Глава 37

Матвей

Я окончательно превратился в сталкера с налетом зомби. Рожа вечно бледная, под глазами залегли устойчивые синяки от недосыпа и преследующих меня кошмаров. К ним добавились регулярные головные боли. Наш медик кормит меня какими-то безопасными для турнира таблетками, плюсом добавили усиленный курс витаминов, аминокислот и прочей полезной химии. Сейчас это мой основной рацион. Больше ничего не лезет. Тренер переживает, что я упаду ниже своей весовой и заставляет жрать в нашей столовой.

По этому поводу он сговорился с тетей Васей. И дома она пытается заставлять меня есть.

В остальном Терехов так и не торопится мне помогать. Моральная казнь – это жесть. Лучше бы он меня в зале «убивал», как иногда делает, когда мы косячим. Но сейчас мой косяк иного рода. И я знаю, что заслужил именно такой формат наказания от него. Я ведь не просто девочку с улицы обидел, а его дочь.

Я бы порвал за свою, а он… просто Терехов.

Как забавно продолжает меняться мышление. Раньше в моем мире были только я и мое постоянное одиночество. Теперь в нем есть Лекси и наш с ней ребенок.

Он же есть?

Две проклятые недели меня сжигает этот вопрос.

Улыбашка со мной не разговаривает, игнорирует в те редкие дни, когда удается попасть в универ. Выходя из подъезда по своим делам, делает вид, что меня не существует на скамейке у ее дома. Я зову, она вздрагивает, но даже не поворачивает голову.

Моя любимая, жестокая девочка.

– М-м-м, бля… – морщусь, пропустив удар от Клима.

У нас сегодня самостоятельная тренировка. Терехов сказал, у него важные дела, которые нельзя перенести.

– Нормально? – подойдя ближе, спрашивает Зорин.

Чувствую, как из носа по губе стекает теплая кровь. Перед глазами пляшут разноцветные точки, но в целом вроде норм.

– Угу. Давай дальше.

– Не, – крутит он головой. – Хватит с тебя. Ты едва живой сегодня. Опять не спал?

– Нормальный я. Задумался просто. Дай мне пару минут, – прошу друга.

Завтра важный бой, я должен быть хотя бы в боевой форме, раз в моральной не получается. Одно с другим сильно связано, на самом деле, но у меня пока так. Я расслоился. Внутри хаотичный пиздец. Как иду по турниру в лидирующей тройке, самому непонятно, но это держит меня на плаву. Без спорта точно двинулся бы уже мозгами.

– Давай со мной, – предлагает Тайсон.

У него тоже завтра бой, у Зорина послезавтра.

Выдохнув и глотнув воды, забираюсь на ринг, включаю скорость, и мы месимся с Таем на пределах, пока мышцы и легкие не начинают гореть. Киваем друг другу. Говорил же я, нормально все. Задумался просто. Это теперь тоже мое естественное состояние. Раньше заморачиваться особенно было нечем. Теперь все мои мысли рядом с Лекси.

Как она? Что делает? Что ест? Сколько спит и что смотрит по вечерам?

Я скучаю. Безумно скучаю…

Заканчиваем тренировку, переодеваемся, расходимся. Смахиваю свежий снег с крыши «шелби». Парни отдыхать едут, а я снова к ней.

Въезжаю во двор, тоскливо глядя на доставшую меня скамейку, тоже засыпанную снегом. На машину тренера, припаркованную недалеко от подъезда. Встаю сразу за ним. Выхожу на мороз. По двору эхом разлетается писк домофона.

А вот и моя девочка. Как удачно я подъехал сегодня!

В пальто с пушистым капюшоном, в синих джинсах и дутых сапожках. На ее волосах тут же оседают снежинки, щеки розовеют. Невозможно красивая. Такая настоящая, родная. И убежать в этот раз не выйдет.

Уверенно шагаю к ней. Сразу подбирается вся, губки поджимает.

– Давай поговорим, Лекси, – прошу ее.

– О чем? – Голос вздрагивает.

– Считаешь, не о чем?

Дверь снова открывается, толкая Улыбашку в спину. От неожиданности она летит вперед, прямо на меня. Ловлю, прижимаю крепче, чувствуя, как в груди опять давит, а в голове взрывается жаром, ошпаривая затылок, окутывает ее особенной, теплой энергетикой, запахом легких духов, холодного меха с капюшона, зимы.

Жадно вдыхаю в себя, чувствуя насыщение впервые с тех пор, как мы так тупо друг друга потеряли.

Юрий Германович, вопросительно подняв бровь, смотрит на эту немую сцену. Его дочь не вырывается из моих рук. Она застыла напряженным комочком. А я никак не могу решиться разжать пальцы, впившиеся в плотные рукава ее пальто.

