Все это я пересказал Макшонесси. Тот согласился, что случай поучительный, и он обязательно его запомнит хотя бы для того, чтобы рассказать некоторым знакомым, которым, по его мнению, подобный урок пойдет на пользу.

Глава вторая

Не могу сказать, что на первой встрече мы сильно продвинулись в работе. И вина тут целиком лежит на Брауне. Ему не терпелось рассказать нам одну историю. Это был анекдот с длинной бородой о собаке, которая повадилась ходить по утрам в одну булочную с пенни в зубах и получала за эту цену от пекаря сдобную пышку. Однажды он, полагая, что пес не заметит разницы, попробовал подсунуть бедному животному булку вполовину дешевле, но пес сразу вышел из лавки и привел с собой полицейского.

Браун в тот день впервые услышал этот допотопный анекдот и был от него в восторге. Не представляю, где провел Браун последние сто лет! Это великая тайна. Он может остановить тебя на улице со словами: «Ты должен это услышать. Классный анекдот!» – и увлеченно, со смаком поведать шутку, популярную во времена Ноя, или анекдот, который Ромул некогда рассказал Рему. Когда-нибудь случайный знакомый поведает Брауну историю Адама и Евы, и он, решив, что новый сюжет прекрасен, задумается, не стоит ли положить его в основу романа.

Эти предания старины глубокой он выдает за собственные воспоминания или за случаи из жизни троюродного брата. Как ни удивительно, но почти со всеми вашими знакомыми происходили какие-нибудь невероятные, поистине катастрофические приключения или, на худой конец, они становились их свидетелями. Я ни разу не встречал человека, который не присутствовал бы лично при падении пассажира с верхнего этажа даблдекера ^[2] прямо в телегу мусорщика и последующем извлечении его оттуда лопатой.

Есть еще одна затасканная история о даме, чей муж внезапно заболел в гостинице. Жена стремглав бросается вниз, готовит на кухне горчичный компресс и спешит обратно, но в суматохе попадает не в тот номер и там, стянув одеяло, нежно ставит компресс незнакомому мужчине. Я так часто слышал этот анекдот, что последнее время боюсь засыпать в гостинице. Каждый, кто его рассказывал, уверял, что спал в соседнем с жертвой номере и проснулся от страшного крика, когда мужчине налепили на спину жгучую горчицу. Поэтому он (то есть очередной рассказчик) знал все подробности этого случая.

Браун хотел, чтобы мы поверили, будто фантастическое, вневременное животное, о котором он рассказывал, принадлежит его шурину, и страшно обиделся, услышав, как Джефсон пробормотал про себя, что это двадцать восьмой шурин, известный ему как владелец собаки, не говоря уже о тех ста семнадцати, которые уверяют, что собака принадлежала им самим.

Мы сделали попытку приступить к работе, но анекдот Брауна сбил весь настрой. Грешно рассказывать такую историю в обществе обычных, не лишенных тщеславия людей. Стоит одному завести разговор о такой чудо-собаке, как у остальных возникает неодолимая потребность рассказать историю еще покруче. Вот, к примеру, одна из них. Не ручаюсь за ее достоверность, ведь ее рассказывал мне судья.

Приходской пастор, добрый и благочестивый старик, пришел навестить умирающего и, желая подбодрить беднягу, рассказал анекдот о собаке. Когда он закончил, больной приподнялся на подушках и сказал: «Знаю историю получше. У меня была однажды собака – крупная, коричневая, кривобокая…» Усилие превысило физические возможности больного и истощило его последние силы. Больной откинулся на подушки, а врач, подойдя ближе, понял, что тот кончается. Старый пастор поднялся, взял руку умирающего в свои и слегка пожал.

– Мы еще встретимся, – мягко произнес он.

Больной повернулся к нему. Безмятежная и благодарная улыбка озарила его лицо.

– Мне радостно это слышать, – прошептал он слабым голосом. – Тогда напомните, чтобы я досказал историю о собаке.

И больной мирно скончался с благостной улыбкой на устах.

