Ему как двадцать три стукнуло, батька его, Зварич, всё чаще сыну поручать разные дела стал. Явно на своё место готовил, а Иржич хорош всем был: и с оружием умел обращаться, и силой подсобить кому надобно, первый красавец, задира и будущий смотритель резервации. Правда, с невестами не вошкался. А то, что повеса знатный, знала не понаслышке: уж столько девиц по его вине рыдало.

Да и невест по нему много с ума сходило. Оно и понятно: завидный парень, не какой-то жених-волколак, которого и не видали никогда воочию, а самый что ни на есть – живой, свояк, улыбчивый и приветливый. А как он шутил? Эх, ни одна без улыбки не оставалась!

А вот он к невестам ровным был. Болтать – болтал, руками не трогал. Знал, ежели посмеет испортить, в лучшем случае его смерть ожидала. В худшем – волколаки всю его семью под клык бы пустили. Всю – до последнего колена, дабы неповадно было зариться на запретное и чужое.

Потому и был хорошим для всех невест, но равнодушным, окромя меня – мне свою компанию продолжал навязывать. Знал, опасное это занятие, но всё равно знаки внимания оказывал.

– Больной, того не скрываю, – пробурчал, рядом вышагивая, за мной увязавшись. – Слав, а Слав, ну давай вечером погуляем.

– Да ну тебя, – отмахнулась безлико, не принимая всерьёз его подкаты.

Шла между хоромин да раздумывала, как так вышло, что теперь на загон брали девиц более поздних. Раньше и до шестнадцати годков могли забрать, а теперь Альфа озвучил новый срок взросления. Не была против, наоборот порадовалась: было теперь у меня больше времени пожить, собой позаниматься… И конечно, нравилось, что нас теперь не только Вонич тренировал, но и волколак.

Девки все, как одна, скулили и плакали, синяки залечивая, а я… Наверное, меня Рагнар приучил к боли и нагрузкам, но мне не тяжко было. Я рада была занятиям, чувствовала себя счастливой. А потом ещё и подглядывала за тренировками мужчин на ристалище, где они то рукопашный бой отрабатывали, то мечом махали, то с ножом управлялись. И я очень хотела научиться, как они, аж руки чесались.

Супротив Зверя, ясное дело, не устоять, но ежели враг какой покусится, вдруг смогла бы дать отпор!

– Люба ты мне, сколько можно о том твердить? – прошептал за спиной Иржич. Мы уже ко двору жилому невест подходили. – Неужто не видно?

– Неа.

– Ежели б не так было, давно бы о твоих прогулках по лесу растрезвонил, – опять завёл старую песню.

Было дело, пару лет назад Иржич меня застукал бегущей с поляны. Псиной я тогда пропахла жутко. И конечно, на парня налетела, когда он специально выскочил из-за дерева, чтобы меня остановить. Дураком не был, потому и смекнул, что я не потерялась в дремучем лесу, сколько бы ни отнекивалась и ни уверяла в обратном. Упрямо заявил, что всё знает, и, ежели я с ним не встречусь, отцу о моих похождениях расскажет.

В тот вечер на свой страх и риск не пришла… Он умолчал. Уже это делало ему честь, хотя Иржич продолжал о том напоминать с завидным постоянством. Так что, каким бы он ни был гадом и бабником, уважение у меня вызывал. Не болтун! И упрямец…

Я остановились подле забора, в котором давно уж лаз сделала, расшатав один зубец.

– С чего вдруг? – не желала вступать в долгую беседу, но уж больно парень с чувством о сердечном сказал.

– Да кто ж это сердце ведает? – досадовал парень, и его душевные метания чётко отразились на красивом лице.

Ого, и впрямь не ведал.

– Так ты гони метлой свои чувства, – потешалась без улыбки. – Знаешь ведь, нет будущего у меня. А ежели свяжешься со мной, и у тебя…

Иржич глянул на меня осуждающе, но ближе подступил. В глазах надежда полыхнула. Его руки робко легли на мои плечи, словно дозволяла то, но других нежностей не допустила – быстро в лаз юркнула да на территории жилых хоромин для невест оказалась.

Юбку оправила, огляделась мрачно. Не было место домом родным, не было даже приятным. Чужим и холодным. Тяжко мне тут. Девчонки разные были: хорошие и злобные, милые и вредные, покладистые и задиристые…

Вроде не должны ругаться, нам и делить-то нечего, у всех одна участь, потому и не понимала я искренне, зачем склоки чудить. Нам бы выживать учиться.

