– Вы сами-то верите в это?

– Откровенно говоря, нет.

– Слава богу, – произнес доктор Фелл. Он тяжело засопел, развернув к Хэдли красное лицо и глядя с царственным достоинством. – Два этих убийства – дело рук одного человека, все остальное, друг мой, недостоверно с художественной точки зрения. И у меня возникло неприятное ощущение, что тот, кто стоит за сценой, высокохудожественно подтасовывает факты. – Он поморгал, рассеянно глядя на собственные руки, сложенные на набалдашнике трости, отчего его глаза едва не сошлись к носу. – Гм… Что касается происшествия в «Королевском багрянце» прошлой ночью… Насколько я понимаю, вся компания Рипера по-прежнему там?

– Мне известно только то, – ответил Хэдли, – что доложил мне по телефону Беттс несколько минут назад. Да, они там. И Гэй тоже с ними, так что всего получается шесть человек, в точности как в «Четырех дверях».

– Гэй приехал с ними в отель? Чего ради?

– Наверное, интуитивно они хотят держаться вместе. Гэй с Рипером друзья не разлей вода.

Доктор Фелл поглядел на него с любопытством, словно удивляясь такому выражению. Однако повернулся он к Кенту.

– Происходящее, – пророкотал он извиняющимся тоном, – едва ли можно именовать старым добрым английским гостеприимством. Хотя я с нетерпением ждал встречи с вами, поскольку очень хотел как следует поспорить по поводу пары нашумевших изданий. Но честно сказать, сейчас я с бо`льшим интересом задал бы пару вопросов. Эти ваши друзья – я-то с ними никогда не встречался, не могли бы вы охарактеризовать их для меня? Только – боже упаси! – никаких запутанных подробностей. Всего одно слово или фраза, первое слово или фраза, какие придут вам в голову. Идет?

– Хорошо, – сказал Кент, – только я все равно считаю…

– Отлично. Дэниел Рипер?

– Слово и дело, – тут же ответил Кент.

– Мелитта Рипер?

– Только слово.

– Франсин Форбс?

– Воплощенная женственность, – отозвался Кент, помедлив.

Хэдли проговорил бесцветным голосом:

– Насколько я понял из беседы с мистером Рипером, вы проявляете к этой юной леди изрядный интерес.

– Так и есть, – честно признался Кент. – Только мы с ней не очень хорошо ладим. Она фанатично убеждена в важности современных политических течений, новых теорий со всего света – она ходячий «Путеводитель образованной женщины» по социализму, капитализму, советизму и прочим «измам». А я – нет. В политике я как Эндрю Лэнг^[10]: никогда не заходил дальше того, чтобы считаться якобитом, и я убежден, что если человеку хватает мозгов сколотить себе состояние – то флаг ему в руки! Она же, со своей стороны, считает меня твердолобым тори и реакционером. Но одна из причин, по которой я согласился на это дурацкое пари, – доказать ей…

– Эй, – оборвал доктор Фелл. – Э-ге-гей! Я понял. Следующее имя из списка: Харви Рейберн.

– Акробат.

– Правда? – удивился доктор Фелл, широко открывая глаза. – Послушайте, Хэдли, а вот это интересно. Помните О’Рурка из дела о бестелесном человеке?

– Он не в буквальном смысле акробат, – возразил Хэдли. – Но я понимаю, о чем вы. – Он поглядел на Кента, прищурившись. – Весьма гибкий молодой человек, Фелл. Он, кажется, знает все обо всем и многое изучил на собственном опыте. Он задержал меня как-то, побеседовать о криминальных делах, и при этом сыпал энциклопедическими познаниями не хуже вас. Он вроде бы порядочный малый и… – прибавил Хэдли, явно опасаясь давать такую характеристику кому бы то ни было, – довольно искренний.

– Он именно такой, – подтвердил Кент.

