакать? ― улыбнулась я подруге. ― Мы только третий день в походе, а ты уже успела всех достать своим нытьём. А как же: «Какая здесь природа.», «Какой воздух.»? – передразнила я её, получая в ответ опять тот самый злобный взгляд.

― Я что, знала, что здесь будет так? ― начала уже повышать голос Катя.

― Так это всё было написано в буклете и на сайте, ― ткнул я ей носом в оплошность. – Ты же меня сама звала сюда. Как же ты смотрела тур, если уже решила сдаться? ― вопросительно посмотрела на подругу. – И нечего было разбивать свою палатку возле муравейника вчера.

Я полезла в боковой карман рюкзака и достала Кате мазь от укусов. Молча передала ей и также молча ткнула на инструкцию на обороте. Ничего не хотелось больше говорить.

И так мы прошли ещё полдня. До самого вечера Катя ко мне больше не подошла ни разу, только кидала в мою сторону довольно странные взгляды. Объяснить которые я не решалась. Но вот то, что они меня напрягали ― факт.

Да и куда ей было подходить, когда она собрала вокруг себя свободные мужские уши и руки, которые жалели её, сочувствовали бедной женщине и помогали нести тяжёлый рюкзак. Вот же проныра. Хотя, с её-то внешностью, грех не воспользоваться ситуацией. Тем более если я выбирала в поход вещи по комфортности, то Катя предпочла комфорту красоту. Все её штаны, кофты, кроссовки, платки, футболки – всё было строго по фигуре и обязательно подчёркивало её достоинства. А у неё их всегда хватало.

Красивая, с правильными чертами лица, небольшим носиком, карими глазами и тёмными, почти чёрными волосами. Такая Белоснежка, но с перекачанными губами и холодными глазами.

Когда мы дошли до очередной стоянки, инструктора предложили нам разойтись, как в лагере: девочки направо, мальчики налево.

Катя же уговорила меня отойти с ней подальше.

― Давай пройдём вон к тем деревьям, ― попросила она, умоляюще заглядывая в глаза. ― Ну не смогу я перед всеми обтереться салфетками, а там ты меня прикроешь.

― Ох, Катька, – тяжело вздохнула я, – ну ты и зануда. Пошли давай.

Мы отошли метров на пятьсот от основной компании и вышли на настоящий утёс.

Зрелище, конечно, завораживающее. Скала, под которой река тёмно-синего цвета вьётся как змея между могучими зелёными деревьями. А на горизонте закатное солнце. Красота. А какая сила витала в воздухе: необъятная, всепоглощающая, опасная, но притягивающая.

И то, что я залюбовалась, стало моей ошибкой…

― Ой, Алин, смотри, что там внизу? ― вдруг сказала Катя мне почти на ухо и через плечо ткнула пальцем вниз с утёса.

Вот что делает с человеком привычка: я, естественно, посмотрела, но не увидела ничего, только почувствовала… но слишком поздно.

― Ты что… ах, ― я только и смогла, что сделать выдох, как уже соскользнула с утёса, но смогла удержаться за край. Как? Даже не представляю.

― Да блин. ― гаркнул злой голос «подруги». – ТЫ даже нормально свалиться не можешь.

― Катя… дай руку… ― ошибка была в том, что я пошла с рюкзаком и даже не додумалась его снять, и сейчас он тянул меня вниз. А на руки я всегда была слабовата.

Я пыталась протянуть руку Кате, но, когда наткнулась на её глаза, пришло понимание: она мне не поможет.

― Ты знаешь… – и резкий выпад в мою сторону. ― Вот это, – она потянула меня за руку, но только чтобы стащить моё обручальное кольцо, – я оставлю себе, – а в глазах торжество и чёрная, непроглядная ненависть.

У меня всё замерло от понимания, что мне не помогут и даже не успеют прибежать на помощь. Холодный, колючий страх запустил все ресурсы, и я даже попыталась подтянуться на дрожащих руках из последних сил, но когда мне наступили на пальцы, то я уже не выдержала и закричала.

― Не волнуйся. Я утешу Андрея. А дети твои уже взрослые… – проговорила она, резко толкая меня сильнее, и я сорвалась, только и успев, что закричать в последний раз.

А в следующий миг в рот попала холодная вода, боль от удара спиной об воду выключила сознание на секунду, и чувство неизбежного накрыло с головой…

Я резко села на лежанке. Вся покрытая холодным потом и с колотящимся сердцем, которое готово пробить мою грудь. Паника и адреналин оттого, что это всё уже произошло, не уменьшается. К ним добавляется ещё и ненависть. Паршивое чувство.

Этот сон я вижу уже на протяжении недели. Недели, блин.

«Турпоход» уже закончился как пять дней, вот только я здесь непонятно где, а моя семья даже не догадывается о том, что я жива, скорее всего.

Ах да, я же теперь стараюсь передвигаться по этой избе. Это, конечно, тот ещё аттракцион, но всё же лучше, чем постоянное лежание.

Мой спаситель поначалу старался меня разговорить, но с каждым днём, видя моё нежелание общаться, становился всё молчаливее. В общем, меня это не расстраивает, а даже наоборот.

Да и он, скорее всего, привыкший к такому образу жизни. Человек не просто так выбирает жизнь отшельника.

Ладно, хватит о грустном. Осматриваюсь вокруг – ничего не изменилось. Всё та же комната с печкой, всё тот же стол посреди комнаты, всё тот же запах хвои, мха и травяного чая.

Изба, кстати, оказалась не такой маленькой, как я видела на фото в интернете, а достаточно основательной. Чего только стоит предбанник. И комнат в избе – две. Одна – в которой нахожусь я, а вторая чуть меньше, но сделана под спальню. Есть даже что-то наподобие отдельной комнаты для водных процедур. Ну, точнее, не комната, а пространство, отделенное тяжёлой брезентовой шторой, за которой стоит большой таз, напоминающий ванну, но круглый, и моё ведро. Вот же ж. Никогда не думала, что когда-то вспомню, как это – ходить в туалет на ведро.

Интересная всё-таки штука ― жизнь, не знаешь, где тебя поднимет, а где приложит об землю, чтобы «малиной» не казалась.

А ещё здесь пол сделан из досок, покрашенных обычной морилкой, скорее всего, потому что на них виден естественный рисунок. И да… электричества здесь нет.