Сейчас отпущу и все? Снова потеряю?

– Жду в машине. – Терехов тихо обозначает свое присутствие для Лекси.

Она напрягается еще сильнее, и мне все же приходится отпустить.

Тренер уходит, а мы стоим и смотрим друг на друга.

– Говори, Матвей. – Она очень старается быть холодной и безразличной. – Ты ведь за этим пришел.

За этим. Я, черт бы тебя побрал, две недели сюда хожу именно за этим! Только после наших неожиданных обнимашек у меня все мысли спутались.

Сглотнув, пытаюсь снова их структурировать.

– Я хотел спросить… Насчет ребенка… – Мне дико трудно даются эти слова.

– Нет никакого ребенка, не переживай. – Ее красивые глазки, в которых круглый год живет солнце, наполняются слезами.

– В смысле?!

Мне кажется, я сейчас пропустил еще один удар на нашем с ней ринге. Только теперь он точный, прямо в грудь. И воздуха в легких больше нет, есть лишь острая боль, быстро распространяющаяся по всему телу.

– Тогда… Ты тогда сделала аборт?!

– А чего ты так переживаешь? Это же был не твой «залет». – Она продолжает разносить меня словами. Папина дочка на два миллиона процентов.

По ее розовым щекам уже текут слезы. Мне за это тоже больно. Хочется подтянуть к себе, обнять и объясниться.

– Лекси, да я же на эмоциях ляпнул. – Так себе оправдание.

– Ты не ошибся, – качает головой, роняя волосы на лицо. – Он был не твой. А что? Только тебе можно списки составлять? У меня теперь есть свой.

– Какой список, Лекси?! Что ты несешь, Улыбашка?!

Меня потряхивает от злости и возмущения.

С ума сошла, что ли?!

Нет больше никаких списков. Ничего нет. Только она, дурочка. Стоит ревет и «дерется».

– Список придурков, от которых лучше держаться подальше.

Подняв выше подбородок, разворачивается и идет к машине точно так, как сделала тогда во Дворце. Она снова решила меня бросить. Но так не пойдет. Мы не разобрались. Не договорили.

– Лекси! – хрипло ору ей вслед. – Ты же не сделала этого! Ты не имела права решать это без меня!

– А это не мое решение, Матвей, – тихо, не оглядываясь, отвечает она. – Твое. Вспомни…

Уходит, а я стою и моргаю слипшимися ресницами. И права же. Права!

И не права одновременно.

Это было не решение. Это были слова, эмоции. Что угодно, блядь! Только не решение!

Из тачки выходит Терехов. Что-то говорит дочери. Кажется, они ссорятся. Я не слышу ничего, у меня в ушах шумит.

Нокаут, Загорский. На этом ринге ты явно сливаешь.

– Мэт, сюда иди, – неожиданно зовет тренер.

Тряхнув головой и взъерошив пальцами промокшие от подтаявшего снега волосы, чтобы хоть немного очухаться, иду к ним. Улыбашка отвернулась, стирает с лица слезы замерзшими пальцами. И мне снова хочется кинуться к ней, взять ее ладони в свои, поднести к губам и согреть.

– В машину сели оба и нормально поговорили. – Юрий Германович обращается к нам со строгостью воспитателя детского сада. – Помнишь, Матвей, я говорил про уважение и ответственность? – киваю. – Уважение надо заслужить, а ответственность должна быть у мужчины в голове. Что бы ему женщина ни говорила на эмоциях, он все равно несет за нее ответственность.

– Я постараюсь больше так не лажать, – отвечаю ему, прекрасно улавливая посыл.

– Папа! Мы же опоздаем! – злится и нервничает Лекси.

– В машину, я сказал. – Терехов кивает на свое авто. – И разговаривать, пока не придете к адекватному решению. А потом мы либо все вместе поедем… Либо… Идите, в общем. Я покурю.

– Так вы ж не курите, – вырывается у меня.

– Я образно, Загорский. Иди уже!

– Ты теперь на его стороне? – Лекси трогательно поджимает губы, продолжая тихо всхлипывать.

В ней еще бушует протест, но это ничего. Мы постараемся разгрести все, что натворили. Оба, между прочим.

– Сейчас я на стороне ребенка, Алексия, – отвечает ей Юрий Германович. – Или ты хочешь, чтобы только лет в семнадцать он случайно узнал о том, кто его отец? Уверена, что готова нести этот крест до конца жизни? Прости, детка. Но в этой ситуации у тебя нет права принимать решение единолично. Пообижались, перепсиховали, и хватит. – Отец целует ее в лоб. – Поговори с ним, – шепчет ей в волосы и отходит в сторону.