Я пожала плечами и пошла: хотелось поскорее убраться подальше от Томаса и его хамства. Однако не успела свернуть за угол, как он позвал меня по имени. Первый раз.

Я удивленно остановилась, подумав, что мне показалось, но потом снова услышала его голос. Громче. Гордость требовала не оборачиваться, но какая-то другая часть меня хотела дать Томасу шанс извиниться.

Я вернулась и встала напротив него, скрестив руки на груди.

– Жду извинений.

– Я не собираюсь их приносить, – хмыкнул он.

– Тогда какого черта ты заставил меня вернуться?!

– Потому что ты такая рассеянная, что забыла сумку, – Томас поднял ее с земли и бросил к моим ногам.

Больше сдерживать гнев я не могла.

– Какой же ты идиот! Преследовал меня несколько дней, а теперь пытаешься… пытаешься… – слова застряли в горле, я не понимала, что делаю и чего хочу добиться. – Знаешь что, иди к черту! – наконец выпалила я и топнула.

На его лице появилось ехидное выражение. Ради сохранения чувства собственного достоинства мне следовало уйти, но я не двигалась. Стояла, будто подошвы моих ботинок приклеились к бетону, потому что… что-то в его измученных глазах подсказывало: на самом деле Томас не хочет, чтобы я уходила. Хотя, скорее всего, это лишь мои фантазии.

– Тебе нравится подшучивать надо мной и провоцировать? – спросила я.

Томас потушил окурок и выпустил клуб дыма изо рта.

– Ты легкая добыча.

– Знаешь кто смеется над легкой добычей? Засранцы! Это про тебя?

Он громко выдохнул и потер ладонью лицо.

– Не устала нести чушь?

– А ты не устал так себя вести?

Я уже приготовилась к очередной его колкости, но Томас промолчал. Мы некоторое время прожигали друг друга взглядами, а потом Томас вдруг улыбнулся. Криво улыбнулся.

– И чему ты радуешься? – смутилась я.

Следить за резкими перепадами его настроения утомительно.

– Ты забавная, когда пытаешься быть крутой: напоминаешь рассерженного котенка, – заявил он.

Я бросила на него косой взгляд.

– Что ж, рассерженный котенок сейчас уберется с дороги.

Я снова собралась уйти, но на этот раз Томас не позволил.

– Погоди.

Его глубокий голос эхом прокатился по двору, и у меня по коже тут же поползли мурашки.

– Что? – я была сбита с толку. – Ты только что сказал, что…

Тут я запнулась, потому что по лицу Томаса стало понятно: он больше не хочет слышать никаких вопросов. Оставалось определить, искренен ли он сейчас или снова играет. Но сделать это у меня не получилось. Передо мной был слишком сложный человек.

– Хочешь, чтобы я осталась?

Томас уставился себе под ноги и безразлично дернул правым плечом.

– Или говори, или я ухожу. Без шуток, – предупредила я.

– Останься, – прошептал он и посмотрел на меня.

От его напряженного взгляда у меня вспыхнули щеки.

Глава 8

Мы молча сидели на лужайке бок о бок. Позади стрекотали сверчки и жужжали другие насекомые. Глядя на приглушенные огни кампуса, я думала о том, как мне сейчас неловко. Томас же выглядел совершенно спокойным, только щелкал язычком банки с газировкой. Мне же было некуда деть руки: я то начинала выдергивать травинки, то рассматривала секущиеся кончики своих волос – даже подумала, что пора их состричь.

– Ничего себе, как я тебя нервирую, – хмыкнул Томас.

– Ничего подобного, – солгала я, оставляя волосы в покое. – Почему ты не на тренировке?

– Потому что не хочу, – сухо ответил он.

Ну да, теперь мне все ясно.

Я перевела взгляд и невольно залюбовалась татуировкой на его бицепсе: косые песочные часы обмотала колючая проволока, внутри часов можно было увидеть трех маленьких черных бабочек, готовых вот-вот взлететь. Мне стало интересно, что значит этот рисунок, но спросить я так и не решилась – знала, что Томас не ответит.

– Хотела бы и я сделать татуировку, навсегда что-нибудь запечатлеть на коже. Но я трусиха: даже мысль о крошечных иголках вызывает у меня дрожь.

