– Это, кажется, фейхоа? – Мамуля присмотрелась к дереву и выжидательно замолчала, не ограничивая бабулю в словотворчестве.

– Пусть будет просто Цитрусовая, от фейхоа ничего приличного не образуется, – подумав, призналась та уже не столь задиристым тоном.

Наконец машинка приткнулась у белокаменного забора, в тени раскидистого цветущего куста, имени которого улица была наречена нами Олеандровой.

Неутомимая бабуля снова включила руководителя.

– Бася, помоги мне выбраться из машины, Алла, открывай багажник, Дюша, доставай чемоданы.

– А вы, Мария Семеновна, идите сразу внутрь, не стойте тут на жаре. – Трошкина попыталась вежливо спровадить нашего командира, но это ей, разумеется, не удалось.

– Поосторожнее с желтым чемоданом, он очень туго набит, может лопнуть. – Бабуля встала как вкопанная, явно намереваясь наблюдать за процессом разгрузки.

– Как я его понимаю, – пробормотала я.

Мое терпение тоже трещало по швам.

Трошкина открыла багажник и издала невнятное восклицание.

Выпавшая из ее рук сумка будто передразнила хозяйку, с похожим звуком шмякнувшись на асфальт.

– Что? – Бабуля, конечно, ничего не могла пропустить.

– Кто, – поправила ее Алка и отступила от открытого багажника.

– Где? – Мамуля к нему подступила.

– Как? – изумилась я.

В багажнике, не слишком удобно расположившись среди разнокалиберных чемоданов, с закрытыми глазами лежал незнакомый гражданин.

Уточню, это важно: незнакомый лично мне. На бабулин закономерный вопрос «А это еще кто такой?!» он отреагировал в высшей степени адекватно – открыл глаза и приветливо молвил:

– Здрасьте, Марьсеменна!

– Что? – бабуля неподдельно озадачилась и повторила, щурясь: – Вы кто такой?

– Да Витя же, – ответил незнакомец и, оставаясь в позиции лежа, благовоспитанно шаркнул ножкой, неосторожно пнув проблемный желтый чемодан. – Я Витя Капустин из вашего пятого «Б»!

Желтый чемодан громко крякнул и изумленно раззявился, лаконично и ясно выразив наши общие чувства.

Внезапное явление Капустина народу вызывало вопросы, но задавать их мы с Алкой не спешили.

Не потому, что нам было неинтересно, каким образом в компанию наших чемоданов затесалось инородное тело, да не чье-нибудь, а легендарного Вити.

Просто, во-первых, мы ужасно устали и очень хотели поскорее оказаться в кондиционированных помещениях тихой уютной квартиры. А во-вторых, можно было не сомневаться, что все нужные вопросы своему ученику задаст его бывшая классная. И, если экс-пятиклассник Витя ответит неудовлетворительно, строгая Мария Семеновна не затруднится резюмировать: «Садись, два!», потребовать дневник, влепить в него «пару» и вызвать в школу родителей.

– Хотя живы ли они еще, – усомнилась Трошкина, с которой я поделилась этой мыслью по дороге к рецепции. – Виктору, как я понимаю, самому уже лет шестьдесят, его родители вполне могут быть на том свете, а оттуда их лучше не вызывать.

Она боязливо поежилась, а я подумала, что этим сюжетом надо бы поделиться с мамулей. Она из него шикарный ужастик сваяет, будет нашей семье очередной вкусный торт и деньги на новое путешествие.

Мамулю, бабулю и Витю, общими усилиями извлеченного из багажника, мы оставили на беломраморной скамье под сенью просторного и ароматного зонтика старой пинии. Там было прохладно, пахло разогретой на солнце сосновой смолой и цветами, над струями поливалок, орошающих газон, висела радуга, а от спрятанного за живой изгородью бассейна доносился манящий плеск. Посидеть четверть часика в таком приятном месте – сплошное удовольствие. Я не думала, что процесс нашего заселения может затянуться: жилье мы выбрали недешевое, что предполагало соответствующее отношение к гостям.