Но все равно находились особо вздорные девицы, что раскол в стане девичьем творили. С тех пор, как я после отравления получила отвод на пару лет, девки это дело смекнули да симулировать болячки научились. Просто кривлянием и стенанием обмануть Зверя не вышло бы, потому разные травы и ягоды ели. И то не все, а только те, кто в деле был повязан, дабы нас не подловили на лжи.

Хотя в последний отбор забрали Малушку, ей по сроку семнадцать уже было, и Альфу не остановило её недомогание: велел собираться. Больше ни о ней, ни о других, кого забрали на брачевание, мы не слышали… Но, как и прежде, взамен подросших и загнанных появились новенькие. Совсем молоденькие и плаксивые, а, стало быть, у нас у всех жизнь продолжалась.

Глава 8

Славушка

Только я в дом вошла, Званька, одна из особо лживо угодливых девок, сразу пристала:

– Где была?

Я научилась втихую слинивать, дабы другие не ведали, куда ходила, где бродила, но своё возвращение сделать незаметным не получалось. Девки пасли, несколько раз сдавали меня Ганне и Авдотье, главным надсмотрщицам по дому и хозяйству, но я ни разу не призналась, где бываю. Даже под розгами выстаивала да на горохе коленками, и конечно, сносила недельное заточение на верхнем ярусе дома, в запертой комнатке без окон.

Чуть заживали раны, дверь отпирали, и я вновь за старое бралась. Просто находила другие пути побега и только. Убить за то они меня не могли – не посмели бы, а наказания… переживу!

– Где была, там меня уже нет! – сумничала я. Обогнула полненькую Званьку и в комнату свою спряталась от чужих глаз.

– О, гляньте на неё, – пропела Илада, руки на бока водрузив да с насмешкой на меня поглядев, а подруженьки-подпевалы рядом хихикали. С недавних пор мы с ней в одной комнате жили – с тех самых, как Малушку забрали. Илада как раз на место Малы и перешла.

Нехорошо так думать, но я очень надеялась, что Иладку в тот же отбор заберут, да не вышло. Дрянь самонадеянная и наглая попала под новые правила и теперича, как и я, до шестнадцатилетия могла не страшиться загона.

А жаль… Она была выше меня на голову, крепче телом, плавней изгибами, грудью полней да и ликом краше: красивый овал лица, соболиные брови, большие голубые глаза с веером длинных ресниц, чуть вздёрнутый тонкий нос, полные губы. Русые волосы толстыми, тугими косами уже до зада доставали.

Не завидовала ей, но, как и все, недоумевала, почему именно меня Альфа сыну подсовывал, а не Иладку с её внешностью?

И она особливо!

Вот и я о том! Кто же против? Я? Нисколько…

– Славк, ты поди загуливаешь, – бросила упрёк девица, – а нам опосля всем прилетит…

– Тебе-то с чего? – недопоняла её яда.

– Ты дуру из себя не строй, – перешла на шипение Илада. – Ведаю я, где ты шляешься!

Я аж обмерла. Ежели и впрямь ведает, выдаст ведь. Как пить дать! И тогда это до Альфы долететь может. Ладно, мне наказание будет, а вот Рагнару… Что, ежели его Дагр жестоко за общение со мной покарает? Тем паче, мне не ему невестой быть. Решит ещё, что мы заговор супротив других строим – ух, головы полетят!

– Ну коль ведаешь, так и молчи. Меньше разговоров, меньше слухов, – как бы от страха ни помирала, не собиралась в ноги бросаться и молить о пощаде.

– Это ты меня заткнула, что ль? – с вызовом рыкнула девица. Сейчас она была настоящей: злобной, яростно шипящей Бабой Ягой.

Девки по обе стороны от Иладки умолкли, на меня во все глаза таращась.

– Что ты, радуюсь, что ты умная.

Не нарывалась, но и не лебезила. Ещё не хватало, чтобы возомнила о себе больше, чем уже. Тем паче, в резервации слабых быстро затюкивали. Ежели не умел давать сдачи, становился посмешищем и главной лошадью, на которую сгружали самую грязную и ненавистную работу. Я хоть и не была в «своре», но себя клевать не позволяла. Лучше с синяками после драки ходить, нежели быть вечной куклой для битья.