Томас посмотрел на меня исподлобья.

– Холодно. Не хочешь вернуться в зал? – сменила я тему.

– Нет.

– Что с тобой? Расскажешь, что тебя так расстроило? – я рискнула наконец спросить об этом, хотя догадывалась, что услышу.

– Нет.

Это было очевидно.

– Томас, может, ты не в курсе, но для диалога ответа «нет» недостаточно. Разговор требует усилий, – стала объяснять ему я, как ребенку.

– Разве я сказал, что хочу поговорить?

– Окей…

Черт, глупо было надеяться, что он мне доверится: мы же едва знаем друг друга.

– Я мешаю? Мне уйти?

– Если бы я хотел, чтобы ты ушла, тебя бы здесь не было, – буркнул он и кинул камушек.

– Хорошо.

Что делать? Говорить Томас не хочет… Сидеть молча? Ладно. Мне не сложно.

Я достала из сумки «Чувство и чувствительность» и стала читать при свете мерцающего уличного фонаря, краем глаза продолжая наблюдать за Томасом. Он лег на траву, скрестив руки за головой, и уставился в небо.

– Что ты делаешь? – удивилась я.

– Наслаждаюсь видом. Присоединишься?

– Нет… – меня передернуло от отвращения. – Трава грязная и мокрая.

– Ты не только обидчивая, но и брезгливая?

– Нет, просто…

– Замолчи и иди сюда.

Томас выхватил у меня книгу и положил ее на землю страницами вниз. Я вздрогнула: нельзя же так с книгами! Но возмутиться не успела, потому что Томас потянул меня за руку и я оказалась на траве рядом с ним. От такой неожиданной близости сердце забилось быстрее, а дыхание участилось. Или это от вида над головой?

На чернильном небе словно рассыпали яркие бриллианты: вдалеке угадывались знакомые созвездия Лебедя и Дельфина. Мне вдруг стало грустно.

Когда я была маленькой, мы с папой, втайне от мамы, часто забирались на крышу и искали в ночном небе самую яркую звезду. Я верила, что она исполняет желания. Жаль, что с уходом папы вся эта магия исчезла.

Мы лежали в тишине – лишь легкий ветерок шелестел рядом листвой. Томас размеренно дышал.

Хотела бы и я так уметь наслаждаться моментом, но от мыслей, что мои волосы касаются земли, по которой ходят люди и ползают насекомые, меня потряхивало. Вот бы сбежать домой, прыгнуть под горячий душ и уничтожить всех микробов, которые наверняка уже давно пируют на мне.

– Ты в порядке? – спросил Томас, слегка повернувшись.

Конечно. Всего лишь на грани нервного срыва.

– Да, все хорошо, – я скрестила руки на груди, сдерживая дрожь и желание отряхнуться от травинок и грязи.

– Вижу, – Томас привстал на локте и пристальнее посмотрел на меня. – В чем проблема?

– Я боюсь насекомых и не люблю лежать на траве. Это негигиенично, – призналась я.

Он покачал головой, снял с запястья бандану и разложил ее на земле.

– Подними голову, – в его голосе звучало веселье.

– Что? Зачем?

– Просто сделай, что я говорю, и прекрати задавать вопросы, это раздражает.

– Ничего не могу с собой поделать. Просто я такая, – буркнула я.

– Обидчивая?

– Нет, любопытная.

Томас прищурился, но промолчал. Потом он еще раз расправил бандану и жестом предложил мне положить на нее голову. Не буду скрывать: сердце мое подпрыгнуло.

– Тебе поставили капельницу доброты? – пошутила я. – Или у тебя нашли неизлечимую болезнь и ты теперь со всеми любезен?

– Это всего лишь бандана, – фыркнул Томас. – А ты была на грани истерики.

– Не придумывай, – я ткнула его локтем в бок.

Томас искренне улыбнулся. Впервые. Меня подмывало что-то сказать, подметить эту улыбку, но я побоялась его спугнуть, поэтому просто легла на бандану и сделала вид, что теперь меня ничего не беспокоит.

– Не отрицай: тебя скривило от отвращения так же, как меня, когда я увидел твоего парня в душе.

Ну вот зачем он так? Хорошее настроение мигом улетучилось.

