– Соцсети – это как открытый сезон для оценки форм женских тел – нашей кожи, лиц, волос. К 10 или 11 годам вы понимаете, что чем больше девочка сидит в соцсетях и позирует так, чтобы казаться взрослой и сексуально зрелой, тем большей социальной властью она располагает. Я же была очень неуверенным в себе подростком. С одной стороны, я чувствовала, будто должна была участвовать в игре; но с другой – злилась: «Я не хочу быть частью этого, все это совершенно фальшиво, неправильно и честолюбиво, и я не хочу быть такой».

Мы идем по улице, и нас застает врасплох свод распыленной воды из разбрызгивателя для газона; легкий душ разливается сверкающими капельками, исчезающими тут и там. Джулия смеется, пока мы убегаем от него, и на мгновение в ее улыбке я вижу открытое лицо той 11-летней девочки, которой она когда-то была.

К 13 годам она научилась жить с бесконечными возгласами в духе «О, у Джулии большая грудь!» и «Джулия – реально горячая штучка!», перемещаясь по коридорам своей школы. Затем она перешла в старшие классы.

– Несмотря на мои способности, меня не считали умной из-за всех происходивших вещей. Меня считали увлеченной мальчиками, хотя на самом деле это мальчики увлекались мной – и даже не мной, а моим телом.

Джулия вспоминает один день того года.

– Во время обеда старшеклассник засунул свой язык мне в рот и залез рукой под мою рубашку. Нас увидел учитель и просто сказал нам идти на урок. Я чувствовала, будто меня никто не замечает. Я начала задумываться: «Стою ли я чего-нибудь, если парень не хочет смотреть на меня с вожделением?» И также что-то вроде: «Окей, если меня рассматривают как сексуальный объект и никто не считает меня способной на что-то другое, тогда, получается, я представляю из себя только это». У меня не было возможности выбрать мой собственный способ быть женщиной – всё решали люди и обстоятельства вокруг меня. Это сформировало то, как я видела себя и свое место в мире в течение долгого времени.

Я училась в обычной государственной школе, в которой нам приходилось делать множество дополнительных заданий, чтобы попасть в хороший колледж, – продолжает Джулия. – Моя успеваемость снизилась. Поэтому я должна была больше трудиться, пересдавая и пересдавая SAT^[7], исправляя оценки, проходя стажировки. Я была в абсолютном напряжении все время. Мне хотелось все чаще оставаться дома. – По словам девушки, школа была похожей на студенческие «Голодные игры»: сто учеников сражаются за одни и те же места в именитых вузах. Родители торопили своих детей с клубных собраний на тренировки командных видов спорта, а с них – на занятия с репетитором. Ничто больше не казалось реальным или подлинным.

– Я не нравилась себе как личность и думала: «Ладно, хорошо. Я займусь сексом с парнями постарше; может, они поймут меня. Если так меня видят окружающие, почему бы не воспользоваться этим?»

Джулия думала, что, возможно, отношения со старшеклассниками дадут ей то «ощущение свободы, которого так не хватало». Но это, как она говорит, «оказалось огромной ошибкой».

– Я чувствовала себя такой одинокой и злой. С одной стороны, часть меня была тайно разгневана несправедливостями, связанными с участью женщины; тем, как нас гиперсексуализируют и отвергают. От того, что преподаватели не воспринимают нас всерьез, а мужчины разговаривают снисходительным тоном, до того факта, что женщина не может победить на посту президента. Но одновременно я чувствовала, что не в силах ничего здесь изменить, включая мою собственную жизнь. Выбор в пользу восприятия себя как сексуально влиятельной представлялся единственным путем к моей свободе.

Первичная надежда Джулии на обретение свободы через отношения со старшеклассниками прожила недолго.

– Тот год я проводила в безудержных рыданиях в школе или дома либо закрывалась, вела себя совершенно тихо, словно все было в порядке, – вспоминает она. – Часть меня просто надеялась, что кто-то заметит: «Эй, с Джулией что-то происходит». Я могла думать только о том, как сильно себя ненавижу. У меня появились панические атаки. Мое сердце начинало бешено колотиться, кружилась голова, и я теряла сознание. Периодически я слышала откуда-то голос, говоривший мне, какой глупой я была. У меня возникло ощущение, что я хочу умереть.

В 15 лет Джулия начала резать себя.

– Мои родители узнали об этом. Они очень расстроились, и, оглядываясь назад, я их совсем не виню. Но тогда я не понимала, что нуждаюсь в помощи, поэтому усилия моих родителей сводились к игре в кошки-мышки. Я пыталась найти способы сбежать от их контроля, и они отвечали еще большим вмешательством в мою жизнь. Они установили софт на мой телефон и компьютер. В результате я купила у знакомого второй телефон и тайно пользовалась им. Я не хотела разговаривать с родителями – но с позиции сегодняшнего дня я понимаю: я хотела говорить с ними, но чувствовала, что не могу. Я никогда не обращалась к маме за советом до тех пор, пока ситуация не становилась критической. Один старшеклассник пригрозил мне слить мои обнаженные фотографии, и я пошла к маме, а она позвонила в полицию. Теперь, после нескольких лет терапии вместе с иной работой, которую я проделала, чтобы оказаться в своем текущем благополучном состоянии – не говоря уже об усилиях, приложенных в конечном счете другими ради меня, – я понимаю, что хотела быть оставленной в покое, потому что желала умереть. Я не хотела думать о маме и папе или о том, как они расстроятся, я просто повторяла себе: «Я справляюсь!», хотя очевидно не справлялась.

Родители Джулии, все больше и больше волнующиеся за дочь, пошли с ней на семейную терапию.

