– Никого дома нету, – сообщила дева. – Я только приходящая няня.

– Все в порядке, – возразил Мор, опуская набалдашник до уровня ее глаз. – Этого вполне достаточно.

Темное дерево слабо запульсировало, проявляя текстуру и наливая ее опалесцирующим мерцанием; няня завороженно уставилась на посох. Через несколько ударов сердца старый маг поднес светящийся набалдашник к лицу девушки, поймал ее взгляд и удержал.

– Сними цепочку, дитя, – молвил он на пару тонов ниже обычного.

Внутри зашевелились, что-то звякнуло.

Цепь упала.

– Отойди, – приказал он.

Лицо исчезло.

Мор толкнул дверь и вошел.

– Иди в комнату, сядь там и отдыхай, – сказал он. – Когда я уйду, закроешь за мной дверь, наденешь цепочку и забудешь, что я тут был. Я скажу, когда это сделать.

Девушка послушно выполнила его повеление.

Мор неторопливо прошелся по дому, открывая все комнаты, заглядывая внутрь. На пороге самой маленькой, затененной, он постоял, затем тихо вошел. Посмотрел с минуту на крошечную фигурку в колыбели и плавно придвинул посох к самому лобику.

– Спи, – мягко произнес он, и дерево снова замерцало в узловатых пальцах. – Спи.

Осторожно положив свою ношу на пол, он прислонил посох к кроватке, развернул колдовское дитя и взял его на руки. Положив его рядом с первым, внимательно оглядел обоих так и этак. Света, падавшего из приоткрытой двери, хватало, чтобы увидеть разницу: здешний ребенок оказался легче сложением, и волосы у него были тоньше, светлее. Тем не менее…

Мор взялся за дело.

Он аккуратно переодел малышей в одежку друг друга и завернул обитателя колыбели в рондовальское одеяло, потом уложил на его место последнего владыку Цитадели и еще раз внимательно его осмотрел. Старческий палец уже нацелился было коснуться драконьей отметины…

Мор резко отпрянул, взял посох и поднял с пола юного Даниэля Чейна.

Проходя по коридору, он сказал в дверь гостиной:

– Все, я ухожу. Закрой дверь и забудь обо мне.

Уже на улице он убедился, что цепочка звякнула, и зашагал прочь.

Звезды глядели вниз сквозь рваные прорехи туч. С востока пришел ледяной ветер и толкнул его в спину. Из-за угла вывернула машина, обдала его светом фар, но хода не замедлила и укатила вдаль.

Вдоль тротуара зазмеились отблески, здания по бокам каким-то образом потеряли в объеме, сделались плоскими, начали неуверенно мигать. Твердь под ногами засверкала сильнее, перестала быть мостовой и обратилась широкой блистающей дорогой, протянувшейся в бесконечность впереди и позади; боковые тропинки то и дело выбегали из нее и тянулись дальше, но куда – не видать… Вид по правую и левую руку измельчился мозаикой бессчетных мест и времен, крошечных кадров, вспыхивавших, высветлявшихся, гаснущих тут же, похожих на переливчатую чешую гигантской неведомой рыбы. А вот лента безоблачного черного неба вверху никуда не делась, отражая, как в негативе, сиянье дороги.

Иногда Мор различал на тропах других ходоков, спешивших по своим, столь же таинственным, как у него, делам – и не все эти фигуры имели человеческий облик.

И вот уже посох ярко разгорелся, указывая на близость дома, и молнийная роса закапала с его башмаков.

Глава третья

В двух землях, каждая из которых считала другую мифом, шло время.

Когда мальчику стукнуло шесть, люди уже приметили, что он не только пытается починить все, что по дому валяется сломанного, – но и это ему частенько удается. Вот и сейчас Мел показала мужу кухонные щипцы.

– Не хуже, чем Винс заклепал бы у себя в кузне, – похвасталась она. – Вот помяни мое слово: этот малец станет лудильщиком, это уж как пить дать.

Маракас внимательно изучил работу.

– А ты видела, как он это делал? – с подозрением поинтересовался он.

– Нет. Слыхала, как он молотком стучит, да только занята была – внимания на него особо не обратила. Знаешь же, как он все время с разными железяками возится.

Маракас кивнул и щипцы положил.

