– Но нельзя отрицать, что встречаются и добродетельные героини, которые вызывают интерес, – высказался я.

– Временами вызывают – когда совершают ошибки, – продолжил Джефсон. – Безупречные героини раздражают читателя не меньше, чем Сократ раздражал Ксантиппу ^[5], или добросовестный отличник – обычных школьных бездельников. Возьмем типичную героиню романов восемнадцатого века. Она встречается с возлюбленным только для того, чтобы сообщить о невозможности ему принадлежать, и все свидание обычно льет слезы. Она никогда не упускает случая побледнеть при виде крови и в самый неподходящий момент падает без чувств в объятия любимого. Она твердо знает, что никогда не выйдет замуж без отцовского согласия, и так же твердо намерена не выходить замуж ни за кого, кроме того, единственного, на брак с которым, по ее убеждению, отец никогда не согласится. Эта безупречная молодая девица столь же скучна и неинтересна, как знаменитость у себя дома.

– Но ты говоришь сейчас не о добродетельной женщине, – заметил я, – а о том, как представляют идеальную женщину некоторые глупые люди.

– Вполне с тобой согласен, – сказал Джефсон. – Я тоже не готов дать определение хорошей женщины. Думаю, этот вопрос слишком глубок и сложен, чтобы обычный человек мог на него ответить. Я говорю о женщинах, которые представлялись образцом добродетели в то время, когда эти книги были написаны. Не забывай, добродетель не постоянная величина. Представление о ней меняется в зависимости от времени и места, и, по правде говоря, эти изменения вносят те самые «глупые люди», о которых ты говоришь. В Японии «хорошая девушка» – та, которая готова продать свою честь, чтобы материально поддержать престарелых родителей. На некоторых, славящихся гостеприимством тропических островах «хорошая» жена отдает больше, чем мы сочли бы необходимым, желая угодить гостю мужа. В ветхозаветные времена Иаиль считали хорошей женщиной за то, что она убила спящего мужчину, а Сарра нисколько не утратила уважения окружающих, когда сама привела Агарь к ложу Авраама. В Англии восемнадцатого века главными женскими добродетелями почитались противоестественные глупость и тупость (да и сейчас они по-прежнему востребованы), и писатели, которые всегда покорно исполняют запросы общества, создавали тогда соответствующих марионеток. В наше время высшей добродетелью является «посещение трущоб», и поэтому наши героини, занимаясь благотворительностью, отправляются в нищие районы, принося «добро беднякам».

– Какая все-таки польза от бедняков! – сделал несколько неожиданный вывод Макшонесси, пристроив ноги на каминную полку и откидываясь на стуле под таким опасным углом, что мы уставились на него с вселяющим надежду интересом. – Не думаю, что мы, пишущая братия, отдаем себе отчет, сколь многим мы обязаны беднякам. Чем бы занимались наши неземные, подобные ангелам героини и благородные герои, если бы не бедняки? Что мы делаем, когда хотим показать, что наша милая героиня так же добра, как и красива? Мы вешаем ей на руку корзину с цыплятами и вином, надеваем на голову прелестную соломенную шляпку и отправляем бродить среди бедного люда. А как доказать, что у нашего героя, очевидного шалопая, бьется в груди благородное сердце? Нужно только одно – сделать так, чтобы читатель поверил, что он проявляет доброту к неимущим.

Бедняки полезны не только в литературе, но и в реальной жизни. Что может утешить торговца, когда актер, зарабатывающий восемьдесят фунтов в неделю, не в состоянии с ним расплатиться? Разумеется, сентиментальная заметка в театральной колонке, сообщающая о неизменной щедрости упомянутого актера к беднякам. Что позволяет нам заглушить слабый, но раздражающий голос совести, когда мы успешно проворачиваем незаконную аферу? Благородное решение пожертвовать десять процентов прибыли на бедных.