Рассказавший свою «собачью» историю Браун был полностью удовлетворен и хотел, чтобы мы занялись судьбой нашей героини, но остальные не чувствовали, что готовы к этому. Каждый вспоминал слышанную им когда-то историю на собачью тему и прикидывал, насколько правдоподобной она выглядит.

В Макшонесси с каждой минутой заметно нарастало беспокойство и нетерпение. Довольный Браун, завершив свою историю, пустился в пространные рассуждения, которые, впрочем, никто не слушал, и наконец не без гордости подвел итог:

– Чего вам еще надо? Этот сюжет пока никто не использовал, и характеры во всех отношениях оригинальные.

И тут Макшонесси не сдержался.

– Если уж заговорили о сюжетах, – начал он, придвигая стул ближе к столу, – то у меня есть кое-что на примете. Я не рассказывал вам о собаке, которая жила у нас в Норвуде?

– Кажется, это был бульдог? – занервничал Джефсон.

– Да, бульдог, – невозмутимо признал Макшонесси, – но не думаю, что я рассказывал вам эту историю.

Зная по опыту, что спорить с ним себе дороже, мы приготовились в очередной раз слушать этот рассказ.

– Тогда в наших местах объявилось много грабителей, – начал Макшонесси, – И папаша решил, что настало время завести собаку. Лучше всего для этой цели, по его мнению, подходил бульдог, и он купил самого свирепого на вид пса из всех предложенных.

Увидев собаку, матушка встревожилась.

– Надеюсь, ты не позволишь этому зверю разгуливать по дому! – воскликнула она. – Он непременно кого-нибудь загрызет. У него на морде написано.

– Такой мне и нужен. Пусть загрызет грабителя насмерть.

– Мне неприятно слышать такие слова, Томас, – расстроилась матушка. – На тебя это не похоже. У нас есть право оберегать частную собственность, но нет права лишать такого же, как мы, человека жизни.

– Таким, как мы, опасаться нечего. По крайней мере до тех пор, пока они не залезут в наш дом без приглашения, – весьма резко возразил отец. – Я оставлю собаку в буфетной при кухне, и если у вора возникнет желание здесь поживиться, это его проблемы.

Примерно месяц у моих стариков шла перепалка из-за пса. Отец упрекал матушку в чрезмерной сентиментальности, а та его в излишней жестокости. А пес тем временем рос, и вид у него становился все более устрашающий.

Как-то ночью матушка разбудила отца словами:

– Томас, внизу грабитель. Я в этом уверена. Я отчетливо слышала, как открывали дверь на кухню.

– Если что, собака его уже загрызла, – пробормотал сонным голосом отец, который ничего такого не слышал и хотел только одного – спать.

– Томас, – строгим голосом произнесла матушка. – Я не собираюсь лежать здесь, зная, что кровожадный зверь убивает человека. Если ты не спустишься и не спасешь ему жизнь, это сделаю я.

– Что за ерунда, – заворчал отец, поднимаясь. – Вечно тебе что-то мерещится. Похоже, все женщины ложатся в постель только для того, чтобы не спать всю ночь, прислушиваясь, не залез ли грабитель. – Однако, чтобы успокоить жену, он натянул брюки, надел носки и спустился вниз.

Но на этот раз матушка оказалась права. В дом действительно проник грабитель. Окно кладовой было распахнуто, а в кухне горел свет. Отец тихонько подкрался и заглянул в слегка приоткрытую дверь. В кухне удобно расположился воришка, с аппетитом уплетая холодную говядину с овощами, а рядом на полу сидела наша бестолковая собака с восторженным, почти любовным выражением на наводящей ужас морде и дружелюбно виляла хвостом. Эта сцена настолько потрясла отца, что он позабыл об осторожности.

– Черт меня возьми… – И тут он разразился такой бранью, какую я не решаюсь воспроизвести.

При звуке голоса грабитель метнулся к окну и быстро дал деру, а пес явно обиделся за нового друга, которого так грубо выпроводили. На следующее утро мы повели пса к заводчику, у которого его приобрели.

– Как вы полагаете, зачем я купил эту собаку? – спросил отец, стараясь сохранять спокойствие.

