Пастух и Ткачиха (страница 9)
– Вторая сказка, – добросовестно продолжил Нью-Ланг, – про Шен-И и его жену Хэнь-Э. Шен-И, божественный лучник, китайский Аполлон Феб, получил пилюлю бессмертия от богини Чин-Му. Он спрятал ее под стропилом своей крыши и отправился сражаться с чудовищем Зубы-Лезвия. Хэнь-Э тем временем беспокойно ходила вокруг. Военные подвиги сделали ее мужа суровым и властным, и она втайне планировала покинуть его дом. Потом она почувствовала восхитительный аромат и увидела серебряное сияние из-под стропил. Она залезла на лестницу, нашла пилюлю бессмертия и ее съела. И сразу почувствовала, что ее тело освободилось от гравитации. Шен-И, вернувшийся домой после триумфального боя, тщетно искал таблетку. Хэнь-Э испугалась и вылетела в окно. Она поднималась все выше и выше, пока не достигла луны, круглого дворца из сияющих ледяных кристаллов. Вокруг порхали белые птицы, а за прозрачными стенами плавали серебристые рыбки. Перед воротами цвело дерево кассии, и ей навстречу радостно припрыгал маленький серебристо-белый кролик.
Брошенный герой пожаловался богам, а Хэнь-Э отстаивала свое право на независимость. И боги решили: Шен-И и Хэнь-Э должны остаться мужем и женой, но больше не должны жить вместе. Его возвели в статус бога Солнца, олицетворения мужского начала Ян. Ее возвели в статус богини Луны, олицетворения женского начала Инь. Когда он навещает супругу, поднимаясь на солнечных лучах, луна полная. Его постоянный спутник – солнечный петух с золотыми перьями, а ее – белый лунный заяц. Полная луна красиво сияет в честь союза Ян и Инь.
– Вы правда развелись? – внезапно спросила Ханна.
– По нашему закону, – пояснил Нью-Ланг, – брак считается расторгнутым, если один из партнеров пропал больше трех лет назад. А я должен был пропасть. Это основное требование моей работы. Если бы я женился по своему выбору, ситуация бы не изменилась.
– Ясно, – медленно сказала Ханна.
– Мой штраф оплачен, – заговорил Нью-Ланг после паузы, – и теперь я добровольно расскажу вам третью историю – о Нью-Ланге и Дше-Ню, пастухе и ткачихе.
Наши крестьяне – неутомимые рассказчики. И это, наверное, самая старая история. По мнению французского китаеведа Марселя Гране, она дошла до нас из доисторических времен так называемой экзогамии, брака сыновей и дочерей из разных деревень, их разделения для труда и постоянных разлук за исключением встреч во время коротких религиозных праздников.
– Понятно, – бесцветно сказала Ханна.
– Китайский крестьянин, – пояснил Нью-Ланг, – не делает особых различий между собой и своими богами. Они – такие же земледельцы, как он и его семья, только черты лица у них немного тоньше, дух крепче, страсти благороднее – такими люди видят себя в несбыточных мечтах. Китайский крестьянин уверенно смотрит в небо и называет Млечный Путь серебряной рекой, считая его продолжением Хоанг-Хо, на берегах которой лежит его деревня. Он фантазирует о таких же деревнях на берегах серебряной реки, только чуть более красивых и воздушных, и в двух таких звездных поселениях год за годом разворачивается мимолетная, но вечная история любви пастуха и ткачихи.
– Продолжайте, – попросила Ханна, протягивая раскрытые ладони, словно история была осязаемым подарком.
Тихими, вдохновленными пальцами Нью-Ланг начертил на ее ладонях созвездия Орла и Лиры.
Белоснежные руки женщины были длинными и узкими. Темно-золотистые руки мужчины – еще длиннее и уже.
– Европейцы видят здесь лиру, а мы, китайцы, – женщину, сидящую за ткацким станком. А здесь, на другом берегу серебряной реки – пастуха, ведущего буйволицу на пастбище.
Нью-Ланг и Дше-Ню любят друг друга, но между их деревнями протекает Млечный Путь, и им приходится работать отдельно. Только раз в году, на седьмой вечер седьмого месяца, небесные птицы строят мост, трепещущий, красочный мост из птичьих крыльев, и эти двое могут заключить друг друга в объятия. На следующее утро им приходится расстаться и каждый возобновляет одинокую работу на своем берегу. Он пасет серебристо-серую буйволицу, она плетет шелковые облака.
Уличные певцы-попрошайки до сих пор рассказывают историю божественной пары, наполовину напевая и наполовину декламируя, а маленький помощник отбивает ритм тонкой бамбуковой погремушкой:
Лунный свет, сваха, ты ярко блистаешь,
Инь и Ян ты соединяешь.
Дше-Ню и Нью-Ланга ты озаряешь,
Что на двух берегах стоят,
Только лишь друг на друга глядят.
Ты укрой нашу горькую долю
В своем серебристом подоле.
Или поют:
Мы с тобою всего лишь пешки
Во власти старых богов.
Краток наш утешенья глоток
В океане звездном безбрежном
А потом снова путь наш таков:
Мне на запад, тебе на восток.
– На самом деле, – объяснил Нью-Ланг, – вторая песня менее характерна. Феодализм внес неверные интонации. По народной традиции, они не чувствуют себя пешками высших сил. Они расходятся из свободного чувства долга, желая посвятить себя работе, в которой заключен смысл их жизни.
– Понятно, – повторила Ханна.
– Третью песню поют женщины, призывая Дше-Ню, как покровительницу ткачества и шитья:
Дева ткала тонкие облака,
И звезды вплетала далекие,
И вспышки зарниц высокие,
Кристальные росы, ветра шелка…
Внезапно Нью-Ланг остановился. Глаза Ханны горели, ее лоб сиял, густые черные брови, казалось, искрили синевой, а седая прядь сверкала серебром. Что такое, в смятении подумал Нью-Ланг. Изнутри, сквозь броню древнего самообладания, вырвался тяжелый вздох счастья. Оба помолчали.