А что делает человек, когда понимает, что старится и пришло время задуматься, как получше устроиться на том свете? Он внезапно вспоминает о бедняках и начинает истово о них заботиться. А если бы таковых вокруг не нашлось, что тогда? Он лишился бы возможности измениться к лучшему. Большое утешение, что бедные люди никогда не переведутся. Они – лестница, помогающая нам, грешным, взбираться на небеса.

На некоторое время в комнате воцарилось молчание, во время которого Макшонесси яростно и, можно сказать, даже свирепо попыхивал трубкой, а потом Браун сказал:

– Я могу рассказать вам один забавный случай, прямо относящийся к теме разговора. Один мой кузен работал агентом по продаже земельных участков в небольшом городке, и среди выставленных на продажу домов был красивый старинный особняк, пустовавший уже много лет. Кузен совсем было отчаялся его продать, как в один прекрасный день к конторе подъехал автомобиль и богато одетая пожилая дама стала заинтересованно наводить об особняке справки. Дама рассказала, что прошлой осенью, путешествуя в этих краях, случайно увидела особняк и он поразил ее своей красотой и живописным окружением. Она прибавила, что как раз подыскивает подходящее тихое местечко, чтобы поселиться там и мирно провести остаток дней на природе, и ей показалось, что для этой цели подходит именно этот особняк.

Мой кузен пришел в восторг, предвкушая выгодную сделку, и тут же отвез потенциальную покупательницу в усадьбу, расположенную в восьми милях от города, и они подробно обследовали ее вместе. Кузен на все лады расхваливал преимущества такой покупки, подчеркивая тишину и уединенность места, близость – но не обязывающую – к церкви и ближайшей деревне. Все шло к скорому подписанию контракта. Дама была очарована особняком, его расположением, окрестностями, сочла умеренной и запрашиваемую цену.

– А теперь, мистер Браун, – спросила она, когда они стояли у ворот, ведущих в парк, – скажите, живут ли поблизости бедняки?

– Бедняки? – удивился кузен. – Но здесь нет бедняков.

– Нет бедняков! – воскликнула дама. – Ни в деревне, ни где-нибудь поблизости?

– Вы не найдете ни одного бедного человека на расстоянии пяти миль от усадьбы, – с гордостью заявил кузен. – Видите ли, мадам, население нашего графства малочисленное и весьма обеспеченное, а наш округ особенно этим выделяется. В нем нет ни одной семьи, которая не была бы, скажем, весьма зажиточной.

– Мне грустно это слышать, – проговорила разочарованно дама. – Эта усадьба полностью меня устраивала, но вот открывшееся обстоятельство…

– Но не хотите ли вы сказать, мадам, – вскричал кузен, пораженный необычной реакцией клиентки, – что вам нужны бедняки! Мы, напротив, считали основным плюсом этой усадьбы отсутствие всего, что может ранить сердце тонко чувствующей натуры или доставить ей неудобство.

– Дорогой мистер Браун, – отвечала дама, – буду полностью с вами откровенна. Я старею, мое прошлое не было, скажем так, безупречным. И теперь у меня желание искупить… э-э-э… грехи молодости добродетельными поступками в старости, и для этого не обойтись без наличия в окружении некоторого количества достойных бедняков. Я надеялась, что в этом благодатном месте найдутся по соседству нуждающиеся бедные или, возможно, даже нищие люди, и в этом случае я, не раздумывая, приобрела бы усадьбу. Теперь же придется продолжить поиски.

Мой кузен был смущен и опечален.

– В самом городе есть много бедняков, впавших в нищету по самым разным причинам, – сказал он. – Встречаются интересные случаи. Я уверен, что никто не будет возражать, если вы станете их опекать.

– Благодарю вас, – ответила дама. – Но вряд ли я смогу ездить на такие большие расстояния. Мои подопечные должны находиться в пределах досягаемости. Другие варианты мне не подходят.

Мой кузен поднапряг мозги. Нельзя было упустить такого клиента. Что-то непременно следовало делать. И тут его осенило.

– Вот как можно поступить, – сказал он. – За деревней есть пустырь, мы никак не можем пустить его в дело, потому что земля там заболоченная. Если хотите, можно построить там дюжину коттеджей – дешевых, пусть даже не очень пригодных для жилья, – не беда, и заселим туда бедняков для вашего удобства.