Квартиру нашла я, договаривалась об аренде англоязычная Трошкина, а финансирование этого проекта осуществлялось вскладчину, причем львиную долю внесла мамуля, как самая состоятельная из нас. Наличные доллары для расплаты с арендодателем лежали у меня в сумочке вместе с загранпаспортами, которые я собрала у всех еще на выезде из аэропорта. А ответственным квартиросъемщиком мы договорились назначить Алку – с имеющимся у нее австралийским паспортом она представлялась наиболее респектабельной из нас.

Как я и думала, никаких проблем с заселением не возникло. Договор аренды был составлен заранее, и Трошкина подмахнула его не читая, поскольку турецкого она не знает, а присланную по электронной почте копию на английском проштудировала еще дома. Мы получили ключи и вернулись в приют спокойствия под пинией, чтобы пригласить в квартиру ее новых жильцов.

При этом Алка опасливо призналась:

– Меня терзают смутные сомнения… Он же не собирается жить вместе с нами? Это сильно не понравится Зяме, Денису и Борису Акимовичу.

Я поняла, что ее тревожит судьба экс-пятиклассника Капустина, точнее, реакция на наше в ней участие мужской половины семейства Кузнецовых-Кулебякиных.

Справедливости ради следовало отметить, что не было сомнений: Зяме, Денису и папуле сто процентов не понравится сам факт нашего тайного путешествия в Турцию, но беспокоиться об этом раньше времени не хотелось, потом как-нибудь разберемся. А что касается Вити Капустина…

– Не думаю, что бабуля жаждет возобновить стародавнее знакомство с человеком, по милости которого у нее появилась первая седина, – рассудила я.

– Думаешь, их случайную встречу уже можно прилично закончить? – усомнилась Трошкина. – Типа обменяться телефонами, условиться как-нибудь созвониться и расстаться еще на полвека?

Мы занырнули в обширную лужу густой тени увитого виноградом навеса и встали, незаметно рассматривая трио на скамье под пинией.

Напрасно я думала, что дотошная бабуля завалит гражданина Капустина бесчисленными вопросами, – она с ним не говорила, даже не смотрела в его сторону. Сидела, насупленная, взирая на медленно увядающую под ее пристальным взглядом розу и предаваясь раздумьям, судя по всему, безрадостным и тяжким.

Зато мамуля вела с новым знакомым оживленный разговор – на тему, не представляющуюся актуальной мне, но всегда интересную ей.

Наша писательница обожает расспрашивать свежих людей об их литературно-художественных пристрастиях. Вот и сейчас она настойчиво допытывалась у гражданина Капустина:

– Самый яркий, а? Незабываемый? Выбивающий слезу? Вызывающий катарсис?

– Пожалуй… – Капустин задумался.

Мамуле явно понравилось, что он серьезно отнесся к ее вопросу, и она обворожительно улыбнулась.

Папуля, если бы он это видел, мигом выбил бы из Капустина и слезу, и зуб-другой. Такой катарсис устроил бы – Отелло отдыхает!

– Наверное, «Бременские музыканты», – наконец нашелся с ответом Капустин. – Старый советский мультик. Помните, как зверюшки уезжают из дворца наутро после свадьбы Трубадура и Принцессы? Медленно-медленно едут они по дороге и грустно-грустно поют свою песенку, и мордочки у них ужасно печальные, и ушки так уныло болтаются. – Он состроил плаксивую мину и жалобно провыл: – На-а-аша кры-ыша – небо голубо-ое…

– Да-да? – подбодрила его мамуля, слушая с преувеличенным интересом, который больше подошел бы другому профессионалу – не литератору, а психиатру.

– И тут вдруг до них доносится радостный голос Трубадура! – Капустин стряхнул с себя грусть-тоску, приставил ладони рупором ко рту и радостно прокричал: – Наше счастье жить одной судьбо-ою!

И снова на миг перевоплотился в печального зверя, глаза которого тут же засияли, обвисшие уши вскинулись, задние лапы притопнули, передние бодро забарабанили по лавке:

– Лалала-лала! Ла-лала, ла-ла-ла-ла-ла! Лалала-лала! Ла-лала, ла-ла-ла-ла-ла!

– Театр одного актера! – восхитилась Трошкина, непроизвольно дернув ногой в такт задорному лалаканью.

– Лалала-лала! Ла-лала, йе! Йе-е, йе-е, йе-е! – закончил Капустин, зажмурился и помотал головой. По щеке его скользнула блестящая слезинка. – Это было самое трогательное, что я видел в жизни. Честно! До сих пор плачу, как только вспомню.