– На этом мы остановимся. Я не хочу, – продолжал суперинтендант, – чтобы мы наговорили слишком много, пока у нас нет всех фактов. Однако – клянусь святым Георгием! – никогда еще у меня не бывало таких безукоризненно чистеньких, безобидных подозреваемых. Мы проверили прошлое всех этих людей. Я беседовал с ними до посинения. Никто не испытывает ненависти к другим или хотя бы легкой неприязни. Ни у кого нет финансовых проблем или просто денежных затруднений. Нет даже намека на какую-нибудь интрижку с чужой женой. И как будто вовсе нет причин, чтобы двух обычных людей, чья смерть не принесет никому ни выгоды, ни хотя бы удовольствия, так старательно выследили и уничтожили. И опять-таки факты. Их не просто убили – их с методичной яростью изуродовали после смерти. И если только в компанию не затесался склонный к убийствам психопат (а в это я отказываюсь верить, потому что никогда еще не было случая, чтобы признаки подобного расстройства оставались никем не замеченными, даже если такого человека не заставали в момент приступа), все это лишено смысла. Что вы вынесли из всего этого?

– Есть один момент, Хэдли. После гибели мужчины оставалась хотя бы жена, которой можно было задать вопросы. Не сообщила ли она что-нибудь, способное пролить свет на это дело?

– Нет. Точнее, сообщила, что ничем не может помочь, а я готов поклясться, она говорила правду, так с чего бы кому-то ее убивать? Как я уже упоминал, она гостила у своих тетушек в Дорсете, когда убили ее мужа. Она едва не помешалась и слегла, так что тетушки принялись пичкать ее успокоительными. К остальной компании она присоединилась в Лондоне, как только доктор разрешил ей вставать, и в свою первую же ночь здесь она тоже убита. Вот я и спрашиваю еще раз: что вы вынесли из всего этого?

– Ладно, я скажу, – пообещал доктор Фелл. Он надул щеки и как будто сделался еще больше, развалившись в кресле. – В данный момент вынужден признать с сожалением, что от меня мало толку. Могу лишь обозначить моменты, которые кажутся мне интригующими. Меня интересуют полотенца. Меня интересуют пуговицы. И меня интересуют имена.

– Имена?

– Или же их производные, – заявил доктор Фелл. – Не отправиться ли нам в отель?

Глава четвертая
Убийство с доставкой в номер

Когда их знакомили с управляющим отелем «Королевский багрянец», Кент ожидал увидеть перед собой какого-нибудь учтивого диктатора в утреннем сюртуке, некую высшую разновидность старшего официанта, иностранного, скорее всего семитского, происхождения. Но мистер Кеннет Хардвик, напротив, оказался простым, сдержанным и дружелюбным островным уроженцем, в самом заурядном сером костюме. Кеннет Хардвик был седеющим мужчиной средних лет, с волевым лицом, крючковатым носом и живыми глазами: его главной установкой, как и установкой всего отеля, похоже, была несокрушимая работоспособность – он, конечно, потрясен убийством, но готов со всем разобраться без лишней суеты.

Суперинтендант Хэдли, доктор Фелл и Кент сидели в апартаментах управляющего на седьмом этаже. Его обычный рабочий кабинет находился внизу, но на новом этаже, в крыле Д, для Хардвика было выделено две комнаты. Окна гостиной, отделанной мореным дубом, весьма удобной, но без излишеств, выходили во двор-колодец, выложенный белой плиткой. Хардвик сидел за большим письменным столом с включенной настольной лампой, разгонявшей сумрак зимнего дня, и постукивал по плану крыла А, разложенному перед ним. Он то и дело надевал и снова снимал очки – единственный признак волнения, нарушавший деловитое изложение фактов.

– …и вот, – подытожил он, – прежде чем другой мистер Кент прибыл сегодня утром, положение было таково. Мистер Рипер забронировал номера на всю компанию за полтора месяца, подчеркнув, что желает разместиться на новом этаже. Разумеется, мне сообщили о трагической смерти мистера Родни Кента две недели назад. – Хардвик, кажется, заставил себя собраться с духом, покрепче насадив очки на нос. – Хотя в прессу об этом почти ничего не просочилось и, разумеется, не было никаких намеков ни на что… гм… кроме пьяного нападения…

– Верно, – подтвердил Хэдли. – Министерство внутренних дел приказало нам не делать подробности достоянием общественности. Следствие было временно приостановлено.

