Глубокие тайны Клиф-Хауса (страница 6)

Страница 6

Понять, что происходит, было трудно. Камера показывала то молодую женщину-репортера, то довольно большую группу фотожурналистов. Длиннофокусные объективы их камер нацелены на большой дом красного кирпича, фасад которого почти не видно сквозь заросли плюща.

– Что происходит?

– Говорю же: то, чего я так долго ждала. Справедливость и, возможно, возмездие.

– За что? Ты-то к этому какое отношение имеешь?

– Имею. Потом как-нибудь расскажу. Иди, иди. – В ее голосе послышались нотки раздражения. – Не мешайся здесь.

Карл пожал плечами и резко повернулся на каблуках.

«Однозначно, у нее едет крыша. Пора звать риелторов. Продать дом. Купить место в приюте и… прощай, Торки – здравствуй, Уокинг!»

Глава 6
Оливия

– Так ты считаешь, что этот, с седой прядью, следил за тобой?

Оливия, когда была возбуждена, успокаивалась двумя вещами: ей надо было либо ходить, либо есть. В настоящий момент она шагала из одного конца большой гостиной Клиф-Хауса в другой, а бедная Эйлин вертела головой ей вслед. Так теннисные болельщики провожают глазами мячик на матчах Кубка мира в Уимблдоне.

– Да. Сначала я видела его машину напротив нашего дома, а потом, когда приехала к Габби, он буквально на всем скаку тоже въехал во двор «Обители».

– И из этого ты делаешь вывод, что он за тобой шпионил?

– Ну да. Вернее, нет. Если бы он шпионил, то старался делать это незаметно. Например, увидел, куда я свернула, а сам проехал бы дальше, якобы своей дорогой. Но он этого не сделал. Он нагло и демонстративно приперся на стоянку «Тихой обители».

– Если приперся – значит, ему от тебя что-то надо. Если до сих пор не нашел, что искал, – значит, объявится еще раз. Эйлин, не мне тебя учить – он же на машине. Запомни номер, остальное я беру на себя. Интересно, что он знает. Ведь зачем-то он вертится около тебя.

– Вот и я пытаюсь понять, что ему надо. Да прекрати ты маячить. У меня от тебя голова кружится.

– У меня тоже. Но я думаю, что моя голова кружится от голода, – пожаловалась Оливия.

– Пошли посмотрим, что в холодильнике есть.

В холодильнике нашлось немногое: полдюжины яиц, кусок сыра и одинокий слегка привядший помидор.

– Супер. Все что надо для омлета, – обрадовалась Эйлин.

– Ну, я могла бы составить список и подлиннее, но и так сойдет, – откликнулась Оливия. – Где у тебя сковородки?

– Уже не у меня, но думаю, что Нэнси вряд ли поменяла локацию кухонных прибамбасов.

– Да, на меня она тоже не производит впечатления отчаянной домохозяйки. Не чета Дороти. Та, если бы не супружеский долг, спала, наверное, на кухне.

Подруги рассмеялись, и Эйлин достала сковороду из ящика под плитой.

– Кстати, как им живется в Испании? Ты их так и не навестила? – продолжала задавать вопросы Оливия.

– Все некогда. Сама знаешь – новая работа, новый дом, бойфренд.

– О, бойфренд – это отдельная тема. Кстати, как он? – вскинулась Оливия.

– Ты же сама сказала: отдельная тема. В принципе, все нормально, но…

– Ой! – Оливия аж подпрыгнула на стуле и перегнулась через стол. – Что «но»? Ну, признавайся!

– Да все в порядке. Он добрый, заботливый. Цветы, как ты знаешь, каждую субботу дарит. Но…

– Ну? – Оливия не могла скрыть любопытства.

– Что-то в этой ритуальности есть нездоровое. Ты так не думаешь? Как-то мы привыкли, что цветы – это праздник, что-то особое в жизни, какой-то знак внимания. Нельзя же оказывать знаки внимания по расписанию каждую субботу.

– Слушай, а ты не спрашивала, может, он еврей? Может, голос предков велит ему соблюдать Шаббат? А что? Вполне возможно. Ты не проверяла? Ну, там, внизу? У него прибор не подрезан? – Оливия расхохоталась, закинув голову назад и демонстрируя роскошный набор зубов – все тридцать два, как на рекламе зубной пасты.

