Откуда взялись эти убеждения? Убийцы выросли и получили образование в самых обычных крепких американских общинах, ни одна из которых не признала их своими. «Семья», с ее оторванной от реальности жизнью в коммунах, сексуальной раскрепощенностью и культом ЛСД, стала неким экраном, на который любой мог спроецировать свои страхи перед политикой и вызовами той эпохи. Притягательность движения хиппи заключалась в его готовности отказаться от давно устоявшихся институтов в пользу новых и еще неопробованных. После убийств в доме Шэрон Тейт стало казаться, что хиппи и всякие фрики – это не просто забавные маргиналы, что они действительно могут разрушить существующий порядок. Их неразборчивость в связях неизменно вызывала осуждение со стороны встревоженных моралистов, а кто-то и вовсе испытывал плохо скрываемую зависть. Родители опасались, что их дети могут бросить школу, стать хиппи и никогда не найти себе приличную работу. Подростки повально увлекались путешествиями автостопом. В традиционном обществе устоялось мнение, будто хиппи в целом безобидны, однако становиться одним из них настоятельно не рекомендуется. И хотя было зафиксировано несколько случаев насилия, приписываемых хиппи, ничего подобного жестоким, спланированным, методичным убийствам, совершенным «Семьей» Мэнсона, ранее не случалось. И не забудем о преступлениях, мотивы и количество жертв которых так и остались невыясненными. По некоторым оценкам, за те четыре месяца 1969 года тридцать три человека, возможно, были убиты лишь потому, что кое-кто приказал это сделать [21]. Произошедшее действительно было чем-то совершенно иным.

12 декабря, когда общественность еще не оправилась от новостей о предъявлении обвинений, статья в журнале «Тайм» провела не лишенные смысла параллели между хиппи и насилием. Издание предупреждало: «на призывах движения к свободе» с легкостью взращиваются не только мирные граждане и пацифисты, но и «преступники и психопаты» [22]. Однако, задавался вопросом «Тайм», «не могут ли детям, которые бросили школу ради добра и заботы, любви и красоты, потом приказать убивать?» Доктор Льюис Яблонски, социолог, написавший книгу под названием «Путешествие хиппи», утверждал, что многие представители этого движения были «одинокими, отвергнутыми обществом людьми»:

Даже если они ведут себя так, словно исповедуют любовь, они могут быть начисто лишены истинного сострадания. Вот почему они способны убивать так буднично… Многие хиппи почти мертвы внутри с социальной точки зрения. Некоторым требуются сильные эмоции, чтобы почувствовать хоть что-то. Им нужны странные, яркие действия, дабы ощутить себя живыми – секс, насилие, обнаженка, все виды дионисийских наслаждений.

«Механический мальчик»

И вот перед нами Чарльз Миллз Мэнсон, чье лицо внезапно появилось буквально повсюду, – разве он не воплощал в себе искателя дионисийских наслаждений? Тридцатипятилетний бывший заключенный, примерно половину жизни проведший в различных исправительных учреждениях, получил безраздельную власть над жизнями и умами своих последователей, главным образом молодых женщин. По разным подсчетам, в «Семье» состояло от двадцати до тридцати человек. Большинство из них провели под влиянием Мэнсона меньше двух лет, а некоторые даже близко не подошли к этой отметке. Тем не менее каждый из них без вопросов сделал бы все, о чем его попросит лидер, – включая убийство совершенно незнакомых людей. Он специально развивал в людях крайнюю степень подчинения.

С виду Мэнсон казался маловероятным кандидатом на роль харизматичного лидера. Родившись в Цинциннати, штат Огайо, у шестнадцатилетней матери от отца, которого он не знал, Чарльз не видел в жизни почти ничего, кроме лишений и страданий. Мало кто мог бы захотеть равняться на него, да и у немногих бы это действительно получилось на сто процентов: его рост составлял всего пять футов шесть дюймов^[15].

В детстве Мэнсон был предоставлен сам себе. Еще младенцем мать надолго забывала о нем, когда уходила в запой со своим братом. Во время одного из таких загулов они решили ограбить парня, показавшегося им богатым. Спустя пару часов их арестовали, и следующие несколько лет мать Мэнсона провела в тюрьме. После освобождения (Мэнсону тогда было восемь) женщина на протяжении нескольких месяцев искала счастья с ненадежными мужчинами во всяких злачных местах, пока ее вновь не арестовали за более крупное воровство. В итоге она сошлась с коммивояжером и переехала с ним в Индианаполис, где вышла за него замуж в 1943 году, после чего попыталась завязать с выпивкой. Мэнсону еще не исполнилось девяти, а он уже вовсю прогуливал школьные занятия и, насколько известно, подворовывал в местных магазинах. Мать пробовала найти для него приемную семью. Вместо этого его перевели под опеку штата и отправили в школу Жибо для мальчиков – католическое учебное заведение для малолетних правонарушителей, расположенное в Терре-Хоте, штат Индиана. Оттуда он вскоре сбежал. Мать вернула его обратно. Разлука с матерью, должно быть, тяготила Чарльза, по крайней мере так считал его правая рука Уотсон, позже написавший, будто Мэнсон испытывал «особую ненависть к женщинам как к матерям… Наверное, это было как-то связано с его чувствами к собственной матери, хотя сам он никогда о ней не говорил… Если в чем-то он и нарушил свой обет молчания, так это в одной из песен: „Я механический мальчик, я сын своей матери“» [23].