– А сейчас-то он где?

– В оросительной канаве, надо думать, – ответила жена. – Плескался где-то там.

– Схожу, похвалю его, что ли. Хороший пацан, здорово щипцы починил.

Он протопал по комнате и, подняв щеколду, вышел из дома. Обогнув строение, Маракас двинул по бежавшей со склона вниз тропке – мимо большущего дерева и дальше, к полям.

В траве жарко жужжали насекомые; где-то над головой заливалась птица. Сухой ветерок взъерошил ему волосы, и Маракас не без гордости подумал про так нежданно выпавшего им на долю ребенка. Здоровый мальчишка, сильный – и умный. Очень умный…

– Марк? – позвал он, добравшись до канала.

– Туточки я, пап, – отозвались издалека, из-за излучины.

Туда он и тронулся.

– Ты где? – пришлось спросить еще через несколько минут.

– Здесь, внизу, – ответили ему.

Маракас подошел к краю и нагнулся посмотреть, с чем там играет Марк.

Мальчишка проложил гладкую прямую жердину прямо над самой водой, свободно умостив концы в желобках на кучах гальки, которые он нагреб на каждом берегу. Посередине палки была такая штука… из квадратных – крыльев? лопастей? – которые толкала текущая вода, и штука крутилась, крутилась, крутилась…

При виде этого устройства по хребту у Маракаса пробежал (хотя с чего бы?) кусачий тревожный холодок – но тут же исчез без следа. Солдат глядел на вращающееся колесико и чуть не лопался от гордости за сына: надо же, чего удумал!

– Что это у тебя тут, а, Марк?

Он сел и спустил ноги с краю.

– Ну… колесико такое. – Мальчик глядел на него снизу, щурясь и улыбаясь. – Его вода крутит – видишь?

– А что оно делает?

– Ничего не делает. Вертится себе.

– Славное какое!

– Ага.

– А щипцы-то ты как славно поправил! – Маракас сорвал травинку и сунул в рот. – Матушка твоя очинно довольная ходит.

– Это было совсем просто.

– Любишь ты, я смотрю, чинить всякое. И мастерить! И чтобы одно с другим работало – правда?

– Ага.

– Как думаешь, этим ты и будешь на жизнь зарабатывать – потом, когда-нибудь?

– Наверно.

– Старый Винс на днях будет смотрины ученикам устраивать у себя в кузне – выбирать, значит, кого взять. Ежели думаешь, что кузнечное дело тебе по душе придется, с железом работать и всякое там, – я с Винсом могу словечком перемолвиться.

– Давай, пап! – заулыбался Марк.

– Ясное дело, работать ты будешь с настоящими, полезными вещами. – Маракас махнул рукой на водяное колесо. – Не с игрушками всякими.

– А это и не игрушка. – Марк задумчиво посмотрел на свое творение.

– Ты же сам сказал, что оно ничего не делает.

– Но могло бы. Мне только нужно понять, что… и как.

Маракас расхохотался, потом, отсмеявшись, встал и потянулся. Травинка полетела в воду, где ее тут же подхватили и зажевали вертлявые лопасти.

– Когда поймешь, не забудь рассказать мне.

И с этими словами он начал взбираться обратно, к тропинке.

– Расскажу, а то как же! – тихо ответил Марк, не сводя глаз с плода своих рук.

Когда мальчику стукнуло шесть, он пришел в отцовский кабинет – поглядеть еще разок на ту смешную машину, на которой папа работал. Может, сегодня ему, наконец…

– Дэн! Вон отсюда! – взревел Майкл Чейн (он был настоящий великан), не отрываясь от чертежной доски.

На экране фигурка из палочек сломалась и вытянулась в линию, а та пошла волнами. Майклова рука нервно заплясала по консоли, пытаясь хоть что-то поправить, спасти.

– Глория! Немедленно забери его отсюда! Он опять это делает!

– Папа! – заныл Дэн. – Я совсем не хотел…

Отец развернулся и попробовал испепелить отпрыска взглядом.

– А я ведь тебе говорил держаться отсюда подальше, когда я работаю!

– Я знаю! Но я тут подумал, вдруг на этот раз…

– Он подумал! Он, черт побери, подумал! Пора уже начинать просто делать, что тебе говорят!

