Моей дочери трудно. Как помочь девочке-подростку пережить переходный возраст (страница 12)
И хотя «дрянные девчонки» и заклятые друзья всегда были вокруг нас, сегодня социальные сети усиливают эти угрозы до повседневного окружающего шума. Так девочки попадают в гнетущее беличье колесо размышлений – часто ночью, в одиночестве и в темноте, когда не к кому обратиться.
– В конце концов, мозг существует гораздо дольше соцсетей или даже нашей текущей социальной структуры, – замечает Славич. – Когда ваш мозг приказывает иммунной системе оставаться перевозбужденной, это ведет к стойкому увеличению воспаления, вызывающего тревогу, депрессию, усталость, хронические болевые симптомы и аутоиммунные заболевания. Неудивительно, что нейровизуализационные исследования подростков младшего возраста подтверждают: переживание межличностного стресса и социального отвержения является одной из самых верных предпосылок депрессии. У подростков, испытавших даже короткий эпизод социального отвержения, при сканировании мозга наблюдаются изменения в нейронных сетях и усугубление симптомов депрессии в течение следующего года59.
Когда мы размышляем о ком-то вроде Делейси Грин, подвергавшейся травле с начальной школы вплоть до старшей, можно полагать, что в подобных случаях аналогичные эффекты становятся еще более мощными. Делейси столкнулась с издевательствами, насилием у себя дома и пренебрежением – все на фоне исторической травмы людей негроидной расы, системного расизма, бедности и дискриминации. Она встретилась с проблемами дома, в своем сообществе и со стороны расистского социума60. Джошуа Гордон, директор Национального института психического здоровья, недавно сообщил, что сегодня суицид является «второй ведущей причиной смертности» среди детей африканского происхождения в возрасте от 10 до 14 лет и третьей ведущей причиной смертности в их возрасте от 15 до 19 лет. Даже у детей 12 лет и младше «больше шансов умереть в результате самоубийства, чем у их сверстников европеоидной расы»61. Другие исследования показывают: за последнее десятилетие частота самоубийств среди девочек африканского происхождения увеличилась вдвое по сравнению с мальчиками62.
ИЛИ ВОЗЬМИТЕ ПРИМЕР АННЫ МОРАЛИС. По мере перехода девушки из раннего подросткового возраста в поздний ее стрессовая реакция на угрозу, скорее всего, была активна изо дня в день. Она сталкивалась с нарастающим напряжением из-за учебы и испытывала глубокое влияние социальной и экологической несправедливости в окружающем мире – от изменения климата до расового неравенства и школьных расстрелов. Друзья в средней школе начали объединяться в группы, исключавшие ее, девочки в соцсетях публиковали посты о встречах без нее, а гиперсексуализированные образы девочек, пытавшихся выглядеть как взрослые модели, наводнили социальные медиаплатформы – все это происходило именно тогда, когда Анна чувствовала огромную неуверенность по поводу собственной значимости и своего развивающегося тела. Ее паучье чутье относительно социального исключения или критики ее «племенем» активировалось многократно.
Мы могли бы изменить кое-какие детали и сказать то же самое о Джулии Абернати. Ее внутренняя система предупреждения также была высокочувствительной. Где-то в глубине души она осознавала ужасную несправедливость и опасность преследования со стороны старшеклассников и взрослых мужчин при одновременном обесценивании ее интеллекта и постоянных трудностях взросления в обществе, которое отрицает свободу действий женщин и тут же сексуализирует их.
В то же время каждой из девочек не хватало надежных социальных связей и позитивных переживаний (всеобъемлющей сети эмоциональной безопасности), в которых они нуждались на протяжении этого критического периода развития, чтобы смягчить последствия социальных и средовых стрессоров, обрушившихся на них. В случаях Делейси, Анны и Джулии их стресс-реакции на угрозы не могли быть отключены ни в какой из моментов. Их нервные системы никогда не имели возможности расслабиться либо восстановиться.
В четвертой главе мы рассмотрели, как абсолютные стресс-факторы оказывают серьезное влияние на развитие девочки в результате вовлечения эстрогена. Наше исследование данной стрессово-эстрогенной динамики подтвердило: существует определенный тип стресса, оставляющий особенно мощный отпечаток на женском благополучии, – социальный. Так происходит преимущественно из-за эволюционных механизмов, которые привели к тому, что женщины стали более бдительными к социальным угрозам в окружающей среде. То есть когда девочки наталкиваются на социальные угрозы, взаимодействие эстрогена и стресса приобретает еще больший разрушительный эффект.
СПОСОБНОСТЬ ОПРАВЛЯТЬСЯ ОТ РАЗМЫШЛЕНИЙ
Однако, как говорит Славич, активная стресс-реакция на угрозу перед лицом социальных стрессоров – это только половина истории.
– Дело не только в том, как сильно ваши мозг и иммунная система отвечают на социальные угрозы. Также важно, насколько быстро вы способны оправляться от беспокойства о возможном социальном неуважении и двигаться вперед без размышлений о том, что могло бы произойти.
Конечно, для детей важно наличие доверенного взрослого, к которому можно обратиться, кого-то, кто в состоянии помочь им прийти в норму и с кем они чувствуют себя в безопасности, замеченными, признанными и ценными. Способность чувствовать защищенность и связанность с опекунами и взрослыми – это единственный важнейший компонент физического и психического здоровья ребенка и здоровья взрослого человека, которым она или он станет.