– Помнится, вы сказали, что вам нужна хорошая собака для дома, – ответил заводчик.

– Именно это я и сказал, – продолжал отец. – Но разве я просил пса, готового лизать ноги грабителю? Который с первой минуты устанавливает с проникшим в дом вором дружеские отношения и сидит рядом, чтобы тот, упаси бог, не чувствовал себя за ужином одиноким?

И отец поведал заводчику, что случилось предыдущей ночью. Тот согласился, что основания для жалобы у нас есть.

– Кажется, я понял, в чем дело, сэр, – продолжил он. – Этого пса готовил мой сынишка Джим, и, похоже, натаскивал его, озорник, больше на крыс, чем на грабителей. Оставьте мне собаку на недельку, сэр, и все будет в порядке.

Мы так и сделали, и в назначенный срок заводчик привел бульдога.

– Думаю, теперь вы будете довольны, сэр, – сказал он. – Не могу сказать, что этот пес большой интеллектуал, но я постарался вправить ему мозги.

Отец решил, что неплохо проверить, насколько хорош достигнутый результат, и потому мы заплатили одному человеку шиллинг, попросив залезть в кухню через окно, в то время как заводчик будет держать на цепи бульдога. Пес был спокоен до тех пор, пока нанятый человек не оказался в кухне. Тогда он совершил мощный прыжок, и, если бы не крепкая цепь, шиллинг бедняге обошелся бы дорого. Отец успокоился, решив, что отныне может засыпать с легким сердцем, зато беспокойство матушки за судьбу местных воришек заметно возросло.

Шли месяцы, ничего не происходило, но как-то ночью в нашем доме нарисовался еще один грабитель. И на этот раз сомнений не было: пес не зря ест хлеб. Грохот на нижнем этаже был чудовищный. Дом сотрясался от борьбы.

Отец схватил револьвер и бросился вниз. Я – за ним. В кухне все было вверх дном. Столы и стулья перевернуты, а на полу лежал мужчина и сдавленным голосом звал на помощь. Поставив на беднягу лапы, пес его душил.

Отец приставил револьвер к виску мужчины, а я, собрав все силы, оттащил нашего защитника от жертвы, пристегнул к раковине и только потом зажег газовую лампу. Лежащий на полу человек был полицейским.

– Бог мой! – воскликнул отец, выронив револьвер. – Вы как сюда попали?

– Как я сюда попал? – повторил мужчина голосом, в котором слышалось крайнее – и вполне понятное – возмущение. – Выполнял свой долг – вот как. Только и всего. Увидел, как грабитель лезет к вам в окно, и – прямиком за ним.

– И вы его схватили? – спросил отец.

– Схватил? Как же! – пронзительно выкрикнул полицейский. – Как я мог его схватить, если ваше чудовище вцепилось мне в глотку, а грабитель спокойно закурил трубку и вышел через заднюю дверь?

На следующий день отец принял решение продать бульдога. Матушка, успевшая за это время привязаться к псу, который смиренно терпел, когда мой младший брат дергал его за хвост, была против продажи. Животное ни в чем не виновато, настаивала она. Мужчины вломились в дом почти одновременно. Бульдог не мог напасть на обоих. Он сделал все, что мог, – бросился на одного. То, что им оказался полицейский, а не грабитель, – случайность чистой воды. Такое могло произойти с любой собакой.

Но отец по-прежнему был враждебно настроен против бедного животного и на той же неделе поместил объявление в «Филд», где характеризовал пса как надежное вложение капитала для любого предприимчивого представителя криминального мира.

Макшонесси отыграл свою подачу, и мяч перешел к Джефсону, рассказавшему трогательную историю о бездомной дворняжке, попавшей под машину на Стрэнде. Собаку со сломанной ногой доставил в больницу на Чаринг-Кросс проходивший мимо студент-медик. Там ее вылечили и держали под наблюдением до полного выздоровления, и только тогда отпустили восвояси.

Бедняжка, видимо, понимала, как много для нее сделали, и на протяжении всего пребывания в больнице слыла самым благодарным пациентом из всех, кто там лечился. Весь медицинский персонал горевал, расставаясь с ней.