– Ты совсем, что ли, обалдела, Оливия?! Прекрати! Я такие вещи даже с пьяных глаз не обсуждаю, а уж с утра… Доставай тарелки. Омлет готов.

– Как скажешь, как скажешь.

Оливия была так голодна, что, прежде чем отодвинуть опустевшую тарелку, вытерла ее кусочком хлеба.

– Хорошо. Теперь о деле, – произнесла она, насытившись. – Что говорит полиция?

Эйлин тоже покончила с едой и теперь держала чашку кофе меж ладоней, как будто грелась об нее.

– Пока только то, что они ждут ответа лаборатории на предмет ДНК обоих останков.

– То есть ты хочешь сказать, что у них есть подозрение, что младенец и мужчина – родственники? – Оливии явно нравилась такая версия.

– Эта версия допустима только в том случае, если обе смерти наступили примерно в одно время. Возможно, тридцать – тридцать пять лет тому назад. В конце восьмидесятых – начале девяностых годов.

– В таком случае Габби – это единственный если не свидетель, то источник информации о том, кто жил в доме, кто навещал, что вообще происходило в то время. Как я понимаю, твой дед еще был жив.

– Да. Тридцать лет назад жизнь в доме кипела, но, к сожалению, единственный свидетель тех дней ничего не помнит. Поэтому полиция собирается опрашивать всех бывших и нынешних соседей и дальних родственников.

– А отец и Дороти? Они что? Они приедут? – Оливия подняла свою чашку к губам и несколько раз подула в нее.

– Нет. Дороти вчера звонила. Отец перенервничал, когда узнал о находке, и у него случился приступ гипергликемии. К нему два раза приезжала скорая. Сахар не снижался. Его здоровье очень беспокоит Дороти, и о полете не может быть и речи.

– Ну, если полиция увязнет в этом деле, они сами к нему слетают.

– Этого Дороти тоже боится. Любые расспросы могут его снова взволновать. – Эйлин поставила чашку на стол и взяла в руки телефон. Заглянула в экран – нет ли новых сообщений.

– Если Генри к этим смертям никакого отношения не имеет, то и волноваться не о чем. – Оливия наконец перестала дуть на кофе и сделала глоток.

– Оливия, ты себя слышишь? Ты это о моем отце говоришь! Да он мухи не обидит!

– Никогда не говори «никогда», – парировала Оливия.

Эйлин так посмотрела на нее, что та даже сжалась под взглядом подруги.

– Ладно, спасибо за завтрак. – Оливия встала из-за стола. – Если хочешь, я могу поискать в архивах редакции. Если, как ты говоришь, в доме знаменитого пивовара что-то и происходило тридцать лет назад, журналисты и тогда были журналистами. Что-то должно отразиться в газетах.

– Спасибо. Я тоже поищу – здесь, в доме. Должны существовать какие-то письма, фотографии. Не могла же Габби забрать все в «Тихую обитель».

– Хорошая идея. И мой тебе совет: если этот бобер опять появится около дома – сразу же звони в полицию.

– Не бобер, а барсук. Я так его прозвала, – усмехнулась Эйлин.

– Без разницы. Могу тебе точно сказать, что среди известных мне журналюг такой зверь не водится. Значит, – она подняла указательный палец, – он не местный. Наших я всех знаю, либо, – к указательному присоединился средний, – у него личный, а не публичный интерес. А вот к тебе ли, к скелетам ли в твоем доме – это пусть полиция выясняет. Comprends?[8]

– Да поняла я, поняла. Что тут непонятного?!

Глава 7
Люк Маккензи и Билл Смит

Детектив-сержант Люк Маккензи за годы работы в полиции выработал собственный стиль езды. Он ни разу не превысил скорость, ни разу не занял правый ряд при свободном левом, всегда заранее включал поворотники и плавно тормозил, совершая маневр. Правда, он был немного хулиганом. Находясь за рулем служебной машины, ехал всегда на пару миль медленнее, чем требовали правила, повергая тем самым водителей автомобилей, следующих за ним, в ярость и панику. Ни у кого не хватало духу погудеть «заторможенному» полицейскому и уж тем более обогнать.

Его напарник Билл Смит, молодой детектив-констебль, не возражал против такого стиля езды, даже приветствовал его. Можно было не бояться расплескать кофе и спокойно прокручивать ленту сообщений в телефоне, чем Билл и занимался всю дорогу от Плимута до «Тихой обители».

