Я вспомнила о ночи перед отъездом во дворец и о том, что Линжун была влюблена в моего брата… Неужели она так же, как и я, не хочет, чтобы император обратил на нее внимание?

– Как думаешь, может, она сама не хочет близости с государем? – нерешительно спросила я.

Мэйчжуан посмотрела на меня с недоумением:

– Как такое может быть? Пускай она не такая страстная, как некоторые, но отказываться от милости императора… Как она еще сможет закрепиться в гареме с ее-то происхождением?

– А ты не знаешь, может, она в кого-нибудь влюбилась?

– Что за глупости ты говоришь?! – Подруга аж покраснела от возмущения. – Мы все жены императора. Наши тела и души принадлежат ему. Разве можем мы влюбляться в кого-то другого?

– Я же просто так сказала. Не надо так бурно реагировать.

Мэйчжуан немного помолчала, успокаиваясь, а потом покачала головой:

– Я точно не знаю, есть ли у нее любимый или нет, но, судя по ее поведению, его все-таки нет.

Мы с Мэйчжуан еще немного поболтали на разные темы, а потом распрощались.

После того как в комнате осталась только я, в нее зашла Пэй, чтобы поменять уголь в жаровне. Я искоса на нее посмотрела, а потом будто бы ненароком спросила:

– А ты слышала о том, что служанку из сада Имэй сделали наложницей?

– Слышала, – тут же ответила Пэй. – Говорят, ей очень повезло. Дело в том, что в новогоднюю ночь она случайно встретилась с императором в саду Имэй и что-то ему сказала. На следующее утро Его Величество послал евнуха Ли отыскать эту служанку. Евнух поговорил с ней и увез с собой. Никто и подумать не мог, что она больше не вернется, потому что император дарует ей звание гэнъи и сделает своей наложницей.

Я улыбнулась, хихикая про себя: «Какая умная служанка! Получается, что она меня спасла». Судя по всему, в Запретном городе всегда будут те, кто мечтает подняться из грязи в князи.

Пока мы с Пэй разговаривали, в комнату вошла Цзиньси. Она уселась около меня и стала постукивать по моим ногам деревянным молоточком. Когда Пэй заменила уголь и ушла, старшая служанка тихонько спросила:

– Госпожа, а той ночью, когда вы ходили в сад Имэй, вы ни с кем там не встретились?

Я не спешила отвечать. Я взяла со стола кусочек цуката и положила в рот.

– А какое тебе дело до того, встретила я там кого-то или нет?

Цзиньси чуть заметно нахмурилась, но тут же улыбнулась.

– Ваша рабыня такая выдумщица, – сказала она, продолжая массировать мои ноги. – Просто при дворе так просто можно обознаться и выдать рыбий глаз за жемчужину ^[49]. Я же простая зевака, которая наблюдает со стороны.

Я выплюнула косточку от цуката в чашку и строго сказала:

– А зевакам я бы посоветовала почаще следить за самими собой.

Прошло больше месяца, но Линжун все еще не привлекла внимания императора, а вот бывшая служанка Юй проявила свой ум. Она пользовалась талантом к пению и услаждала слух императора красивыми песнями. Она ему так нравилась, что на время он забыл о других наложницах. В первом лунном месяце он повысил Юй сначала до цайню ^[50], потом до сюаньши и, наконец, до нянцзы ^[51], пожаловав ей новое имя Мяоинь, что означало «волшебная музыка». А еще ей выделили для проживания отдельный павильон – павильон Хунни. Наложница Юй оказалась в столь выгодном положении, что сама фэй Хуа пришла к ней в гости с подарками. Нянцзы Юй, будучи умной девушкой, решила подольститься ко второй по силе фигуре в гареме, и в итоге эти двое стали приятельницами. Со временем Юй настолько зазналась, что другие наложницы уже не могли терпеть ее поведение. Мэйчжуан, наложница Лю и гуйжэнь Тянь уже напрямую противостояли ей. Моя подруга всегда была терпеливой, но когда Юй начала переходить границы, она просто не смогла сдержать свою злость.

