Ген химеры. Книга 1 (страница 11)
Он решил, что через люк вытаскивают умерших: его размеры соответствовали средним размерам тела человека. Куда бы ни вело это отверстие, в сточную канаву или утилизатор, оно вело за пределы тюремной камеры, и это давало хоть и мизерную, но все-таки надежду на побег. Судя по всему, смерть в очередной раз решила оставить Ойтуша в покое, а раз так, почему бы не попытаться выйти отсюда? Эта слабая надежда давала ему силы вставать по утрам, есть мерзкий обед, делать физзарядку и изо всех сил стараться не думать о том, что он больше никогда не увидит Сати.
Свет в камеру проникал лишь дважды в сутки, когда на пару секунд приоткрывалось окошко для выдачи пайка. Ойтуш не любил эти моменты: потом глаза вновь долго привыкали к темноте. И все же за это время он успевал оглядеть камеру. Это помогало ориентироваться в пространстве и передвигаться потом на ощупь, не ударяясь об углы.
Его осязание и слух резко обострились, компенсируя то, чего не могли дать глаза. Иногда ему казалось, что он уже давно ослеп и больше никогда не увидит ничего, кроме своих цветных снов. Но всякий раз, когда окошко открывалось и глаза резала боль, он убеждался, что по-прежнему способен видеть.
В первые дни заключения Ойтуш ожидал, что подвал будет наполнен криками и стонами. Но нет, их не было. Зато он слышал звуки пострашнее. Они напоминали влажные шлепки, как если бы гигантская лягушка неторопливо прыгала по камням, и доносились откуда-то снизу – он различал их, прижавшись ухом к холодному полу.
Ойтуш старался не думать, что это могло быть, но воображение то и дело рисовало ему картины множества мертвых тел, которые кидали в воду. Он чувствовал, что смертью был пропитан каждый камешек его клетки и что люк в полу открывали уже не раз, для того чтобы избавиться от очередного умершего.
Он продолжал видеть странные сны про берег моря и беременную молодую женщину, очень похожую на Сати. Более того, из потаенных уголков мозга то и дело поднимались фрагменты какой-то другой жизни. Морская галька – все камешки одного размера, будто их подбирали нарочно; небоскребы, стоящие в воде, звон посуды и плафоны, парящие в воздухе… Все эти мелочи, эти кусочки пазла были чужими воспоминаниями, ведь никогда за свою жизнь Ойтуш не покидал пределов Метрополя.
Может, его мозг был поврежден при вживлении чипа? Или галлюцинации настолько осмелели, что решили навсегда поселиться в его сознании? Ойтуш жалел, что вспоминает не родителей, а эти никому не нужные обрывки чьей-то настоящей или ненастоящей жизни.
К концу второй недели ему удалось сделать темноту своим другом. Иногда он ложился на холодный камень и долго-долго всматривался во мрак, пока ему не начинало казаться, что он что-то видит. Фрагменты воспоминаний всплывали перед глазами, словно он наблюдал их на экране в кинотеатре. Иногда из черноты возникали целые панорамы: хмурый Метрополь в утреннем смоге, блестящий глайдер, пролетающий в ясном полуденном небе, городской парк, где дети кидают хлеб жирным уткам в пруду…
А вот они с Сати провожают день зимнего солнцестояния. Электричество отключено, и восемь свечей горят, прогоняя темноту. Сати всего двенадцать, а Ойтуш уже безумно влюблен в нее. Он дает себе слово, что будет оберегать ее до конца своей жизни.
Возможно, он сходил с ума, но проваливаться в эти видения было приятнее, чем биться в стену от отчаяния.
Темнота помогала заново проживать свою жизнь, вспоминая ее в мельчайших деталях. Он пришел к выводу, что все двадцать лет был прокрастинирующим безвольным тюфяком, и если бы не Сати, то давно бы подсел на стимуляторы. А все потому, что узнал о несовершенстве мира еще в детстве, в то время, когда другие представители Первого класса наслаждались всеобщим вниманием и заботой.
Когда Ойтушу было девять лет, они с классом ездили на экскурсию за город. Детям показывали животноводческие фермы, где выращивали генно-модифицированных коров и свиней. Взглянув в грустные глаза животных, неспособных самостоятельно передвигаться, Ойтуш, единственный из всего класса, заплакал. Чтобы никто не заметил его слез, он убежал за ферму и спрятался в высоких зарослях кукурузы. Его нашел пожилой мужчина и, чтобы хоть как-то развеселить, стал показывать фокус: он щелкал пальцами, и в руках у него загорался огонь.