Полицейские вышли из машины. Они еще только поднимались на крыльцо центрального входа, а дверь перед ними уже распахнулась, и Маргарет Фостер с порога начала извиняться за отмененный два дня назад визит.

– Мне очень-очень жаль. Я понимаю, что ваше служебное время расписано буквально по часам, но вы меня тоже поймите. Я тоже своего рода на службе. Для меня состояние здоровья наших подопечных главный приоритет. Им нельзя волноваться. Миссис Эйлин Колд последнее время что-то начала сдавать.

За разговором о состоянии здоровья Габби все трое прошли до конца коридора, повернули направо, и Маргарет пригласила служителей закона в небольшую, но уютную гостиную.

– Сюда, пожалуйста. Это апартаменты администратора. Вас здесь никто не потревожит. Чай, кофе? – Она указала на два кресла перед низким журнальным столиком.

Билл приподнял свой почти полный стакан с эмблемой «Старбакса», как бы показывая, что к беседе готов. В подтверждение этой готовности он сел на край кресла, достал блокнот и простую ручку Biс.

– Не откажусь от чашки чая, – ответил ей Маккензи, – молоко, два куска сахара.

Маргарет согласно кивнула. В это время в комнату вошли Габби и Эйлин. У Габби был очень растерянный вид.

Полицейские вежливо встали, приветствуя женщин.

– Эйлин, обе-две, – Маргарет указала на маленький диванчик по другую сторону низкого столика и кокетливо улыбнулась, – вам здесь будет удобно.

Убедившись, что все расселись согласно ее плану, она вышла, демонстративно тихо прикрыв за собой дверь.

– Итак, позвольте начать. Миссис Колд и мисс Колд, я – детектив-сержант Люк Маккензи, а это, – он кивнул в сторону своего напарника, – детектив-констебль Билл Смит. Хочу вас предупредить, что мы ведем расследование сразу двух тяжких преступлений, совершенных в вашем доме.

Эйлин моментально отреагировала на его слова:

– Что значит «преступления»? Экспертиза уже подтвердила насильственный характер обеих смертей?

– Ах да… Теперь я вспомнил, кто вы. Мисс Эйлин Колд – знакомое имя, не сразу сложил два и два. Теперь вижу – вы та самая молодая, но уже знаменитая адвокатесса. Вторая дама, надо полагать, ваша родственница миссис Колд.

– Моя бабушка. И вы не ответили на мой вопрос.

– Отвечаю, – сухо проговорил Маккензи. – Нет, экспертиза еще не готова, но два скелета в одном доме дают нам повод классифицировать случившееся как преступление.

– Вы даже не знаете, есть ли между ними связь, – парировала Эйлин.

– В этом нам и предстоит разобраться. – Маккензи достал из папки блокнот детектива. – Миссис Колд, – он посмотрел на Габби, – мисс Колд, – перевел взгляд на Эйлин, – напоминаю вам, что данная встреча – это не допрос, а скорее интервью. Любая информация о том, кто в доме жил, когда, степень родства и прочее, могут значительно облегчить нашу работу. Миссис Колд, вам понятны причины, по которым мы пригласили вас на разговор?

Габби, зажатая между подлокотником диванчика и правым плечом Эйлин, поискала в воздухе, за что бы подержаться, и положила свою сухую морщинистую лапку на локоть внучки. Та накрыла свободной левой рукой бабушкину ладошку и слегка похлопала по ней. Ободренная старушка согласно закивала.

– Итак, начнем. – Детектив приготовился записывать. – Ваше полное имя?

– Эйлин Розалинда Джейн… Вы можете меня звать просто Габби, как все.

– Спасибо, Габби, но протокол требует официальности. – Маккензи любезно улыбнулся и сделал пометку в своих записях. – Дата вашего рождения?

– Э… э… я не помню точно. Кажется, май. Да, деточка? – Габби слегка сжала локоть Эйлин.

– Год? – не унимался детектив.

– Сороковой или сорок первый.

– Женщина всегда остается женщиной, – со смехом сказала Маргарет, входя в комнату с подносом, уставленным чайными приборами. – Габби, кончай молодиться и умалять свои года. Она родилась одиннадцатого мая тридцать шестого года.

[8] Понятно? (фр.)