– Я не проронила ни слова за все время, – вспоминает Джулия. – Я просто хотела, чтобы все поскорее закончилось. Я начала баловаться удушением себя ремнями, когда была одна. Никто не знал.

Однажды в конце второго года в старшей школе девушка выпила отбеливатель.

– Я очень отрывочно помню то время. Я встречалась с очередным никудышным парнем и пережила ужасный разрыв. Помню, что я испытывала тогда стыд, поскольку всем вокруг казалось, будто я пыталась покончить с собой и очутилась в отделении неотложной помощи и далее провела в психиатрической палате десять дней из-за парня. Но это было неправдой. Я хотела порвать с самой собой.

НЕВОЛЬНЫЕ ПОДОПЫТНЫЕ КРОЛИКИ В СОЦИАЛЬНОМ ЭКСПЕРИМЕНТЕ

Взрослые, работающие с молодежью на ежедневной основе, – как Робин Коган, школьная медсестра из Камдена, штат Нью-Джерси, и сотрудник Johnson & Johnson, преподающий в Школе сестринского дела в Ратгерском университете, – все больше беспокоятся об эмоциональном здоровье и внутренней жизни девочек. Коган является лидером современного движения школьных медсестер, занимающихся оценкой и защитой здоровья молодых людей. Она участвовала в пресс-конференциях в Конгрессе, чтобы привлечь внимание к огромному количеству травм и нарушений психического здоровья, с которыми сталкивается американская молодежь.

– Если бы вы были мухой на стене в жизни школьной медсестры, даже до COVID-19, то увидели бы койки в наших кабинетах, заполненные детьми, страдающими от тревоги, депрессии и физических соматических симптомов, вызванных стрессом, – рассказывает мне Коган. – Это поколенческая эпидемия тревожности, которую мы никогда не встречали ранее; дети и подростки борются с трудностями, не возникавшими у них еще десять лет назад. Мы тратим 35 % времени каждый день на решение проблем, связанных с психическим здоровьем и стрессом. Эти источники стресса ошеломляют и пугают своей новизной, числом и постоянством.

Исследования подтверждают опасения Коган: в 2017 году 32 больницы сообщили об увеличении за последние десять лет процента подростков, госпитализированных с суицидальными мыслями или действиями, вдвое21. Также она добавляет: девочки, очевидно, страдают в гораздо большем количестве.

– Тем из нас, кто работает с детьми, ясно, что, хотя мальчики и девочки переживают одинаковое давление, уровень тревоги и депрессии стремительно растет среди девочек. Данная тенденция сохраняется даже при увеличении числа молодых людей, обращающихся за консультацией. (Хотя верно и то, что слишком мало детей и подростков, которым бы помогла терапия, вообще когда-либо ее получают.)

Сегодня, учитывая кризис с COVID-19, показатели тревоги, депрессии и расстройств пищевого поведения у подростков только ухудшились22. Пандемия подлила масла в уже существовавший огонь. Однако здесь имеет место токсичное влияние, присутствовавшее задолго до вируса, – влияние, по мнению Коган, служащее причиной того, что это поколение девочек живет иначе, нежели девочки, закончившие школу десять или пятнадцать лет назад. И это главная причина столь большого количества девочек-подростков, оказывающихся в школьных медпунктах.

– Мы, будучи школьными медсестрами, каждый день наблюдаем, наблюдаем, наблюдаем. Мы видим, что даже совсем маленькие девочки семи – восьми лет пытаются разобраться с сигналами, получаемыми в социальных сетях относительно того, какими они должны быть, как должны выглядеть и вести себя, и сигналы эти по своей сути являются сексистскими. К восьми годам вопрос о том, как быть правильным типом женщины, уже занимает сознание девочек.

В СЕНТЯБРЕ 2021 ГОДА The Wall Street Journal опубликовала ставшую теперь известной статью под названием Facebook Files, которая раскрыла внутреннюю документацию, демонстрирующую, что социальная сеть Facebook на протяжении нескольких лет знала о токсичном влиянии Instagram^[8] на ментальное здоровье девочек. В одном внутреннем отчете собственные исследователи Facebook предупреждали руководителей, что среди девочек, расстраивавшихся из-за своего тела, 32 % сообщили: Instagram заставил их чувствовать себя хуже23. Эксперты заключили: «Мы усугубляем проблемы с внешностью у одной из трех девочек-подростков»24. 40 % девочек признались: их ощущение себя «непривлекательными» появилось после начала использования Instagram. Приблизительно четверть из них, отмечавшие наличие у себя чувства, будто они «недостаточно хороши», связали свое состояние с заведением аккаунта в Instagram. Многие чувствовали, что соцсеть подорвала их уверенность в отношениях с друзьями. Согласно другим данным, большинство детей пользовались социальной сетью в возрасте от восьми до тринадцати лет, хотя пользователи должны достичь как минимум тринадцати лет, чтобы иметь право на создание личной страницы25. Подростки регулярно сообщали о желании тратить меньше времени на Instagram, но также жаловались на нехватку самоконтроля для этого. Другие контролируемые исследования, сравнивавшие девочек – завсегдатаев соцсетей и девочек, редко посещавших их, дают более ясную картину: чем дольше девочка-подросток пребывает на социальных медиаплатформах, тем с большей частотой у нее формируются симптомы депрессии, негативное представление о собственном теле и низкая самооценка26. И стоит заметить, такая связь между использованием соцсетей и депрессией гораздо сильнее у девочек, нежели у мальчиков. Конечно, возможен тот факт, что некоторые девочки прибегают к соцсетям, так как уже испытывают тревогу или депрессию и ищут контакта со сверстниками. Не исключена и вероятность того, что некоторые подростки склонны к этим неблагоприятным эффектам. Исследование ограничено, однако полученные сведения уже служат поводом для беспокойства.