– Папа, ну, прос…

Майкл Чейн начал медленно восставать со стула – ни дать ни взять, приливная волна. Мальчик попятился, потом услышал шаги матери позади и поскорее кинулся под защиту ее объятий.

– Прости! – закончил попытку он.

– Что, опять? – Глория посмотрела на мужа поверх его головы.

– Опять! – подтвердил тот. – Этот ребенок – сущее наказание!

На столике возле чертежной доски вдруг задребезжал стакан с карандашами. Майкл обернулся и завороженно уставился на него. Стакан подпрыгнул, опрокинулся набок и покатился к краю.

Господин инженер предпринял отчаянный бросок вперед, но посуда его опередила: перевалилась через край и брякнулась на пол, рассыпав все свое содержимое. Испустив ругательство, Майкл выпрямился и врезался макушкой в угол стола.

– Убери его отсюда! – загрохотал он. – У мальчишки ручной полтергейст в кармане!

– Пойдем! – Глория повела Дэна вон из комнаты. – Мы все знаем, что ты этого не хотел…

Окно со звоном распахнулось, по комнате полетели бумаги. В стене что-то сердито забарабанило, и с полки выскочила книга.

– …просто такое иногда случается, – невозмутимо продолжила Глория, покидая комнату.

Майкл тяжело вздохнул и пошел закрывать окно и собирать вещи.

Когда он вернулся наконец к своей машине, та работала как ни в чем не бывало. Майкл наградил ее таким взглядом, после которого ей, по идее, оставалось только провалиться сквозь землю со стыда.

То, чего он не мог понять, Майкл не любил.

Эти… волновые явления, которые малец порождал вокруг себя, – надо полагать, от расстройства они только усиливаются? С помощью всяких приборов он уже не раз пытался засечь происходящее, зафиксировать, описать… Все было напрасно. Потому что сами устройства в свою очередь…

– Ну вот, – сказала Глория, входя обратно. – Ты своего добился. Ребенок плачет, кругом разруха. Если бы ты был с ним помягче, когда все только начинается, до такого бы не доходило. Мне вот как-то удается отвращать катастрофы – достаточно вовремя погладить, сказать доброе слово…

– Во-первых, – перебил ее Майкл, – я не уверен, что какие-то паранормальные явления вообще имеют место. А, во-вторых, они всегда имеют его так внезапно!

Глория расхохоталась. Он тоже.

– В общем, – подытожил он, – я, правда что, пойду и поговорю с ним. Да знаю я, знаю – это все не его вина. Не хочу, чтобы малец огорчался.

Он уже двинулся было к дверям, но задумался.

– И все-таки интересно… – сказал Майкл.

– Да. Я знаю.

– Уверен, у нашего сына не было этой забавной родинки на руке.

– Только не начинай заново, умоляю. Тебя опять зациклит.

– Да, ты права.

Шагая по коридору в сторону Дэновой комнаты, он услышал тихое треньканье гитарных струн. Вот аккорд в ре, вот в соль… Просто поразительно, с какой скоростью шестилетний ребенок освоил специальный, уменьшенного размера инструмент. Но и странно! В семье до сих пор никто не выказывал ни малейшего признака музыкальных способностей.

Он негромко постучал.

Гитара смолкла.

– Да?

– Можно, я войду?

– Угу.

Майкл толкнул дверь. Дэн валялся на одеяле. Гитары нигде видно не было – наверное, под кровать спрятал.

– Это было реально здорово. Что ты играл?

– Так, какие-то звуки. Не знаю.

– А почему перестал?

– Тебе же не нравится.

– Никогда такого не говорил!

– Так я тебе говорю. Видно же.

Майкл сел рядышком и положил сыну ладонь на плечо.

– Ну, значит, ты ошибаешься. У всякого человека есть то, чем ему нравится заниматься. У меня это работа, – он помолчал и, наконец, выдал: – Ты меня напугал, Дэн. Понятия не имею, как так получается, что машина с ума сходит, стоит только тебе появиться в комнате… – а то, чего я не понимаю, меня иногда пугает. Но я на тебя в самом деле совсем не сержусь – просто так кажется, если меня выбить из колеи.

Мальчик перевернулся на бок и посмотрел ему в глаза. Потом слабо улыбнулся.