– Однако-о-о, – уважительно протянула мамуля. – Я как-то недооценивала… Хм… А ведь ретеллинг нынче в моде…

Она подняла глаза к одинокому кудрявому облачку и задумчиво посоветовалась то ли с ним, то ли со своей музой ужастиков:

– Положим, ночью после свадьбы во дворце случилась страшная трагедия и все люди погибли. Выжили только звери, бременские музыканты, и вот они уезжают, оплакивая своего дорогого друга. Вдруг скрипучие ворота замка распахиваются, и восставший зомби-Трубадур устремляется вослед своим товарищам! А те сначала – ла-ла-ла-ла-ла, потом понимают – ой, нет, это ж полное йе-е, но им уже не убежать, не спрятаться, не скрыться… Их ковер – цветочная поляна, там они все и полягут…

– А? – озадаченно моргнул, прослушав монолог вдохновленной писательницы, Капустин.

– Вот зачем она так, – хныкнула впечатлительная Трошкина. – Кимка любит этот мультик, а мне теперь страшно будет его смотреть!

Я поняла, что надо давать занавес.

– Ну что ж, милые дамы, нам пора! – Я выступила из укрытия и громко хлопнула в ладоши. – Виктор, приятно было познакомиться, как-нибудь еще непременно увидимся…

– Я помогу с багажом! – Капустин, вопреки моим опасениям, не стал затягивать внезапную встречу. Он первым подскочил со скамейки и, подхватив самый большой чемодан, унесся с ним по дорожке к рецепции.

Мы с Трошкиной едва успели посторониться с его пути.

До рецепции он наверняка добрался, потому что оттуда прибежали два чернявых хлопчика в фирменных рубашках-поло с лого апарт-отеля. Они расхватали прочий багаж, не покусившись только на лопнувший желтый чемодан. Его потащили мы с Алкой.

Со стороны это должно было выглядеть интригующе. Две девы – это мы с Трошкиной – с великой заботливостью на руках несли по узенькой дорожке, усыпанной опавшими с кустов алыми лепестками, пластмассовый желтый гробик с отломанной крышкой, под которой вспучилась невнятная пестрая масса. Маленькую процессию замыкала величественная старуха с трагической миной добросовестной наемной плакальщицы – бабуля. Она по-прежнему была погружена в какие-то безрадостные раздумья, шествовала с отрешенным видом и тяжкими вздохами.

Мамуля, глядя на это, проворно извлекла из сумочки дежурный писательский блокнотик и что-то черкнула в нем. Не иначе сделала набросок с натуры для нового бессмертного произведения. Она умеет заметить и мастерски вставить в роман любую ерунду. «Нам каждая соринка – в желудке витаминка», – поэтично называет эту похвальную манеру супруги-писательницы папуля.

Едва переступив порог нашего временного жилища, я наскоро произвела ревизию: пересчитала чемоданы и членов компании. Убыли не нашла, лишних не обнаружила. Капустин, доставив к месту назначения чемодан, бесследно исчез со сцены, большое ему за это спасибо.

– А был ли мальчик? – пробормотала я.

– Ушел по-английски, не прощаясь. Вот и славно, – с облегчением выдохнула Трошкина, безошибочно угадав мои мысли и чувства.

Бабуля на финише многотрудного пути, похоже, полностью выдохлась. Как выронила бразды правления у багажника с лежащим в нем Капустиным, так и не попыталась их подобрать. Но в нашей семье свято место пусто не бывает, функции квартирмейстера сразу же взяла на себя мамуля.

Она влетела в наш новый приют, трепеща ресницами и оборками, и с ходу распределила помещения:

– Девочки, вы будете жить в детской, мама, вам отдаем супружескую спальню, а гостиная, чур, моя!

– Но это самая большая и светлая комната, притом совмещенная с кухней и террасой!

Если мамуля специально хотела шокировать бабулю, чтобы вывести ее из затянувшегося транса, то у нее это прекрасно получилось.

– Девочки будут спать в одной комнате, а мы с тобой, Бася, в другой! Гостиная, кухня и терраса – общие помещения, и никто не вправе оккупировать их в одиночку!

– Но я единственная, кто даже на отдыхе будет работать! – Мамуля оттопырила нижнюю губу.