Потом наступил второй месяц, но он не принес желанного тепла. В первые дни было очень холодно, а небо покрывали массивные серые облака, которые принесли с собой снег с дождем. Казалось, они несколько дней копили в себе снег, чтобы потом открыть небесные краны и устроить снегопад, длившийся целые сутки. Снег перестал идти только на следующий день ближе к ночи. Сяо Юнь и Сяо Лянь, которые расчищали дорожки от снега, вошли в павильон совсем мокрыми от пота. Они дрожали от холода и бурчали себе под нос: «Какая ужасная погода». Я велела им поскорее переодеться, а мокрую одежду повесить сушить у огня.

– Какая же противная погода в этом году, – недовольно сказала я, откладывая вышивку. – Уже Праздник дракона ^[52] прошел, а снег все идет и идет. Боюсь, что все цветы погибнут из-за холода.

– Госпожа, еще осенью евнухи укрыли все цветы соломой, – успокоила меня Лючжу. – Они не должны замерзнуть.

Я улыбнулась в ответ и вернулась взглядом к платку, на котором вышивала иволгу. Тут до моих ушей донесся звук, очень похожий на те, что издают тяжелые повозки. Это было странно, потому что дворец Танли располагался в удалении от центральной дороги, и было неожиданно услышать такие звуки поздним вечером. Когда я подняла глаза, то увидела, что Цзиньси встала со стула и приняла почтительную позу.

– Госпожа, это звуки повозки Фэнлуань ^[53], – негромко сказала она.

Я потеряла дар речи. Повозка Фэнлуань была специально создана для того, чтобы отвозить во дворец императора ту наложницу, с которой он хотел разделить ложе.

Я прислушалась. Звуки становились все ближе. Уже можно было различить позвякивание колец, украшающих повозку. А потом я услышала женский голос. Женщина пела. И пела она очень красивую песню, которую сочинили здесь же, в гареме: «В печи горит сандал и черный уголь. За жемчужной занавеской падает снег. В покоях императрицы поднимают бокал вина за долголетие. Феникс и дракон сплелись на торжественном одеянии».

– А она красиво поет. Теперь понятно, почему она так понравилась императору, – я по достоинству оценила талант наложницы Юй. – Не зря ей дали новое имя «Волшебная музыка».

Сяо Юнь, услышав мои слова, опустил голову и прошептал:

– В гареме запрещено громко петь после наступления темноты.

– Это доказывает то, насколько сильно ее любит император, – сказала я, не отрывая взгляда от вышивки.

Больше никто ничего не говорил. Тишину нарушал лишь треск угля в жаровне да завывания холодного северного ветра за окном. Вдруг издалека раздался смех. Это был надменный смех женщины, которая знает себе цену. Ветер разнес его по всем переулкам и дворам гарема…

Я впервые услышала звук, который издает повозка Фэнлуань, и он показался мне приятным. Не знаю, сколько наложниц привлечет к окнам звук повозки, пока та будет ехать до дворца императора, ведь она стала символом надежды, разочарования, женских слез и веселого смеха. Я была уверена, что очень многие в гареме стояли по вечерам у окон и надеялись, что эта повозка остановится у ворот именного их дворца и повезет их к императору. Я вспомнила, как в детстве мы с братом стояли под окнами западного флигеля и слушали, как наставник читает вслух стихотворение Ду Му ^[54] «О дворце Эпангун». Были в нем строки, которые уже тогда меня потрясли.

«Я вздрогнул от раскатов грома, но то оказалась дворцовая повозка. Шум раздавался издалека, и я не знал, где именно она проезжает. Многие наложницы долго вглядывались вдаль в надежде стать избранницей императора, но многие из них не видели его уже тридцать шесть лет!»

