– Может, сыграешь мне что-нибудь? Я был бы рад послушать.

– В другой раз.

Майкл оглядел комнату. Большущая полка книжек с картинками, конструктор лежит, так и не распакованный… Мальчик тем временем принялся чесать запястье.

– Ты что, руку поранил?

– Угу. Ее просто дергает… родинку… иногда.

– И часто?

– Всякий раз, как… такое случается.

Он неопределенно махнул рукой в сторону входной двери – и внешнего мира в целом.

– Уже почти прошло.

Майкл взял сына за руку и в который раз внимательно изучил темный силуэт дракона на внутренней стороне запястья.

– Доктор сказал, беспокоиться тут не о чем – ни во что плохое она никогда не превратится.

– Да все уже нормально!

Майкл еще некоторое время поглазел на пятно, потом пожал легонько руку и мягко положил на одеяло.

– Может, хочешь чего-нибудь, Дэн? – спросил он с улыбкой.

– Не-а. Ну… книг еще на самом деле.

Майкл засмеялся.

– Тебе только этого и надо, да? Хорошо, заедем попозже в книжный и поглядим, что у них есть.

Тут уж и Дэн улыбнулся.

– Спасибо, па.

Майкл стукнул его легонько в плечо кулаком и встал.

– …и да, я буду держаться подальше от твоего кабинета.

Уже в коридоре Майкл услышал, как в комнате сына быстро и тихо забренчали струны.

Когда мальчику исполнилось двенадцать, он сделал лошадку.

Высотой в две ладони и движущуюся: внутри у нее был часовой механизм на пружине. После работы он оставался в кузне сверхурочно и ковал себе детали, а потом подолгу сидел в сарае, который выстроил сам за родительским домом, отмеряя, подпиливая и полируя шестеренки. И вот уже коняшка скакала по полу сарая на радость ему и всей честной компании, состоявшей из одного человека, девятилетней соседской дочки по имени Нора Вейл.

Нора захлопала в ладошки, а лошадь повернула механическую головку и чуть ли не лукаво на них посмотрела.

– Что за прелесть, Марк! Что, ей-богу, за прелесть! Ничего такого никогда и на свете-то не было… разве только в совсем старые времена.

– Ты о чем это? – тут же спросил он.

– Ну, сам знаешь. Давным-давно. Когда у людей были всякие умные механизмы вроде этого.

– Да ну, это просто сказки, – отмахнулся Марк: и добавил, помолчав. – Правда же?

Она помотала головой, встряхнув светлыми волосами.

– А вот и нет. Мой папа раз проходил мимо одного из этих… запретных мест – на юге, у Наковальной горы. Там до сих пор всякие сломанные штуки видно, даже внутрь заходить не надо; люди таких больше не делают. – Она посмотрела на лошадку: та уже начала уставать и двигалась медленнее. – Может, даже вроде нее есть.

– Интересно, – протянул Марк. – Я и не думал… И что, прямо так все валяется?

– Папа так сказал.

Тут она вдруг поглядела ему прямо в глаза.

– Знаешь что? Ты бы лучше никому ее больше не показывал.

– Почему это?

– Не ровен час, подумают, будто ты туда ходил и научился разному… запретному. Люди ведь и взбеситься могут.

– Тупость какая! – Лошадка упала на бок. – Нет, это правда тупость.

Он поставил лошадку на ноги.

– Хотя, может быть, я подожду, пока не смогу показать им что-то получше. Такое, что им понравится.

Следующей весной он продемонстрировал избранной горстке друзей и соседей плавучее устройство для управления шлюзом оросительной системы. Две недели все только об этом и говорили, но потом решили, что ставить такое себе – дураков нет. Когда случился весенний паводок (и потом, когда пришли дожди), округу, конечно, слегка подтопило, но население лишь дружно пожало плечами.

– Надо показать им что-то еще лучше, – горячился Марк. – Такое, что им просто обязано будет понравиться.

– Почему? – спросила Нора.

Он озадаченно уставился на нее.

– Потому что должны же они, в конце концов, понять…

– Что?

– Что я прав, а они – нет, конечно.

– Людям такое редко нравится, знаешь ли.

