Наверное, эта боль и помогла ей. Она сжимала и разжимала порезанные пальцы, отвлекая себя все время, пока дей стонал и толкался в ее рот, держа за волосы. И последний горловой звук показал, насколько ему было приятно это делать. Его удовольствие – это ее боль… в тот момент Кайлин возненавидела его так сильно, что, казалось, ее сердце выпрыгнет из груди и разорвется на отдельные трепещущие части.

Содрогнувшись от момента, который продолжала снова и снова переживать теперь уже в мыслях, она отбросила платье и обнаженной шагнула в прохладный ночной океан. Быстро поплыла, рассекая воду уверенными сильными движениями. Ей хотелось стереть со своего тела следы поцелуев и прикосновений ненавистного дея. Вот он стоит в свете свечи, полуобернувшись и чуть склонив голову, а его темные волосы падают на лоб и лицо. Будь он проклят! Вот он целует ее, и Кайлин задыхается, выгибаясь в его руках. Будь он проклят! Вот он ставит ее на колени перед собой, сжимая пальцы на затылке, и откидывает голову, а она видит, как сокращаются мышцы его живота, когда он… ей в рот… и пальцы его свободной руки в это время размазывают слезы по ее щеке, а губы бормочут что-то не на языке Эры… Будь он проклят! Проклят! Проклят!

Нырнув под воду, она открыла рот, набрала горько-соленой воды и проглотила ее, подавив рвотный позыв. Ничего, ничем не хуже, чем семя дея. Она может до одури оттирать кожу снаружи, но как промыть себя изнутри? И, что важнее, как стереть из памяти то, о чем не хочется думать? Почему она не такая, как все? Почему не может просто принять то, что случилось? И назавтра, в компании других девушек, которые обязательно накинутся с расспросами – еще бы, ведь прежде никому из них не доводилось спать с деем – почему бы ей просто не смеяться беззаботно и не описывать его тело, его член и все те слова, что он шептал ей в порыве страсти? Ведь ей станут завидовать, это точно!

Кроме того, ее замужество уже решено. Вечером, перед тем, как отправиться в шатер, она слышала разговор отца с мачехой. К счастью для старейшины, ее репутация из-за стычки с деем не очень пострадала и женихи не отзывали дары. Кто станет мужем – решат в ближайшее время. Кайлин не чувствовала от этой мысли ничего, кроме глухого отчаяния. Может, она какой-то неправильной уже появилась на свет? Дей заметил, что дети Нершижа рождаются больными, может, Кайлин тоже больна, ущербна, только не физически, а как-то иначе? Почему ей так хочется бежать? Почему ей совсем не стыдно за то, что не выполнила свой долг – не понесла от дея, зато очень стыдно за то, какие ощущения вызывал в ней он? Почему тянет утопиться от мысли, что выйдет замуж?

Она нырнула еще глубже и ухватилась за камень на дне, подтянув ноги к груди и выпустив из легких воздух. Кровь тут же застучала в висках, но сознание пока не мутилось. Вообще-то Кайлин могла достаточно долго держаться под водой, научилась, собирая моллюсков в пищу. Что, если так и остаться здесь? Что ждет ее наверху? Мачеха была права, ей претит всю жизнь получать тумаки от отца и мужа, ей не хочется рожать детей от нелюбимого и ее разрывает на части необходимость отдаваться тому, кому велит долг. Если она не предназначена для жизни на Нершиже, рано или поздно ей светит оказаться с камнем на дне, так почему не сейчас?!

И все-таки, когда под сомкнутыми веками поплыли красные круги, а боль в груди стала невыносимой, Кайлин не выдержала и разжала пальцы. Оттолкнулась от дна и стрелой устремилась вверх, с громким жадным вдохом вылетела на поверхность, поднимая вокруг себя брызги. Мимолетный порыв прошел. Она распахнула глаза и легла на воду, любуясь тем, как кругла и бела луна на фоне черного неба, как свеж и вкусен морской бриз. Она очень любила жизнь, даже такую простую и нелегкую, как на Нершиже, и то, что сделал дей, все равно не вынуло из нее всю любовь до конца.