Тридцать шесть лет. Для некоторых женщин это целая жизнь! Девушкам из гарема, конечно же, не сравниться с прекрасными небожительницами, но они все равно красивы. Красивые женщины в гареме – привычное дело. Постоянно появляются новые лица. Наложницы стареют, но на смену им приходят молодые девушки с упругими телами, гладкими лбами, яркими губами, чарующими глазами и тонкими талиями… И все они привыкают делать одно и то же: «вглядываться вдаль в надежде стать избранницей императора». В гареме женщина, лишенная благосклонности императора, подобна безжизненной бумажной кукле: даже случайный порыв осеннего ветра может сбить ее с ног и уничтожить. Но и те, к кому император благосклонен, разве могут они расслабиться и жить в свое удовольствие? Боюсь, что у них беспокойств гораздо больше, чем у неугодных женщин. Как долго они смогут завлекать императора в постель? Они боятся потерять его расположение, боятся постареть, боятся, что появится новая красивая соперница. Если нет любви, то благосклонность императора не крепче шелковой бумаги. Боюсь, что именно любви больше всего не хватает в императорском гареме. Наложницы тянутся к императору ради статуса, богатства и покровительства. Были ли вообще такие, кто хотел от императора любви?..

От всех этих мыслей у меня заболела голова. Я опустила иголку с ниткой и посмотрела на Хуаньби.

– Мне не нравится запах угля. У меня от него голова разболелась. Замени его на алойное дерево.

Хуаньби ответила не сразу, будто бы чего-то боясь.

– Госпожа, нам все еще не принесли благовония на этот месяц, хотя должны были доставить их еще несколько дней назад. Давайте я пошлю кого-нибудь, чтобы выяснить, в чем дело?

Вообще-то я догадывалась, что в Министерстве двора решили ничего мне не присылать, так как я не пользовалась благосклонностью императора. Но вслух я сказала совсем другое:

– В последние дни шел сильный снег. Думаю, что люди из Министерства двора отложили все доставки на несколько дней. Можешь добавить любые благовония, которые найдутся во дворце.

Хуаньби поклонилась и пошла выполнять приказ, но стоило ей только выйти за двери, как я услышала ее испуганное ойканье и возглас:

– Госпожа Чунь! Почему вы стоите тут одна на холоде? Вы же можете простудиться! Скорее заходите.

Догадавшись, что происходит что-то странное, я поспешила выйти на улицу. И там я действительно увидела чанцзай Чунь. Она стояла перед воротами дворца. Нос у нее покраснел от холода, а вот щеки, наоборот, были очень бледными. Она стояла, не шевелясь и не говоря ни слова.

– Сестренка Чунь, – окликнула я ее. – Ты пришла совсем одна?

Услышав мой голос, наложница Чунь наконец-то зашевелилась. Она медленно обвела взглядом наш двор, а потом посмотрела на меня и заплакала.

– Сестрица Вань, я так испугалась!

Я сразу поняла, что что-то случилось. Я схватила Чунь под локоть и повела в боковую комнату. Цзинцин я велела дать ей в руки теплую грелку, а Пинь приказала принести горячий молочный суп. Когда чанцзай Чунь немного согрелась, я попросила ее рассказать обо всем, что случилось, с начала и до конца. Оказалось, что наложница Ши ужинала у Чунь. После ужина она собралась в свой дворец, а Чунь решила проводить свою гостью. На улице уже было темно, поэтому, чтобы не поскользнуться на скользкой дороге, наложница Ши зажгла тканевый фонарь. Кто же знал, что фонарь загорится у нее в руках из-за сильного порыва ветра? И как раз в этот момент мимо них проезжала наложница Мяоинь в повозке Фэнлуань. Лошадь, запряженная в повозку, испугалась огня, но извозчик оказался опытным и смог ее удержать. С наложницей Мяоинь ничего страшного не случилось, но ее знатно потрясло, пока извозчик усмирял лошадь. Вроде бы, такой пустяк, но новая фаворитка императора не собиралась оставлять это безнаказанным. И, несмотря на то что мэйжэнь Ши оказалась в гареме гораздо раньше и ее статус был намного выше, наложница Мяоинь даже не собиралась проявлять к ней хоть капельку уважения. Она так сильно разозлилась, что велела евнуху заточить мэйжэнь Ши в штрафной комнате. Услышав это словосочетание, я ненароком вздрогнула. Штрафной комнатой называлось помещение, где жили разжалованные наложницы и провинившиеся служанки. Там им приходилось выполнять самую черную работу. Наложница Ши не была разжалована, и она не была провинившейся служанкой. На каком основании ее могли отправить в штрафную комнату?

– А ты не ходила к императору и императрице? – спросила я. – Неужели они ничего не сказали по этому поводу?