– Такой ответ на социальную угрозу максимально полезен, когда он оперативно включается с целью предупредить вас о чем-то плохом и затем, после исчезновения стрессора, снова выключается, – объясняет Славич. – Проблема в том, что человеческий мозг умеет условно представлять угрозы, происходящие в прошлом, настоящем и будущем, даже если на самом деле в реальном времени их перед нами нет. Просто воображение чего-то плохого сообщает вашему мозгу о потребности в гипериммунном ответе, а это активирует стресс-реакцию и вашу иммунную систему. Другими словами, связь сознания и тела к представляемому чувствительна так же, как к реальному. Проблематично сохранение действия реакции на воспринятую угрозу после ее исчезновения.
Непрерывные размышления (переигрывание каждого негативного социального контакта или предвосхищение большего количества социально-эмоциональных стрессоров в будущем) вызывают мощный воспалительный удар. Чем длиннее промежуток времени от нашего ощущения угрозы над нами до достижения стадии восстановления и возвращения чувства внутренней безопасности и благополучия, тем больше ответ на стресс перетекает в затяжное состояние, способное нанести вред нашему здоровью. (И, кстати, в третьей части книги мы разберем все варианты уменьшения интенсивности подобных стресс-реакций.)
Насколько нам известно, люди уникальны в своих творческих способностях символически представлять мотивы и поступки других людей. И хотя продумывание чужих мыслей и намерений может быть полезным – данная функция позволяет нам вместе творить, развивать эмпатию или ставить себя на место другого человека, – также это значит, что мы склонны часами представлять чужие возможные негативные намерения, воспроизводя разговоры или комментарии, размышляя о том, что мы могли либо должны были сделать иначе, и параллельно пытаясь предсказать будущие события, которые могут или не могут произойти, и то, как к ним подготовиться, если они случатся.
По мнению Славича, даже если вы планируете достичь желаемого положительного результата относительно социально либо эмоционально болезненной или тревожной ситуации (например, при подготовке к встрече с трудным начальником), вы можете получать сопутствующий ущерб от повышенной реакции на угрозу в отсутствие реальной опасности здесь и сейчас, поскольку во все эти моменты воображения в действительности прямо рядом с вами ничего плохого не происходит.
В каждом из данных сценариев ответ на угрозу остается активированным впустую.
СВЯЗЬ МЕЖДУ СОЦИАЛЬНЫМИ УГРОЗАМИ, ВОСПАЛЕНИЕМ И ДЕПРЕССИЕЙ
Ученые полагают, что именно эта хроническая бдительность перед лицом потенциальных угроз играет значительную роль в сегодняшнем кризисе психического здоровья девочек-подростков. Нейробиологи Университета Темпл подтвердили: начиная с пубертата, женщины чаще, чем мужчины, погружаются в состояние повышенной тревоги в связи с социальными стрессорами, такими как травля или иные крайне напряженные взаимодействия. Также у девочек чаще усиливается выработка воспалительных химических веществ, связанных со стрессом (что было выяснено через простые анализы крови), когда они входят в состояние повышенного стресса63. Как свидетельствуют другие данные, люди с высокими уровнями воспалительных стрессовых факторов с большей частотой страдают от депрессии и тревоги64. По сути, высокие уровни физического воспаления в теле нередко предваряют симптомы и диагностику депрессии и тревоги на годы. То есть дети, имеющие в возрасте 10 лет повышенные уровни воспалительных факторов, со значительно большей вероятностью могут заболеть депрессией к моменту достижения ими 18 лет65. Кроме того, женщины с более высокими воспалительными факторами в три раза чаще заболевают депрессией в течение четырех лет по сравнению с женщинами с более низкими уровнями воспаления66.
В 2021 году исследователи Дьюкского университета доказали: переживание в детстве стрессовых событий связано с развитием повышенных уровней физического воспаления много позже, к 45 годам (возрастной предел в рамках исследования). Причем когда люди, столкнувшиеся в детстве с травматичным опытом, встречались во взрослом возрасте со стрессорами, у них наблюдались более высокие уровни воспаления в ответ на этот стресс, чем у тех, кто подвергся воздействию похожих источников стресса во взрослом возрасте, но не переживал тягот в детстве67.
Также высокие уровни воспалительных стрессовых показателей тесно связаны с изменениями в нейронных связях (что подтверждают результаты сканирования мозга) в ключевых областях мозга, ассоциированных с депрессией и тревогой. Проще говоря, эмоциональные реакции могут довести наши физиологические стрессовые реакции на угрозы до сдвигов, способных привести к нейронным изменениям в мозге, которые вызывают развитие депрессивных и тревожных расстройств.
Еще нам известно, что последствия неблагополучного детства значительно влияют на склонность индивида к депрессии и биполярному расстройству. В метаанализе научной литературы за 2020 год психиатры из Медицинской школы Делла Техасского университета в Остине обнаружили, что ранние детские невзгоды являются, по статистике, единственным крупным фактором – большим, чем любой отдельно взятый ген, – увеличения риска развития у человека психиатрического расстройства68