Кайлин вспомнила, как пыталась достучаться до дея, рассказывая ему о луне и солнце. Она не лукавила, ей всегда нравилось постигать что-то новое, открывать для себя, как устроен мир за пределами Нершижа, а память легко удерживала интересную информацию. Поэтому Кайлин жадно слушала все истории того зведочета и прочих гостей и бесконечно донимала мачеху с просьбой рассказать о ее родине. Она знала, что мир живет по своим законам, и изучать их можно бесконечно, а еще – что Эра непередаваемо красива. В ней есть такие долины и горы, леса и поля, что дух захватывает от восторга. Даже на Нершиже есть кусочек красоты: когда смотришь на мелководье на разноцветные камушки и ракушки, усыпающие берег. А дей только усмехнулся, когда она попыталась ему об этом рассказать…

Кайлин ударила кулаком по воде. Она больше не будет об этом думать. Не будет – и точка! Она научится не принимать близко к сердцу то, что делают мужчины с ее телом. Сейчас это кажется трудным, но если очень стараться, то все получится. Вот бы и правда научиться, перестать быть такой ущербной, какая она сейчас…

Но, развернувшись, чтобы плыть к берегу, Кайлин тут же растеряла всю решимость, с которой только что призывала себя к мудрости и смирению. Чья-то рубашка смутно белела там, впереди, и в лунном свете блеснули чешуйки рыбы-павлина на ее собственном платье, которое кто-то поднял.

Шион. Она почти забыла о нем из-за дея! Только он о ней, похоже, не забыл. Кайлин догадалась, что мужчина бродил по берегу и наткнулся на брошенную ею одежду и теперь недоумевает, куда подевалась хозяйка платья. Она бесшумно двигала руками и ногами в воде, колеблясь, стоит ли обнаруживать себя. Шион… он был так добр с ней, он, пожалуй, единственный из мужчин, кого она по-прежнему хотела видеть рядом, хотела, как настоящая Кайлин: с искренней радостью и восторгом, а не как Кайлин, которой она решила стать: с равнодушной обреченностью. Но захочет ли он теперь ее видеть? Все знают, что она вошла в шатер к дею. Знают ли все, что дей там сделал с ней? Как отнесется Шион к девушке, которая ему не досталась? Воспримет это как данность, как поступил бы любой из ее братьев-через-одну-кость? Кайлин почему-то стало горько от этой мысли. Она мечтала о том, чтобы найти мужчину, который не позволил бы никому делить ее, жаль, что Нершиж – это не место для мечтаний.

А если Шион – как раз такой? Тогда ее совокупление с богом отвратит его! От этой перспективы ей стало еще горше. Нет, она действительно неправильная, и так ей плохо, и эдак не так! Тоскливо вздохнув, Кайлин шевельнула ногами, нащупала дно и пошла из воды.

Мужчина на берегу поднес к лицу ее платье. Он стоял там и зачем-то вдыхал ее запах, когда услышал всплеск и резко повернулся, увидев ее. Теперь на нем не было всей богатой и ненужной одежды, как и на дее, лишь простая белая рубашка, темные шоссы, и он тоже был босиком. Ночи на Нершиже почти так же жарки, как и дни, ничего удивительного, что захотелось раздеться. Кайлин невольно залюбовалась его стройной фигурой и тем, как белая ткань оттеняла шею и лицо. Почему он – не дей? Ему бы больше пошло быть богом.

Платье упало к ногам Шиона, когда он увидел, как Кайлин выходит к нему: мокрая, голая, блестящая при лунном свете, она прочитала изумление и восторг в его глазах, когда приблизилась и остановилась, не делая попыток прикрыться. Собственная нагота в его обществе не смущала Кайлин, наоборот, казалась чем-то естественным и даже приятным. В конце концов, ее грудь такая же, как у любой другой женщины, ну разве что, еще не развилась так, как оформляется после кормления младенцев, а между ног все скрывает ночная тень. В остальном ее тело выглядит, как и днем во время рыбной охоты или купаний. Только чужаки надевают на себя несколько слоев одеяний, чтобы потом потеть в них, на Нершиже влага слишком ценна, чтобы терять ее просто так.

