Итак, особенно в области морской стратегии уроки прошлого имеют значение, которое отнюдь не ослабело с течением времени. Благодаря сравнительному постоянству условий они полезны не только как иллюстрация принципов, но и как прецеденты. По отношению к тактике, т. е. к действию флотов с того момента, когда они пришли в столкновение в том месте, куда привели стратегические соображения, значение исторических уроков менее очевидно. С непрерывным развитием человечества совершаются и постоянные перемены в оружии, а они влекут за собою и перемены в тактике сражения – в диспозиции и образе действий войск или кораблей на поле битвы. Отсюда у многих, занимающихся морскими вопросами, возникает склонность думать, что не может быть извлечено никакой пользы из изучения прежнего опыта, что такое изучение равносильно потере времени. Этот взгляд, вполне естественный, не только упускает из вида те широкие стратегические соображения, которые заставляют нации иметь флоты, определяют сферу их действий и тем самым влияли, влияют и будут влиять на мировую историю, но еще узок и односторонен по отношению к тактике. Сражения прошлого были успешными или неуспешными сообразно тому, велись ли они в соответствии с принципами войны или вопреки оным; моряк, который тщательно изучает причины успехов и неудач, не только откроет и постепенно усвоит эти принципы, но также приобретет немалую способность их приложения к тактике действий судов и употребления оружия своего времени. Он заметит при этом не только, что перемены в тактике имели место после перемен в оружии – что необходимо, – но и что промежутки между такими переменами несообразно долгие. Это, несомненно, происходит оттого, что усовершенствования в оружии суть плоды деятельности одного или двух человек, тогда как перемены в тактике должны преодолеть инертность целого консервативного класса людей, которая является боˊльшим злом. Указанное зло возможно излечить только открытым признанием каждой сцены, тщательным изучением положительных и отрицательных свойств нового корабля или оружия и последующим приспособлением метода их использования к этим свойствам. История указывает на тщетность надежды, будто люди, посвятившие себя военной профессии, вообще отнесутся к изложенным истинам с должным вниманием; зато те немногие, кто ими воспользуется, вступят в бой с боˊльшим преимуществом. Урок сам по себе немаловажный!

Уместно привести слова французского тактика Морога, который писал столетие с четвертью назад: «Морская тактика основана на условиях, главный фактор которых, а именно оружие, изменяется с течением времени; изменения в нем, в свою очередь, необходимо влекут за собою изменения в конструкции кораблей, в способах управления ими и, наконец, в диспозиции и управлении флотами». Его дальнейшее положение, а именно, что морская тактика «не есть наука, основанная на принципах, абсолютно неизменных», более открыто для возражений. Правильнее говорить, что приложение ее принципов изменяется согласно изменениям в оружии. Приложение принципов, без сомнения, тоже изменяется и в стратегии, но там оно значительно менее заметно, а потому распознание самого принципа в каждом данном случае протекает легче. Это положение достаточно важно для нашего предмета, и мы проиллюстрируем его историческими событиями.

Абукирское сражение 1798 года не только ознаменовалось решительной победой английского флота над французским, но имело также важнейшим своим последствием прекращение сообщений между Францией и армией Наполеона в Египте. В самом сражении английский адмирал Нельсон дал блестящий пример «большой» тактики, если понимать под этим термином «искусство совершать целесообразные маневры как перед сражениями, так и в ходе их». Частная тактическая комбинация опиралась на условие, которое ныне невыполнимо, а именно на невозможность для кораблей подветренного флота, стоящего на якоре, прийти своевременно на помощь наветренным кораблям; но принципы комбинации – а именно избрание той части неприятельского строя, которая наименее может рассчитывать на поддержку, и атака превосходящими силами – не утратили прежнего значения. Тем же принципом руководствовался адмирал Джервис при мысе Винсент, когда пятнадцать его кораблей одержали победу над двадцатью семью вражескими, хотя в этом случае неприятель был на ходу, а не на якоре. Но ум человеческий обладает таким свойством, что на него, кажется, большее впечатление производят преходящие обстоятельства, а не вечные принципы, эти обстоятельства обусловившие. В стратегическом влиянии победы Нельсона на ход войны, напротив, принцип распознается легко, и сразу видна приложимость его к условиям нашего времени. Исход египетской экспедиции зависел от обеспечения свободы путей сообщения с Францией. Победа англичан в Абукирском сражении уничтожила морскую силу противника, которая только и обеспечивала снабжение, и определила окончательную неудачу кампании для Франции; в данном случае очевидно, что удар был нанесен неприятелю в согласии с принципом поражения коммуникационной линии и что этот принцип действителен и теперь, во времена паровых флотов, и оправдался бы в эпоху галер настолько же, насколько оправдался в дни флотов парусных.

