Дочь тренера. Бой без правил (страница 25)
Салахов оттаскивает меня от стены. Ударом под дых лишает возможности сделать вдох. Оказывается сзади. Фиксирует в захвате, аккуратно прижав предплечьем кадык. Я могу выйти из этого захвата при помощи ног, но не делаю этого. Завалимся на бетонный пол – он разобьет башку.
Позволяю Тайсону увести себя на наш этаж в тренировочный зал. Парни остаются снаружи. Клим плотно закрывает за нами дверь и встает к ней спиной.
Тай молча кивает мне на ринг. Выходим без перчаток. Он приглашающе машет мне пальцами, вставая совсем не в боксерскую стойку. Нападаю, уворачивается, снова вызывает. Повторяем. И так по кругу. Выматывающий танец, столкновения тел, уклоны, отскоки. Больше не ударяя, не пытаясь друг друга покалечить. Тай просто помогает выпустить часть пламени, что сейчас заживо меня сжигает.
Мокрые оба. Дышим тяжело, глядя друг другу в глаза.
– Все? – хрипло спрашивает Салахов. Киваю, встряхивая потной головой. – Тогда рассказывай.
– Нет. Это мой личный пиздец.
– Твой личный он был, пока ты Алину трахал. Лекси – дочь Терехова. Я тебя предупреждал, за нее своими руками лицо разобью. И еще за Юлькины нервы добавлю.
– При чем тут твоя Юлька? – присаживаюсь на корточки в центре ринга.
– При том, что у твоей девушки охрененная подруга. Узнала, что Алексия в беде. Через соцсети нашла Сашу, твоя Лекси ей про нее рассказывала. Повезло, что Саша быстро ответила. Она же передала все моей Юльке. А Юля была здесь и примчалась к Терехову сообщить новость, что его недавно приобретенная дочь вот-вот сделает аборт!
Его слова как еще один удар под дых. Я не могу понять почему. Это ведь реально может быть не мой ребенок! Но, сука, в этом моменте вся моя логика опять ломается, и я просто ложусь спиной на маты, чтобы дышать.
– Убей меня, Салахов.
– Нихуя, Загорский. – Он садится рядом. – Все пацаны видят, как тебя кроет уже сутки. Мы не лезли, дали тебе в этом повариться. Походу, зря. Терехов как-то говорил, что умение вовремя попросить о помощи решает пятьдесят процентов проблемы. Рассказывай.
– Как думаешь, он успел доехать? – поворачиваю к нему голову.
– Не знаю. Вряд ли Терехов сейчас будет в состоянии ответить. Какого хера ты допустил эту ситуацию, Мэт? Это же твоя девочка! Ты же любишь ее!
Шарю по карманам. Телефона нет. Потерял, наверное, пока мы месились в коридоре.
– Твоя труба у меня. – От дверей подходит Клим. Забирается к нам, отдает мне мобильник.
Открываю мессенджер, кое-как изъебнувшись, отправляю серию фотографий Тайсону. Он смотрит, взъерошивает ладонью свои черные волосы.
– Кто это? – хмурится Клим, заглядывая в экран через плечо Салахова.
– Я теперь и сам не знаю, парни… – провожу ладонями по лицу.
– Бля, меня бы тоже вклинило после такого. Красивая подборка получилась. И все фотки в даты, когда нас не было в зоне доступа, – хмыкает Зорин.
Салахов долго молчит, глядя в экран.
– Тай, ты тут? – зову его.
– Свои ощущения вспоминаю, – усмехается он. – Моему отцу категорически не нравилась детдомовская девочка Юля, и он скинул мне целый компромат на нее. Очень грамотно составленный. Хер подкопаешься! И там не только фоточки, Мэт. Там были официальные бумаги с печатями, подписями.
– А ты? – сажусь, согнув ноги в коленях, и поворачиваю голову к другу.
– А у меня тоже не сложилось, – тихо смеется Тай. – Потому что моя девочка не могла так поступить. Она бы не стала лгать об… о таком, – цедит он сквозь зубы. – Но я все равно сначала малость накосячил, а потом пошел разговаривать. Да, открываться очень трудно. Непривычно. Но нам обоим это было нужно. Я ее терять оказался не готов и поэтому начал с себя. Вывернулся перед ней наизнанку. Юлька сделала для меня то же самое в ответ, потому что я оказался важен и нужен. Как тебе исправлять все, я даже не представляю. Если бы Юля залетела… – мечтательно лыбится.