– Понимаю. – Хардвик чуть подался вперед. – И вот теперь еще и это, суперинтендант. Разумеется, было бы глупо с моей стороны спрашивать, нельзя ли как-то замять случившееся. Я не собирался и не собираюсь задавать подобные вопросы. Но все же каково наше положение? Если смерть мистера Кента была в определенной степени засекречена, произойдет ли то же самое со смертью миссис Кент? До сих пор никто ничего не знает, за исключением тех людей, которые занимались этим непосредственно. Дела в отеле идут заведенным порядком, как вы сами видите. Это было несложно, поскольку гости мистера Рипера – единственные постояльцы в крыле А, они в некоторой степени отрезаны…

– Отрезаны, – повторил Хэдли. – Пока я не получу указаний, все, разумеется, должно сохраняться в секрете. А теперь перейдем к подробностям. Какие именно комнаты кто занимал?

Хардвик передвинул план по столу.

– Я все здесь отметил, – пояснил он. – Вы увидите, что в номере семьсот семь значатся «мистер и миссис Кент». И в наших книгах записано точно так же, никто ничего не менял. Именно поэтому сегодня утром официанты не заподозрили ничего странного, когда второй жилец номера спустился и потребовал завтрак.

Раздался стук в дверь. Сержант Беттс, помощник Хэдли, вошел, выразительно помахивая блокнотом.

– Сэр, доктор только что закончил, – сообщил он. – И он хочет с вами переговорить. Я проверил все, о чем вы меня просили.

– Прекрасно. И где же наши… гости?

– Все у себя в номерах. У меня возникли некоторые сложности с мистером Рипером, однако в коридоре стоит на страже Престон.

Хэдли пробурчал что-то, придвигая стул ближе, чтобы рассмотреть план. Повисло долгое молчание. Свет настольной лампы заливал лицо Хардвика, окаменевшее от напряжения, с застывшей полуулыбкой. Доктор Фелл, огромный и похожий в своей черной накидке с капюшоном на разбойника с большой дороги, смотрел на план через плечо Хэдли, положив на колени свою шляпу с широкими загнутыми полями. До них доносились слабые звуки оркестра из лобби-бара, поднимавшиеся через двор-колодец, однако они больше походили на вибрации воздуха, чем на музыку.

– Я так понимаю, – внезапно заявил суперинтендант, – во всех номерах свои ванные комнаты. И только один из них не занят.

– Да, номер семьсот шесть свободен. Рядом с лифтами. Поскольку монтажники еще работают, я побоялся, что шум будет тревожить жильцов в примыкающем к шахте номере.

– Вы лично занимаетесь расселением гостей?

– Обычно нет, не я. Но в этом случае я занимался лично: мы с мистером Рипером давно знакомы, и я когда-то сам жил в Южной Африке.

– Эти номера были выбраны заранее?

– О да. Единственная загвоздка состояла в том, что гости прибыли на день раньше, чем собирались изначально.

– Почему так получилось? Вам известно?

– Ну, мистер Рипер позвонил мне из Нортфилда вчера после обеда. Он сказал… вы ведь понимаете, что нервы у них были на пределе, – Хардвик с легким неодобрением взмахнул рукой, – ему кажется, что лучше не задерживаться в деревне еще на день, и полиция не возражает против их переезда в Лондон. Устроить всю компанию было нетрудно – сейчас ведь не разгар сезона. На самом деле занят был всего один номер – семьсот седьмой – той самой дамой, которая вчера после обеда и выехала.

Хэдли бросил взгляд на Кента.

– Это та американка, которая уверяла, будто бы забыла в бюро своего номера ценный браслет?

– Будто бы? – повторил управляющий. – Не совсем понимаю, что именно вы имеете в виду. Она действительно забыла браслет в бюро. Майерс, дневной портье, нашел его там в тот же момент, когда обнаружил и… миссис Кент.

Кристофер Кент пристально поглядел на него. Слишком свежи были его воспоминания о том кленовом бюро с мягко выдвигающимися ящиками, застеленными бумагой, чтобы он пропустил такое замечание мимо ушей.

– Погодите. Здесь кроется какая-то ошибка, – вставил он. – Во время моего короткого приключения я сегодня утром осмотрел все бюро и могу поклясться на чем угодно, что никакого браслета там не было.