Показательно отвернулась к своей скамье, глазами обводя все вокруг, на предмет «чтобы могла б подложить стервь-Иладка», дабы мне насолить, а за ней не заржавеет: ежели приспичит – и змеюку мне в постель сунет!

Ничего вроде не сыскала, зато в спину гневное прилетело:

– Так ты подолом перед мужиками не крути! Раздражает!

– Так ты за мной не следи – своей жизнью занимайся… ай… – взвыла, когда боль иглами вонзилась в голову, а волосы нещадно назад дёрнуло да так, что слёзы из глаз брызнули.

Удар по темечку пропустила – звон тотчас в ушах повис, ещё и в спину толчок прилетел.

Извернулась я ловко, боли избегая да пнула, не глядя… Плевать куда и в кого, лишь бы не мне одной огребать. И не промахнулась – девичий писк раздался. А я слёзы сморгнуть всё никак не могла, но и удары разъярённых девок сносить не собиралась. Ежели хворать, так вместе будем, потому пинала да руками махала от души и с чувством…

На наши крики, визги и грохот сбежалась толпа. Разнимали, правда, не девицы, – страшились оказаться в нашем клубке, – а Ганна с Воничем. Лихо за шкварники по углам растащили. Торопливо оценили увечья, отчитали строго да наказание каждой дали.

Я, в который раз, посуду мыла за всех. И пока начищала огромный чугунок, рядом Василинка крутилась: посуду с вечерней трапезы притаскивала, и покуда были секундочки, шептала с укоризной:

– Эх, ты! Слав, почто Иладку выводишь из себя?

– Я-то в чём виновата? – изумилась праведно. – Она ко мне пристаёт, а я виновата! – разложила по полочкам, как видела случившееся.

– Так-то оно так, – пыхтела девица, поднос с тарелками на землицу подле меня поставив, – но тяжко ей. Иржич ей страшно люб…

– А мне что с того? – тихо недоумевала я.

– Тебе может и ничего, – в этот раз притащив поднос чашек, буркнула едва слышно Василинка, дабы никем не оказаться застигнутой со мной в беседе. – А он о тебе всех спрашивает. Иладка желчью исходит, потому и не даёт тебе жизни, – доверительно сообщила.

– Да пусть хоть помирает от ревности! – заупрямилась я. – Дура она что ли? Никому из нас Иржич не достанется! И мы не для него, пусть лучше о том вспомнит, иначе натворит бед, и попадут все под клык Альфе!

Василинка недовольно проворчала что-то типа, сама дура, лучше бы его отдала, и, придерживая подол сарафана, поспешила в хоромины.

Вот так несколько дней я отходила от побоев. Благо, Рагнар не должен был искать: он меня из-за кровяных дней отправил прочь, как всегда, седмицу давая отгулов. Потому могла со спокойной душой отлеживаться.

Но вечером, когда по нужде выходила, меня вновь Василинка заловила:

– Ждут тебя подле забора! – торопливо выпалила, словно горело, и прочь шмыгнула.

Не хотела идти, да вышла. А там Иржич караулил. Пинал камушки, тяжко вздыхал, а как заприметил меня, солнышком засиял.

Мягко стелил, робко улыбался. Заверил, что теперь, как бы я ни упрашивала, Иладку на место поставит. А потом бессовестно предложил поучить драться как мужчины.

Прознал, что мне это дороже цветов и льстивых слов, и я рассудила, коль нельзя мне было много дней в лесу носа показывать, почему бы парня в личных целях не использовать?

Поздненько разумная мысль пришла, но лучше поздно, чем никогда. Потому и решила Иржичу чуток уступить, а потом дело в своё русло направить.

Так и прошлись немного до ручья, где ребром поставила условие: встречаться с ним буду только из-за занятий и только на них! Ежели, конечно, от слов своих не откажется и возьмётся меня обучать приёмам хитрым. Была уверена, что посмеётся надо мной: «Обманул, как ещё тебя вытянуть на свидание?!» Уже готовилась к тому. И даже зла не держала, но Иржич поначалу нахмурился, жевал губу, землицу под ногами изучал, пока шли, а потом удивил:

– Не шутил и не отказываюсь! Ежели ни песнями, ни подарками тебя не выманить, так хоть этак… Докажу, что серьёзно к тебе отношусь!

***