Поднимаюсь на ноги. Протягиваю руку парням. Клим пожимает первым. Тайсон цепляется за мою ладонь, подтягиваю его на себя, чтобы тоже поднялся.
– Спасибо, парни. Я поеду, – выбираюсь с ринга.
– Куда? – летит в спину от Салахова.
– Пока не знаю, – признаюсь друзьям.
Накинув куртку, выхожу на парковку. Потное тело тут же насквозь прошибает холодом. Поежившись, запрыгиваю в машину и долго сижу в темноте, глядя перед собой. Веду пальцами по рулю, в памяти всплывает наш секс в этой тачке на ее день рождения. Кошусь на пустое пассажирское сиденье рядом. Вспоминаю те чертовы таблетки, про которые мы с ней забыли.
Меня вообще с ней все время отключало. И было тепло. И секс перестал быть просто сексом. Он превратился в горячее, вкусное занятие любовью. Я понял разницу.
Здесь всегда вкусно пахло после того, как она уходила.
Перебираюсь на пассажирское. Закрываю глаза и пытаюсь поймать остатки этого запаха. Трусь затылком о подголовник. Перед глазами вырисовывается ее испуганный образ. Тест этот в руке.
Беременная… аборт…
Сажусь за руль. Завожу свою «шелби» и еду самоубиваться.
Поднимаюсь на этаж. Не раздумывая стучу в дверь. Каждый щелчок замка бьет по нервам. Мне открывает сам Юрий Германович. Сжимает кулаки так, что вены на его руках и шее вздуваются. Втягивает в себя воздух побелевшими ноздрями и, не сказав ни слова, захлопывает передо мной дверь.
Глава 34
Лекси
Отец возвращается в комнату. Садится рядом со мной на край кровати, проводит пальцами по спутавшимся волосам, убирает с лица влажную прядь.
– Прости меня, пожалуйста, – хриплю ему напрочь севшим голосом.
Наревелась за последнюю пару суток. Даже не знала, что у человека может быть столько слез, но они все катятся и катятся от обиды, страха, тоски, от боли в груди, от давящего чувства вины перед папой.
Вожусь под одеялом, укладываю голову к отцу на бедро. Меня немного знобит от такой нервной встряски, а от Терехова тянет теплом и сигаретами. Мне стыдно, что он курил из-за меня и Матвея. И я, честно, не знаю, чем бы закончился сегодняшний вечер, если бы Милка не нашла выход на моего папу, если бы он не приехал за мной.
Или уже за нами?
Но он приехал… Я прямо в кабинете после осмотра уткнулась ему в грудь и рыдала в голос, а он прижимал к себе своими огромными руками и шептал в волосы: «Все будет хорошо, моя маленькая девочка».
Мой чемпион, моя опора. Я не устаю благодарить маму, что когда-то вложила в меня именно этот образ.
– Постарайся поспать, Лекси, – просит он. – Утром будет легче.
Под его легкие поглаживания по голове и спине глаза закрываются сами. Папа аккуратно перекладывает меня обратно на подушку, поправляет одеяло и прижимается губами к виску.
– Спи, девочка.
Уходит, закрыв дверь не до конца. И я вроде даже засыпаю, но странным образом чувствую состояние собственного сна. Часто открываю глаза, они тут же снова закрываются.
И когда мне удается провалиться поглубже в сон, опять скучаю по маме. Мне снится, что она жива. Такая молодая и красивая, какой я ее помню.
Лето. Мы гуляем по зеленому парку с коляской. Смеемся, едим мороженое. Она делится со мной историями из моего раннего детства. В коляске плачет малыш. Точнее, малышка. У меня девочка…
Судорожно вздохнув, в очередной раз просыпаюсь. Тут же зажмуриваюсь, чтобы вернуться в тот самый момент.
Получается.
У девочки волосы как у меня, а глаза голубые-голубые, как теплое летнее небо. А у ее отца холодные, льдистые.
Оглядываюсь в его поисках, но тут же вспоминаю, что дурацкого Хаски нет рядом.
И сердце снова болезненно сжимается, выталкивая меня в сырую осень из зеленого лета.
– Придурок, – бормочу себе под нос. – Гад, сволочь неадекватная! Ненавижу тебя…
Звучит так себе, потому что это неправда. Я злюсь. Очень сильно. Но не ненавижу. Пытаюсь. Не получается.
