– Ах, оставь! Ты не взяла с собой компьютер, а эпизодические почеркушки в блокноте не требуют организации отдельного рабочего места!

– Сейчас прольется чья-то кровь, – встревоженно нашептала мне Трошкина, и я поспешила охладить накал страстей, громко спросив:

– Составим график дежурства по кухне?

– Какого еще дежурства?! – Мамуля ужаснулась так, как сама хотела бы пугать поклонников своего творчества.

Папуля уже лет двадцать единолично и бессменно несет дежурство в горячей точке у газовой плиты. Он не считает это подвигом и жертвой и никому другому не позволяет хозяйничать на кухне.

– Никаких дежурств, – поддержала невестку бабуля. – Завтраки я беру на себя, а обедать будем в кафе.

– А ужинать? – спросила я с нескрываемым подозрением.

Совет «ужин отдай врагу» я считаю крайне вредным, непосредственно коварным врагом и придуманным.

– По желанию и настроению, – уклонилась от прямого ответа бабуля.

– Как раз сейчас они у меня есть, – нажала я.

– На той параллельной улице, которая у нас будет зваться Финиковой, полно самых разных заведений общепита, – вмешалась Трошкина. – Давайте быстро приведем себя в порядок и пойдем ужинать.

– Чур, я первая в душ! – подскочила мамуля.

– У тебя десять минут, потом я выключу свет в ванной! – уже ей в спину пригрозила бабуля.

М-да, расписание дежурства по кухне в нашей семье ни к чему, а вот график пользования удобствами вечно актуален.

В разных концах заполненного людьми зала выдачи багажа одновременно разговаривали по телефону два совершенно не похожих человека – хмурый брюнет и улыбающийся блондин.

В этом не было бы ничего удивительного: многие пассажиры сразу по прилету звонят родным и близким или вызывают такси. Но ни блондина, ни брюнета не связывали с собеседником родственные узы.

А вот тема разговора у них была одна и та же.

– Он ушел, – дозвонившись до нужного абонента, без всякого приветствия сообщил блондин и задорно щелкнул по носу пластмассовую акулу, из раззявленной зубастой пасти которой на ленту выплывали разномастные чемоданы.

– Как ушел? – спросил голос в трубке.

А кто ушел, не спросил, поскольку ждал этого звонка и знал, о ком речь.

– Как-то, – блондин хохотнул и пояснил: – Его ж вели без наручников и пуленепробиваемого шлема, просто в сопровождении полицейских. Те отвлеклись, и он ушел.

– Куда ушел?

– Куда-то, – легкомысленно ответил веселый блондин и показал пластмассовой акуле язык, как мальчишка.

– Ты ржешь там, что ли?

– Точно так. С тоскливой рожей на курорте буду выглядеть странно.

– Насчет тоскливых рож, – голос в трубке оживился, – как там чужие ребятки? Рыдают?

– И локти кусают, я думаю.

Теперь уже собеседник блондина хохотнул, но тут же построжал и велел:

– Ищи его. Сам знаешь, чужие тоже кинутся, ты должен их опередить.

В то же время в противоположном конце зала, где у ряда кресел с видом на дверь дамского туалета стоял брюнет, происходил похожий телефонный разговор.

– Он ушел, – с мученическим видом глядя на очередь в ватерклозет, сказал в трубку брюнет.

– Как ушел?

– Воспользовался общей неразберихой. Какая-то русская бабка устроила шумный скандал и привлекла к себе все внимание.

– Русская?! И ты думаешь, это случайность? Узнай, кто такая.

– Вроде туристка.

– Народная артистка! – Голос в трубке рассвирепел. – Это ж какое представление надо было устроить, чтобы отвлечь конвой! Ищите их!

– Кого? – хмурый брюнет тупил.

– Его! И ее! Чует моя душа, найдете бабку – найдете и дедку, и репку. Все, пошел, работайте, ротозеи!

– Сплошная эклектика! – радовалась мамуля, с удовольствием запивая бескофеиновым латте на безлактозном молоке брутальный доннер с говядиной и острым перцем.