– А вот посмотрим, – ухмыльнулся он.

Когда мальчику исполнилось двенадцать, он взял с собой гитару (как брал и во многие другие дни) и отправился в крошечный парк, запрятанный глубоко в стальном, стеклянном, пластмассовом и бетонном чреве города, где нынче обитала его семья.

Он дружески похлопал по боку синтетическое дерево и зашагал по неживому газону мимо голограмм покачивающихся цветочков в сторону оранжевой пластиковой скамейки. Скрытые динамики через рандомные интервалы включали записи птичьих песен. Искусственные бабочки скользили вдоль невидимых направляющих лучей. Потайные аэрозоли регулярно выпускали в воздух цветочный аромат.

Дэн извлек инструмент из футляра, настроил. И начал играть.

Одна из фальшивых бабочек неосторожно пролетела слишком близко, застыла в воздухе и упала в траву (тоже фальшивую). Дэн прекратил играть и нагнулся посмотреть на нее. Мимо шла женщина; она бросила наземь у его ног монетку. Дэн взъерошил волосы, глядя ей вслед. Растрепанная серебряно-белая прядь, бежавшая через его черную шевелюру от лба до загривка, снова упала на место.

Он пристроил гитару на колено, взял аккорд-другой и перешел на затейливый праворукий стиль, в котором уже некоторое время практиковался. Что-то черное слетело на землю и запрыгало поблизости. Птица…

Ух ты! Настоящая птица!

Дэн чуть мимо струны не промазал от такого зрелища, но все-таки удержал аппликатуру и только съехал на другой стиль, попроще, чтобы можно было продолжать глазеть на эту диковинку.

По ночам он, бывало, залезал на крышу, где гнездились птицы, и играл там под звездами, слабо подмигивавшими сквозь дымку. Слышно было, как они щебечут и хлопают крыльями где-то над головой. А вот в парках он почти никогда их не видел (наверное, в аэрозоль что-то подмешивали), и на гостью он сейчас смотрел с легкой оторопью. Птица тем временем подкралась к павшей бабочке и ухватила ее клювом, но тут же уронила, недоверчиво наклонила голову, клюнула еще разок и поскакала недовольно прочь. Пара секунд, и она снова взмыла в воздух и была такова.

Дэн вернулся к более сложной схеме, а потом даже начал петь, вплетая свой голос в городские шумы.

Солнце багряно катилось по небу.

Пьяница, возлежавший на газоне ниже уровня голограмм, тихо всхлипнул во сне. Парк то и дело принимался глухо вибрировать – это под землей проходили поезда. Несколько раз сбившись, Дэн вдруг понял, что у него, кажется, начал ломаться голос.

Глава четвертая

Марк Мараксон – шесть футов живого росту (и все еще растет!) и мускулы, как у любого нормального кузнеца, – вытер руки о фартук, зачесал непокорную рыжую гриву пятерней назад и взобрался в седло.

Еще раз проверил топку, последний раз подкрутил бойлер и, наконец, взялся за рулевое колесо. Машина присвистнула и залязгала – это он отпустил сцепление, – а потом выехала из его секретного сарая и покатила по выездной дорожке (ее он специально разровнял) к улице.

Птицы, кролики и белки при виде него кидались врассыпную, но Марк только улыбался, наслаждаясь гудящей под ладонями силой и отменной реакцией регуляторов.

Это было всего лишь шестое испытание самодвижущейся повозки, но все, кажется, работало без сучка без задоринки. Первые пять вылазок он проделал в глубоком секрете, но теперь…

Он громко, в голос рассмеялся. Да, теперь настало время поразить деревенских – показать им, чего можно добиться при известной смекалке и изобретательности. Он проверил индикатор давления сбоку. Отлично…

И утро сегодня какое славное для вылазки – солнце, ветерок дует, цветы весенние со всех сторон повылезли… Сердце у него в груди так и запело – это деревянное сиденье крепко наподдало ему под зад. «Надо будет придумать еще такую систему с подвеской, чтоб не трясло», – пронеслось у него в голове.

Да, сегодня и правда день великих начинаний!