– Почему вы так ненавидите друг друга?

Ответом мне была тишина. Конечно же, куда проще проигнорировать вопрос. Но сдаваться я не собиралась.

– Ты не услышал мой вопрос?

Томас разочарованно вздохнул и сдул со лба прядь волос.

– Тебя трудно не услышать… – Он помолчал немного, будто подбирая слова, а затем сказал: – Твой парень мудак. Просто знай это и открой, наконец, глаза.

– В смысле? – странное предчувствие зашевелилось в груди.

– Вы же вместе, не так ли? – прошипел Томас. В его глазах пылала ненависть. – Так спроси у него, черт возьми, почему он ведет себя как мудак.

Воздух заискрился от вылившейся агрессии, я вздрогнула и, заламывая руки, пробормотала:

– Извини, я… я не хотела тебя рассердить.

Томас снова лег на траву, но дыхание его уже не было ровным, желваки напряглись. За что он так ненавидит Трэвиса?

Я спряталась за книгой и, украдкой поглядывая на него, стала мысленно перебирать возможные причины.

В реальность меня вернул Томас. Он забрал у меня книгу и посмотрел на обложку.

– Джейн Остин. «Чувство и чувствительность». Не удивлен.

По его тону я поняла: гнев утих.

– Ты любишь читать? – с надеждой спросила я.

– О нет. Это скучно.

– Ты только что разбил мне сердце, – я поднесла руку к груди, изображая скорбь.

– Рано или поздно это должно было случиться.

– Ты не знаешь, что теряешь, – я проигнорировала его последнюю фразу.

– Расскажи, о чем эта книга. – Томас повертел ее в руках.

– О жизни двух сестер. Одна – страстная, живущая сердцем, другая – сдержанная и рациональная.

– И что же с ними случилось?

– Они влюбились, и эта любовь изменила их.

Томас положил книгу и опять закурил.

– Хочешь? – протянул он мне пачку.

– Нет, спасибо.

От очевидности моего ответа Томас скривился.

– Для спортсмена ты слишком много куришь, разве у вас нет строгих правил на этот счет?

– Есть, но я ничего не могу с собой поделать.

– И тренер не против?

Томас усмехнулся:

– Если под «не против» ты подразумеваешь угрозы отстранить меня от тренировок, то да, я бы сказал, что тренер не против. Он смирился, я ему нужен, и мы оба это знаем.

– А ты не думал бросить? – я прижала колени к груди и уперлась в них подбородком.

– Чтобы бросить, нужно этого захотеть. А я не хочу, – он сделал глубокую затяжку, выпустил дым и преданным взглядом посмотрел на тлеющий кончик сигареты. – Никотин помогает контролировать некоторые инстинкты.

– Какие? – наивно спросила я и тут же об этом пожалела.

Томас нахмурился и нервно провел рукой по волосам. Я решила сменить тему:

– Как давно ты играешь в баскетбол?

– Почему тебя это интересует?

– Ну, если мы будем дружить, хорошо бы познакомиться поближе.

Правда, о себе рассказывать я не собиралась. Мне хотелось больше узнать именно о Томасе, чтобы понять, с кем я имею дело. Может, под этой дерзкой маской скрывается кто-то другой?

– Хочешь стать моим другом? – оживился Томас.

– Да, если сотрешь с лица ухмылку.

Он фыркнул и затянулся сигаретой.

– Я играю целую вечность.

– Ты всегда был так хорош?

– А ты сомневаешься? – Томас посмотрел на меня так, словно ответ был очевидным.

– Какой ты самоуверенный…

– Я бы сказал, осознанный. – Он на мгновение задумался. – Я неудачник почти во всем, преуспел только в баскетболе. Когда выхожу на поле, все обретает смысл, а дерьмо исчезает из жизни. Остаюсь только я и звук сетки, когда в нее попадает мяч, скрип паркета под ногами и взрыв адреналина в теле, направляющий мои движения.

– Наверное, это затягивает.

– Еще бы!

– Томас…

– Что?

– Ты не… ты не неудачник. Нельзя называть себя неудачником.

Я принялась поправлять шнурки на ботинках, поняв по его глазам, что затронула болезненную тему.

– Ты меня не знаешь, – сухо бросил Томас и отвернулся.