Широко известная в мире сетевая кофейня, на горе хипстерам покинувшая российский рынок пару лет назад, на ближайшем к нам проспекте соседствовала с аутентичной турецкой харчевней. Мы устроились на мягких полосатых диванах за низким столом, с обновленным интересом воспринимая действительность, данную нам в ощущениях.

На глаз Анталья мало отличалась от Анапы, на слух разница не улавливалась вообще.

Со всех сторон звучала русская речь, что, по идее, должно было успокоить бабулю: она не любит выезжать за границу, потому что ностальгия ее накрывает раньше, чем отпускает джетлаг.

Рассаживаясь за столом, мы специально позаботились, чтобы нашей старушке открылся умиротворяющий вид на вереницу скульптурных матрешек в центре площади, но она все равно оставалась мрачна.

Наконец мамуля не выдержала и прямо спросила:

– В чем дело, мама? Что за вид – как на похоронах любимой бабушки?

Про бабушку она, конечно, зря сказала, это прозвучало бестактно. Я подпихнула неделикатную родительницу ногой под столом и слегка переформатировала вопрос:

– Ба, что случилось? Почему ты так печальна?

– Я бесконечно виновата, – пожевав губами, неохотно призналась бабуля.

– Бесконечно – это как долго, уточни срок? – резонно потребовала мамуля и призывно помахала юноше-официанту.

Среди ее персонажей полно реальных аксакалов – разных там пятисотлетних вампиров с большим списком преступлений без всякого срока давности.

Официант подскочил, уверенно опознал в аппетитной выпечке на картинке в меню, куда азартно потыкала мамуля, нечто с волшебным названием «Тавук Гогсу» и унесся, чтобы принести заказанное.

– Тавук Гогсу, вы уверены? – эрудированная зануда Трошкина испортила мамуле радость предвкушения. – Это же такая куриная грудка.

– Не может быть, написано, что это десерт! – не поверила мамуля.

– Да, но знаете, как его готовят? Сначала курицу варят и мелко режут на волокна, потом снова кипятят с водой, сахаром, молоком и рисом, а при подаче посыпают корицей.

– Какой ужас! – шокировалась мамуля.

Это оказалось очень кстати – сошло за правильную реакцию на первую фразу бабулиного трагического монолога:

– Целых пятьдесят лет я винила его напрасно!

– Кого? – спросила Трошкина.

Я сделала ей знак помолчать. Бабулю наконец прорвало, и ни помогать, ни мешать ей не следовало.

– Витю Капустина, – одними губами проартикулировала мамуля.

В турецких десертах она не разбирается, а вот в драматических сюжетах понимает побольше многих.

– Витю Капустина, – подтвердила бабуля и крепко взялась за две гульки из косичек, закрученных бараньими рожками за ушами.

Я напряглась, ожидая, что она выдернет из них шпильки и эффектно распустит волосы в знак глубокого раскаяния, но бабуля только помотала головой, придерживая ее за свои бараньи гульки, как кастрюлю за ручки.

– В половине случаев он был не виноват!

Тут уже я, взрощенная на эпосе о Витиных подвигах, живо заинтересовалась:

– То есть когда ты рассказывала, как твой Капустин забил замочную скважину в двери класса жеваной бумагой…

– Я ошибалась, это сделал не он, а Сережа Макаров.

– А доску салом кто намазал?

– Петя Соломин.

– А кто подложил тебе на стул колючую кожуру конского каштана?

– Это Витя, но не один, а с тем же Макаровым. И заспиртованную гадюку в банке из лаборантской они стащили вдвоем, а вот в мое пальто и песцовую шапку скелет в кабинете биологии нарядил вообще второгодник Гуськов из восьмого «А», мои пятиклашки при этом даже не присутствовали!

– Но дождевого червяка в твою пудреницу затолкал все же Витя, о, спасибо большое. – Мамуля приняла у официанта тарелку со своим десертом и отважно ковырнула его ложечкой.

Она у нас не робкого десятка – и червяка ковырнула бы.

– Хм… Вкус странный, но не настолько, как у Бориного экспериментального желе из мидий с зеленой алычой…

– Ты-то откуда знаешь про дождевого червяка в пудренице? – не поняла я.