Дама согласилась, что мысль хорошая.

– Кроме того, – продолжал мой кузен, стараясь удержать рыбку на крючке, – используя этот метод, мы сможем подобрать вам милых, чистых и благодарных бедняков, чтобы ваша деятельность доставляла вам радость.

Дело кончилось тем, что дама приняла предложение моего кузена и составила список наиболее подходящих для нее бедняков. В него вошли: прикованная к постели старуха (предпочтительно англиканского вероисповедования); парализованный старик; слепая девушка, которая хотела бы, чтобы ей читали вслух; нищий атеист, желающий уверовать в Бога; двое калек; пьющий отец семейства, согласный слушать увещевания; старик со скверным характером, требующий особого подхода; два многодетных семейства и четыре обычные супружеские пары.

Труднее всего моему кузену пришлось с поиском нужной кандидатуры на роль пьяницы-отца. Большинство сильно пьющих мужчин категорически отказывалось от всяких душеспасительных бесед, питая врожденное к ним отвращение. После долгих поисков ему наконец попался слабохарактерный субъект, который, проникшись благородными намерениями дамы, согласился занять вакантное место при условии, что будет напиваться не чаще одного раза в неделю. По его словам, на большее пойти он не может, ибо, к несчастью, питает стойкое отвращение к алкоголю, которое ему придется преодолевать. Но его не покидает надежда, что со временем он привыкнет, и тогда лучше справится с задачей.

Поиск старика со скверным характером тоже нелегко дался моему кузену. Трудно было найти подходящую степень «скверности». Некоторые кандидаты были просто отвратительны. В конце концов он остановился на опустившемся таксисте с крайне радикальными взглядами, настаивавшем на трехлетнем контракте.

В целом план удался, и, как рассказывает мой кузен, все идет хорошо по сей день. Пьяница-отец полностью преодолел прежнее неприятие спиртных напитков, ушел в запой на три недели и последнее время стал поколачивать жену. Старик со скверным характером настолько хорошо вошел в роль, что теперь от него плачет вся деревня. Остальные тоже неплохо выполняют свои обязательства. Дама каждый день их навещает и вполне довольна тем, как протекает ее благотворительность. Подопечные называют даму Наша Добрая Леди и благословляют ее.

Закончив историю, Браун встал со своего места и с самодовольным видом филантропа налил в стакан виски, смешав с водой, словно вознаграждал и себя за совершенные добрые деяния, и тут раздался голос Макшонесси:

– Мне тоже есть что рассказать на эту тему. Это произошло в небольшой йоркширской деревне – мирном, добропорядочном местечке, где жизнь течет так размеренно, что кажется скучной ее жителям. Но приезд нового викария всколыхнул местное общество. Привлекательный молодой человек, да еще с солидным состоянием, был хорошей партией. Все незамужние женщины деревни вышли за ним на охоту.

Но обычные женские штучки не производили на него впечатления. Это был серьезный молодой человек, и как-то раз, когда в разговоре зашла речь о любви, сказал, что одной красоты и прелести в женщине недостаточно – доброта, милосердие и забота о бедняках привлекают его куда больше.

Эти слова заставили местных прелестниц задуматься. Стало понятно, что изучение журналов мод и ужимки перед зеркалом – неверный путь к сердцу викария. Бедняки – вот на кого надо ставить в этой увлекательной игре. Но с этим возникли трудности. Среди прихожан был только один бедный человек – вздорный старик, живший в покосившемся домике возле церкви. А физически крепких, жаждущих быть «добрыми», претенденток было пятнадцать (одиннадцать девушек, три старые девы и одна вдова).

Мисс Симмондс, одна из старых дев, сориентировалась первая и стала дважды в день кормить старика крепким мясным бульоном. Потом опомнилась вдова и устремилась к нему с портвейном и устрицами. Позже, на неделе, подтянулись остальные и стали пичкать старика заливным и цыплятами.