К черту его уже в который раз.
Не думать о Матвее. Не сейчас.
– А мне рожать как раз летом, в июле. Если я решусь. Ясно тебе, Хаски? У тебя будет теплый летний малыш. Но он же тебе не нужен. Ты себе что-то странное придумал. Унизил, оттолкнул, когда был нужен едва ли не сильнее всего…
Замолкаю. Разговаривать с Мэтом в пустой комнате странно. Начинаю ощущать себя ненормальной и снова пытаюсь уснуть.
Спасибо мозгу, в этот раз совсем без сновидений. Но все равно ныряю туда-сюда от нервного перевозбуждения. Несмотря на это пограничное состояние, мне становится чуточку полегче. В спасительной темноте удается отдохнуть.
Утром выбираюсь из комнаты. На всю квартиру пахнет едой. В животе урчит, ведь я давно ничего не ела. В ванной брызгаю в лицо прохладной водой. Захожу на кухню. Отец как раз ставит на стол тарелку с оладьями, местами подгоревшими.
– Садись, – кивает мне на стул. – Тебе обязательно надо поесть. И не возражать. Они, может, страшные, но на вкус вроде ничего.
В животе снова урчит, папа улыбается и ставит передо мной кружку с чаем.
– Ты спал? – смотрю на заметные темные круги у него под глазами.
– Так, – неопределенно машет ладонью в воздухе. – Давай перекусим, потом будем разговаривать все важные разговоры.
Сначала немного подташнивает, но после того как первый оладушек занимает свое законное место в желудке, становится значительно легче.
Папа сказал правду, на вкус наш завтрак гораздо лучше, чем на вид. Горячий чай от отца тоже кажется мне неимоверно вкусным.
Терехов не дает мне помыть посуду. Сам все убирает после завтрака и возвращается на свою табуретку.
– Не сжимайся так, Лекси. Мы сейчас с тобой проматываем бесполезный набор предложений из серии: «чем вы думали?», «а я предупреждал», потому что чем вы думали, я отлично понимаю. Из этого вытекают ответы на все остальные вопросы. Поэтому перейдем к главному. И я буду тебя просить – не принимай поспешных решений. Тут у нас с тобой вот какая ситуация получается: жизнь твоя и решение, рожать или нет, должно быть только твоим, максимально осознанным. Это не тот случай, когда я могу давить или заставлять. Но могу оказать поддержку. Ты должна помнить, что не одна. Если ребенку быть, мы обязательно справимся, Лекси. Буду молодым дедом, – смеется он. – Летом обменяем двушку на что-то побольше. Сделаем детскую, найдем хорошую няню, чтобы ты могла продолжить учебу, если захочешь. Или переведем тебя на заочное. Единственное, с плаванием как с профессиональным спортом придется завязать, но никто не отберет у тебя любительский. Я твоя защита и твоя семья. Постарайся больше об этом не забывать.
– Я помню, – виновато опускаю взгляд. – Просто…
– Просто рядом нужен отец ребенка, – перебивает он. – А он слился, как я понимаю?
– А я не понимаю, – жалобно смотрю на отца.
В той части, где мы начинаем говорить о Хаски, мне опять становится невыносимо больно.
– Я его теперь совсем не понимаю! И не уверена, что сейчас готова это сделать, – заканчиваю шепотом, опустив лицо в ладони.
Шаги по кухне. Шелест одежды. Отец присаживается передо мной на корточки. Отнимает мои ладони от лица и заглядывает в глаза, вновь ставшие влажными.
– Не трогай его, ладно? Пусть катится к своим ледяным чертям, а у меня будет внучка… – Голос срывается. Его образ въелся куда-то очень глубоко. Наверное, в то самое место, которое называют душой. – С голубыми глазами, как у этого придурка….
Глава 35
Матвей
В глаза будто песка насыпали от практически непрерывного многочасового сидения перед монитором. В браузере открыто множество вкладок с идентичными темами. Я даже не могу объяснить себе, зачем перечитываю похожую информацию раз за разом, находя в лучшем случае два-три новых предложения. Цепляюсь за них, заучиваю наизусть и открываю новую вкладку, забыв закрыть предыдущую.
Теперь я знаю, чем отличается медикаментозный аборт от вакуумной аспирации. Все возможные последствия каждого из этих способов.