– Так я же сидела с ними рядом под пинией, когда они вспоминали свое общее прошлое. – Мамуля кивнула на бабулю и подвинула к ней свой куриный десерт. – Рекомендую попробовать, должно перебить послевкусие горьких открытий. Хотя какая теперь разница, кто именно доводил нежную барышню-учительницу хулиганскими выходками!

– Бася, да я же полвека призывала на его голову кары небесные! Может, именно по моей вине…

У бабули пресекся голос, она поспешила хлебнуть свой айс-кофе, и конец ее фразы заглушило нервозное бульканье.

– А, я поняла! – обрадовалась мамуля. – Ты считаешь, что твои проклятья тяжко пали на голову Вити, в результате чего он и оказался в нашем багажнике с отшибленной памятью!

– А он потерял память? – заинтересовалась Трошкина.

Получается, уйдя на рецепцию, мы с ней пропустили всё самое интересное.

– Не всю, – допив свой айс-кофе, вступила бабуля. – Услышав мой голос, мальчик вспомнил яркие моменты из прошлого. Хотя события более позднего времени, увы, забыл.

– То есть как мальчик оказался в багажнике, вы не выяснили? – огорчилась я.

– Этого он не вспомнил. – Мамуля развела руками, посмотрела на расстроенную бабулю и добавила: – Пока. Может, теперь ему встретится кто-то незабываемый из недавнего времени и тогда его амнезия пройдет окончательно.

– Может, она уже прошла, – предположила Трошкина. – Он же покинул нас, не стал цепляться за бабулю как за единственный якорь, значит, нашел какие-то другие зацепки.

– Спасибо, Аллочка, – кивнула ей бабуля. – И тебе, Бася, тоже. Я понимаю, что вы хотите меня утешить, однако совесть не унять. Быть может, именно мои несправедливые упреки стали последней соломинкой, сломавшей спину верблюду Витиной судьбы.

– Как поэтично! – восхитилась мамуля. – Верблюд судьбы! Я должна это записать. – Она полезла в сумочку за ручкой и блокнотом, уже развивая метафору. – У кого-то из нас он одногорбый, а у кого-то двугорбый, но все мы без исключения рискуем получить его плевок…

– Как бедный Витя, – вздохнула безутешная бабуля.

– Мария Семеновна, вы же убежденный дарвинист, – напомнила ей Трошкина. – Откуда эти метафизические бредни о влиянии ваших проклятий на чужую судьбу?

– Да, мама, как же так?! – Мамуля охотно сменила тему, поскольку уже выжала все, что можно, из подаренного ей верблюда судьбы. – Ты критикуешь мои романы, называя их абсолютно нереалистичными, а сама впадаешь в бытовой мистицизм?

– Тихо, тихо, стоп, вы не о том говорите! – Я просторными взмахами рук, отогнавшими от нашего столика пугливого официанта, остановила диспут. – Бабуля, слушай меня! Не важно, физика это или метафизика. Факты доказывают, что твоя роль в судьбе Вити Капустина не трагическая, а совсем наоборот! Ты, можно сказать, его спасла!

– Каким же это образом? – Бабуля опешила.

Мамуля снова приготовилась записывать в блокнотике.

Она не такая, как многие другие мастера слова: всегда охотно и с благодарностью принимает идеи и подсказки.

– Ба, ты же крайне своевременно снова попалась ему на жизненном пути и тем самым вернула часть потерянной памяти! Суди сама, если бы Витя Капустин не услышал твой незабываемый голос, он бы сейчас даже имени своего не знал!

– Какая мысль! – восхитилась мамуля и зачеркала в блокнотике.

– Ты, правда, так считаешь? – Бабуля заметно приободрилась.

– Мы все считаем именно так, – заверила ее Алка. – Вы, Мария Семеновна, как настоящий педагог, фактически подарили вашему ученику новую жизнь!

– В которую он от педагога и ушел, как это обычно бывает после финального школьного звонка. – Я поспешила довести историю до логического завершения и помахала забившемуся в уголок официанту. – А теперь давайте съедим какой-нибудь вкусный, но не слишком странный десерт и на этом закончим насыщенную программу сегодняшнего дня. Я устала и хочу спать, а завтра надо встать пораньше, чтобы сходить на пляж до жары.