Проклятие Зверя: 3 дочь, 13 невеста (страница 12)
– Рагнар, ты хоть понимаешь, что творишь? – спустила ноги на пол Иррэ, но продолжала сидеть. – Я молчу, но это не значит, что не чую. Я ВСЁ ЧУЮ! – повысила голос, чего доселе не бывало. – Её запах тебя насквозь пропитал. Он в тебе прижился как родной, и, ежели я о том не говорю, не значит, что этого нет! – выпалила с чувством. – А теперь подумай, что с нами станется, когда твой отец и брат глаза раскроют на твою одержимость?
– Нет её у меня, – буркнул недовольно. Оказалось, очень неприятно, когда тыкали в слабость, которую сам упорно отрицал.
– Так ли нет? – взвилась Иррэ. – Да ты опосля неё не в себе каждый раз. Ты даже берёшь меня по-особенному, когда рядом с ней побываешь, – дышала шумно, голос дрожал. – Я может и глуха от любви к тебе, но не слепа! – по лицу слёзы покатились.
Созерцать это было выше моих сил.
Я торопливо одевался. Иррэ плакала, но только ступил к выходу, взмолила, упав на колени и схватив меня за ногу, чего отродясь не было. Это даже неслыханно представить, что волколачка на подобное способна.
– Не уходи, прошу, – вцепилась крепко.
И в данный момент меня не унижение Иррэ убивало, а то, что она была права…
Некрасиво, подло, низко, но я всё равно уйду, убьёт её это аль нет. Продолжит она реветь аль соберёт вещи и бросит меня…
– Мы поженимся, – заверил в пустоту… комнаты, души, сердца. – Только её загон завершится, я женюсь на тебе, – пообещал и вышел.
***
Несколько дней скитался по нашим территориям, чужим и ничейным, мечтая пропасть в них аль нарваться на одичалых. Мне драки хотелось и крови, чтобы боль и злость выплеснуть. Себя наказать!
И когда проходил земли рода матери, прилетела весть, что видели в этих местах Пришлых. Стаю одичалых! А это почти невозможно, ибо Пришлые – одиночки, и ежели сбились в стаю, значит их вёл сильный волколак, сумевший достучаться до бешеных Зверей и прогнуть их под свою лапу.
И это было опасно!
От одиночек люди могли отбиться скопом, а вот от нескольких… последствия набега стаи Пришлых непредсказуемы. Простые чужаки, ежели б нагрянули, могли выкосить село подчистую, а женщин увести в полон, а одичалые… Одичалые бы никого не пощадили!
И эти твари сейчас шли к селению, так сказали Бурые, прогнавшие их со своей земли. Последнее время кровавых распрей между нашими стаями не было: каждый держался строго своей территории и чтил законы, потому и отлавливались забредшие одичалые быстро. Хотя иной раз и они успевали шороху навести по обе стороны границы. Их место обитания – ничейные земли. Ими Альфы всех стай были озабочены давно и даже одно время подумывали захватить и меж собой поделить. Да дело в том, что земли были странные, паутиной троп опутанные и колдунами зачарованные. Царившие там запахи и дикий лес Зверем не принимались, потому и терялись там волколаки, как щенки, ткнувшиеся в неизведанное и до дрожи пугающее.
А страх был чужд волколакам. Оттого и не нравились подобные чувства, как и признаваться в них никто не желал.
Вот и оставались земли ничейными!
Исследовать бы их, да смысл? Нам некого туда заселять. Мы уже и свои земли не всегда успевали охватывать, а брать под свою защиту территории, которые не в силах охранять, бессмысленно. Всегда найдутся те, кто захочет там потоптаться и крови народу пустить. И ежели разрываться между ничейным и своим, рано или поздно можно потерять и насиженное!
А у меня только-только появилось то самое, насиженное. То, что милее дома казалось. То, куда душа рвалась всё время. То, где билось сердце яростней.
Потому я мчался к резервации, даже не заглянув в лагерь. На то не было времени, но воем своих известил об опасности. Гнал, каждой клеточкой ощущая беду, и даже шерсть на загривке дыбом вставала. От страха звериного, первобытного… От ужаса потерять девчонку.
И я бежал к ней. Не думал о подкреплении, о чужих, о других… просто гнал, потому что чутье требовало защитить эту самку!
Именно эту самку я был обязан защищать ценой своей жизни!
Запахи одичалых ощутил задолго до приближения к резервации.
Лапы легко пружинили от тёплой земли: мчался так, что ветер в ушах свистел и даже ветви деревьев, что изредка хлестали по морде, не раздражали.
А визги, крики услышал, ещё резервации не видя. Зверь люто оскалился, кровь забурлила…
Ворвался в беснующееся селение, где вой и рыдания заполнили воздух. Крики, вопли, стенания. Вокруг тела растерзанные: багровая от кровищи земля в кусках плоти. Отчаяние и ужас на лицах живых и мёртвых.
Местные кто с вилами, кто с топорами… носились по проулкам. Мужики-вои ещё сражались, кто и как мог. Я видел несколько хвостов одичалых в свалке тел, но меня волновала пока лишь резервация невест.
Выскочив на площадку перед ограждением их домов, наткнулся на Дувора и троих Пришлых. Матёрый волколак уже едва стоял на лапах, бочина рассечена, кишки виднелись, пасть в кровище, но он не сдавался: отбивался от одичалых из последних сил как мог. Его движения были короткими, яростными: не атакующими – защитными…
И я, не замедляя ни шага, протаранил ближайшего ко мне Пришлого. Крупного и дикого. Он как раз собирался броситься на Дувора. Я повалил чужака наземь и разодрал ему глотку одним рывком. А потом едва сам не схлопотал вилы в бок… В последний миг увернулся от оружия человека – острые штыри воткнулись в обездвиженное тело моего врага. Мужик в жутком запале выдернул вилы, уж было хотел опять на меня броситься, как я рыкнул грозно на идиота да метнулся быстрее мимо, на помощь к Дувору, которого уже повалили двое одичалых и драли на куски.
Сшиб первого. Пока клубком катались, извернулся да расцарапал ему грудину, ну и выдрал кусок плоти из загривка… Третьего мы с мужиком вместе завалили. Я отвлекал, а воин его на вилы насадил. Потом,чтобы убедиться в том, что все мертвы, он продолжил каждого одичалого ещё протыкать остриями вил. Пока он добивал, я уже мощными скачками гнал во двор между хороминами невест, где ещё на нескольких Пришлых наткнулся.
Навалился на врага, первым под лапы подвернувшегося, ломая ему позвонки своим весом немалым. Хапнул воздуха жадно, глазами найдя следующего. Метнулся к нему, но он уже учуял меня и не позволил так просто себя одолел.
Пришлось повозиться…
Пока его терзал, визги девичьи оглушали, до кишок пробирали и морозом в кожу впивались. Шерсть дыбом вставала, потому взвыл, что было мочи: грозя врагам, зовя своих.
Протаранил дверь в хоромину, где невесты ночевали, и по этажам помчался ни на кого не отвлекаясь, лишь на её запах бежал. К комнате Славушки.
Ворвался, застопорив в проёме открытом… НИКОГО!