Машина ковыляла себе тишком по дороге. Марк время от времени подкармливал огонь и думал, что за рожи будут у селян при виде такого небывалого чуда. Фермер на дальнем поле бросил плуг и вытаращился на агрегат – к несчастью, Марк был слишком далеко, чтобы насладиться выражением его лица. Надо было свисток, что ли, какой рядом с рулем присобачить, решил молодой кузнец. Или колокольчик хотя бы.

Но вот показалась и деревня.

Он дал по тормозам, сбавил ход – пусть как следует полюбуются. Собственно, он предполагал встать прямо посреди города, встать на сиденье своей машины и сказать небольшую речь. А начать надо будет так: «Настало время избавляться от лошадей. Заря нового дня взошла…».

На ближайшем поле завопили дети. Вскоре они уже неслись по пятам за машиной, возбужденно галдя, засыпая Марка вопросами. Он даже пытался им отвечать, но механизм так грохотал, что из этого ничего не вышло.

Вывернув на главную (и единственную) улицу деревни, Марк поехал еще медленнее. Встречная лошадь вскинулась на дыбы и опрометью рванула в проход между домами, таща за собой небольшую тележку. Куда-то бежали люди, повсюду хлопали двери. Собаки рычали, лаяли и пятились от него – только дети не отставали.

Выбравшись на площадь, Марк остановил механизм и торжествующе огляделся по сторонам.

– А нам покататься можно? – донеслось из толпы.

– Можно, но позже, – милостиво кивнул Марк и оглянулся проверить, все ли в конструкторе как надо.

Двери снова начали отворяться.

Из домов и конюшен выглядывали люди и глазели на него со странным выражением – почему-то совсем не таким, как он ожидал. У некоторых физиономии были пусты, как новый бумажный лист, но многие казались испуганными – а некоторые явно злились.

– Это что еще такое? – крикнули ему через улицу.

– Паровая повозка, – крикнул в ответ Марк. – Она…

– Убери ее отсюдова! – Это был уже другой голос. – Ты на всех нас проклятие навлечешь!

– Это вовсе никакая не злая магия… – начал было Марк.

– Вали прочь отсюда!

– Увези ее сей же час!

– Притащить эту скверну в город – нет, вы подумайте!

Об котел шмякнулся ком грязи.

– Вы не понимаете!

– Вон! Вон! Вон!

Следом за грязью полетели камни.

Некоторое количество селян мужского пола угрожающе надвигалось на молодого изобретателя. Марк попытался воззвать к тому, кого знал лучше прочих.

– Джед! – закричал он. – Ну, Джед! Это не злая магия, я тебе говорю! Это просто как вода в чайнике кипит! Чай, Джед, ты меня понимаешь?

Отвечать ему Джед не стал. Вместо этого он вместе с товарищами решительно вцепился в подрагивающую бочину повозки.

– Ты себя в ней вскипяти, ублюдок! – подал голос кто-то другой, и с этими словами общественность принялась угрожающе раскачивать машину.

– Прекратите! Остановитесь! Вы ее сломаете! – возопил в ужасе Марк.

Перевешивающая в верхней части колымага охотно пошла народу навстречу: когда до Марка дошло, что она сейчас опрокинется, спрыгивать было уже поздно.

– Да черт бы вас подрал! – крикнул он и упал.

Приземлился он вперекат и стукнулся головой, но не отключился. Словно в тумане он увидал, как бойлер лопнул, а печка открылась, рассыпая уголья. Несколько капель кипятка долетело и до него, так что он поскорей покатился дальше, но вода целенаправленно устремилась в сточную канаву и его миновала.

– Черт, черт, черт! – услыхал он свой голос, а потом наконец стало темно.

Когда Марк пришел в себя, он первым делом учуял дым и уловил треск пламени: это повозка занялась от углей. Люди стояли кругом и пялились на представление; погасить пожар никто даже не попытался.

– Ну, вот, теперь еще чародея искать, чтобы изгнать демона, – сказала какая-то женщина. – Нет, только не трогайте ее! А вы, дети, держитесь подальше.

– Дурачье! – пробормотал Марк и попытался подняться.

Маленькая ручка легла на плечо и толкнула вниз.

– Не-не! Лежи тихо и не привлекай к себе внимания, – посоветовали ему.

– Нора…