Зато как впечатлен Шион!

Он шумно втянул носом воздух, разглядывая ее во все глаза, затем вдруг спохватился, порывисто взялся за пуговицы на своей рубашке, резкими движениями сорвал ткань с плеч. Чтобы накинуть ее на Кайлин, ему пришлось шагнуть ближе и обнять девушку. Рубашка тут же прилипла к мокрому телу, но Кайлин не стала возражать, только подняла голову, заглядывая Шиону в глаза. Что он теперь скажет ей? Как отнесется к тому, что она была с деем? И почему вообще бродит здесь один, когда все веселье и праздник там, на площади, на другом конце Нершижа?!

Неожиданно Шион схватил ее за плечи и даже слегка встряхнул.

– Знаешь, о чем я думал, когда бил тебя? – заговорил он, вплотную стоя к ней, и Кайлин могла поклясться, что его глаза пылают в темноте. Почти как у ненавистного дея, хотя, конечно, это была лишь игра ее воображения, разгулявшегося от звука красивого, глубокого мужского голоса, в этот момент наполненного мукой и болью и некстати напомнившего другой чуть хрипловатый грубый голос, от которого мурашки бежали по коже и тугой узел свивался в животе. – Я думал о том, что это конец. Моя жизнь уже не будет такой, как прежде. Я причинил боль девушке, которая совсем этого не заслужила. Которую я мечтал поцеловать каждый раз, как видел. Я никогда не смогу простить себя за это. А ты?! Ну скажи, ненавидишь меня теперь? Ненавидишь?!

Замолчав, он сглотнул в ожидании ее ответа, а Кайлин ощутила, как целая буря поднялась в ее душе. Он мечтал ее поцеловать! Он заступился за нее перед отцом, когда тот замахнулся на причале! И он остался один сегодня ночью, когда любая девушка была бы рада отдаться ему. Как она могла ненавидеть Шиона? Он так очевидно страдал из-за своего поступка, так мучился виной! Ей стало горько от того, как язвительно усмехался дей, вспоминая ее наказание: «Если бы Шион отказался…». В тот момент ему удалось заронить в ней зерно сомнений, но теперь в Кайлин вместо колебаний родилась злость. Шион – такая же жертва бессердечия дея, как и она сама. Шион хотел спасти ее, уберечь от более жестокого наказания и сделал это так, как сумел, не догадываясь, что угодил в расставленную ловушку. Дей искусно разрушил то светлое и теплое, что только-только между ними зарождалось, лишил их возможности узнать друг друга получше, упрочить свое чувство, и теперь они оба не знают, как жить с этим дальше.

– Молчишь? – Шион опустил голову, тяжело вздохнул и тут же вскинулся снова. – Ударь меня. Это будет честно. Отомсти мне за то, что я сделал!

Ошеломленная, стиснутая его сильными руками, она только покачала головой.

– Я не хочу.

– Давай, Кайлин, бей! Может, это мне самому надо! Может, станет легче…

На несколько мгновений Кайлин задумалась, затем встала на цыпочки, обхватила его гладкое лицо, которое рождало в ней столько мыслей и эмоций, потянулась – и поцеловала. Ее губы еще горели после поцелуев дея, и она с облегчением почувствовала, как этот жар сходит, словно рот Шиона был Благословением, способным залечить ее раны. Прохладный ветерок подул на них обоих от воды, но Кайлин казалось, что эта желанная прохлада проникает внутрь нее именно с поцелуем. Все происходило совершенно по-другому, и потому нравилось ей. Шион не кусал ее губы, не впивался пальцами в ее волосы, не заставлял все тело сокращаться в болезненной судороге. Его язык аккуратно лизнул краешек ее зубов, проник глубже, руки тоже обхватили ее лицо. Некоторое время они вдвоем просто стояли так: почти не двигаясь, осторожно трогая друг друга языками, совсем не дыша.