Невнимательное и даже пренебрежительное отношение к прошлому, якобы устарелому, не позволяет усвоить даже те наглядные стратегические уроки, которые лежат, так сказать, на поверхности морской истории. Например, многие ли смотрят на Трафальгар, венец славы Нельсона и отпечаток его гения, иначе, чем как на отдельное событие исключительного величия? Многие ли задают себе стратегический вопрос: «Каким образом корабли его оказались там в надлежащий момент?» Многие ли представляют себе это сражение как конечный акт большой стратегической драмы, обнимающей год или более времени, драмы, в которой двое величайших военных вождей, когда-либо живших, – Наполеон и Нельсон – действовали друг против друга? При Трафальгаре не Вильнев потерпел неудачу, но был побежден Наполеон; не Нельсон выиграл сражение, но была спасена Англия. Почему? Потому что комбинации Наполеона не удались, а сообразительность и деятельность Нельсона держали английский флот всегда на следе неприятеля и противопоставили тому в решительный миг. Тактика при Трафальгаре, пусть открытая критике в деталях, в своих главных чертах была согласна с принципами войны, и ее дерзость оправдывается столько же крайностью обстоятельств, сколько и результатами; но уроки основательности в подготовке, энергия деятельности, исполнение, обдуманность и дальновидность действий со стороны английского вождя в предшествовавшие сражению месяцы суть уроки стратегические и как таковые до сих пор остаются ценными.

В рассмотренных двух случаях ход событий закончился естественной и решительной развязкой. Можно привести еще третий случай, в котором определенного итога достигнуто не было, почему и вопрос о надлежащем образе действий может быть спорным. В Американской войне за независимость Франция и Испания заключили союз против Англии в 1779 году. Соединенные флоты трижды появлялись в Английском канале ^[11], один раз в числе шестидесяти шести линейных кораблей, принудив флот Англии, значительно меньшей численности, искать убежища в своих портах. Главными целями Испании было отвоевание Гибралтара и Ямайки; для достижения первой из них союзники употребили огромные усилия при осаде и с моря, и с суши этой почти неприступной крепости. Усилия оказались тщетными. По этому поводу возникает вопрос, относящийся прямо к области морской стратегии: не была ли бы попытка возвратить Гибралтар более обеспечена достижением господства в Английском канале, атакой британского флота даже в гаванях и угрозе уничтожением английской торговли и вторжением в Англию, чем значительно более трудными действиями против весьма сильного и отдаленного пункта ее владений. Англичане, избалованные долгой неприкосновенностью своей территории, были особенно чувствительны к страху вторжения; насколько велико было их доверие к своему флоту, настолько же пали бы они духом в случае, если бы это доверие удалось серьезно поколебать. При любом решении ясно, что оно входит в область морской стратегии, и здесь уместно отметить, что оно предлагалось в другой форме одним французским офицером того времени, рекомендовавшим сосредоточить нападение на вест-индских островах, один из которых можно было бы обменять на Гибралтар. Невероятно, однако, чтобы Англия отдала свой ключ Средиземного моря за какое-нибудь другое отдаленное владение, хотя она могла уступить его для спасения своих очагов и своей столицы. Наполеон однажды сказал, что отвоюет Пондишери ^[12] на берегах Вислы. Сумей он обеспечить за собой господство в Английском канале, как сделал это союзный флот в 1779 году, то было ли бы место сомнению, что он завоевал бы Гибралтар на берегах Англии?

Для более сильного запечатления в умах читателей того, что история побуждает к стратегическому изучению приемов войны и подкрепляет их фактами, которые передает, приведем еще два примера, относящиеся к эпохе более отдаленной, чем рассматриваемая в настоящем труде. Как случилось, что в двух больших состязаниях сил Востока и Запада в Средиземном море, в одном из которых было поставлено на карту владычество над известным тогда миром, враждебные флоты встретились в местах, столь различных между собою, как Акций и Лепанто? Было ли это случайным совпадением или следствием такого сочетания условий, которое может ^[13] повториться? В последнем случае упомянутые события достойны тщательного изучения, ибо если опять когда-либо возникнет восточная морская сила, подобная силе Антония или Турции, то неизбежно встанут сходные с прежними стратегические вопросы. В настоящее время и вправду кажется, что центр морской силы, сосредоточившейся главным образом в Англии и Франции, лежит несравненно ближе к Западу, чем к Востоку, но если бы какой-нибудь случай придал господству в Черноморском бассейне, принадлежащему теперь России, обладание входом в Средиземное море, то стратегические условия, влияющие на морскую силу, совсем бы изменились. Теперь если бы Запад двинулся против Востока, то Англия и Франция дошли бы до Леванта, не встретив никакого сопротивления, как оно и произошло в 1854 году (и как Англия преуспела в одиночку в 1878 году); в случае же предположенной выше перемены Восток, как было дважды перед тем, встретил бы Запад на полпути.