«Механическому мальчику» не составило труда развязаться со школой Жибо. Спустя десять месяцев он снова пустился в бега, а чтобы было на что жить, занялся кражами со взломом. Совершенные преступления вскоре привели его в исправительное учреждение в Омахе, штат Небраска. Оттуда он тоже сбежал, после чего начал грабить продуктовые магазины. В возрасте тринадцати лет Мэнсона отправили в школу для мальчиков в Индиане – заведение с более строгими условиями содержания, где он, по его словам, подвергся сексуальному насилию со стороны других воспитанников. Чтобы защититься от них, Мэнсон научился прикидываться сумасшедшим. И он не оставлял попыток выбраться на волю – удирал восемнадцать раз за три года.

В феврале 1951 года, когда ему было шестнадцать, Мэнсон вновь сбежал, на этот раз с парой других мальчишек. Угнав машину, они пересекли на ней границу штата – совершив тем самым федеральное преступление. После того как случайный блокпост в Юте положил конец их выходке, Мэнсона отправили в Национальную исправительную школу для мальчиков в Вашингтоне, округ Колумбия. Так начались его долгие скитания по федеральной исправительной системе. Из Вашингтона Мэнсона перевели в исправительный лагерь «Нэйчерал бридж онор», где его поймали за новым преступлением: он насиловал мальчика, приставив к его горлу бритву. После этого его перевели в федеральную тюрьму в Вирджинии, где он совершал аналогичные деяния, затем – в исправительное учреждение в Огайо, откуда его досрочно освободили в 1954 году за примерное поведение, хотя соцработники не раз отмечали его антисоциальные наклонности и наличие у него психической травмы [24].

Меньше чем через год у него уже была жена и вот-вот должен был родиться ребенок. Мэнсон брался за разные подработки в сфере обслуживания, но также не отказывался от угонов автомобилей. На нескольких из них он вновь пересек границу штата. Эти преступления, а также неявка на слушание, связанное с одним из них, привели его к трехлетнему заключению в федеральной тюрьме Терминал-Айленд в Сан-Педро, штат Калифорния. К тому времени как он в 1958 году вышел на свободу, его жена подала на развод. Чтобы заработать на жизнь, Мэнсон занялся сутенерством. В мае следующего года его снова арестовали, на этот раз за подделку чека от правительства на 37,5 доллара. Ему грозил еще один десятилетний срок, однако судья, вняв мольбам женщины, заявившей, что она любит Мэнсона и хочет выйти за него замуж, вынес условный приговор и отпустил подсудимого на свободу.

Мэнсон продолжил заниматься сутенерством, угонять машины и разводить людей на деньги. ФБР установило за ним слежку, надеясь арестовать его за нарушение Закона Манна, запрещавшего перевозку проституток через границу штата. Обвинение предъявить так и не удалось, однако стоило Мэнсону отправиться в Мексику с очередной проституткой, как его сразу признали нарушившим условия испытательного срока, и вынесенный ранее приговор о десяти годах заключения был приведен в исполнение. Тот же судья, который раньше назначил ему условное наказание, теперь постановил: «Если когда-либо существовал человек, совершенно не способный исполнять требования условного осуждения, так это он» [25].

Надолго застряв в тюрьме, Мэнсон взялся за гитару и увлекся сайентологией. Персонал исправительного учреждения отмечал его дар харизматичного рассказчика и имевшиеся у него «личностные проблемы». Заключенный не скрывал своих музыкальных амбиций. С огромным интересом и завистью он наблюдал из-за решетки за стремительным взлетом The Beatles.

К моменту выхода на волю в возрасте тридцати двух лет Мэнсон провел на попечении государства больше половины жизни. По его словам, ему настолько нравилось в тюрьме, что он предпочитал ее свободе и интересовался, нельзя ли ему остаться там насовсем. «У него нет никаких планов после освобождения, – говорилось в одном из отчетов, – потому что ему, по его словам, просто некуда идти».

«Кровожадные роботы»

Читая первые сообщения прессы о Мэнсоне и «Семье», я с трудом понимал, где правда, а где преувеличения. Мэнсона часто изображали коварным искусителем – «злым крысоловом», как выразилась одна газета, наделенным неясной силой [26]. Примерно через неделю после ареста «Семьи» на обложке журнала «Лайф» появилось фото Чарльза Мэнсона с безумно вытаращенными глазами, который в результате показался всему миру кем-то вроде современного Распутина. Опубликованная в этом номере статья сопровождалась фотографиями «женщин Мэнсона», многие из которых едва достигли юношеского возраста: они позировали с младенцами, чьи головки покоились на их стройных плечах. Они говорили о своей любви и абсолютной поддержке «Чарли», считая его вторым пришествием Христа и Сатаны в одном лице.

Средства массовой информации сразу же налепили на «Семью» ярлык «кочевой банды хиппи» и «псевдорелигиозного культа» [27; 28]. «Нью-Йорк таймс», нагнетая драматизм, утверждала, что они «вели праздную жизнь, полную свободного секса, ночных гонок на мотоциклах и слепого повиновения загадочному гуру, в чьих силах было контролировать их умы и тела» [29].

Андеграундная пресса, напротив, прониклась к Мэнсону симпатией. Люди считали его невиновным. По их мнению, его статусу коммунара-левака придавалось слишком большое значение. «Тьюсдей чайлд», ориентированная на оккультистов лос-анджелесская газета о контркультуре, назвала Мэнсона «человеком года» [30]. Некоторых даже не волновала его связь с убийствами. Наиболее возмутительным образом на этот счет высказалась Бернардин Дорн из Weather Underground^[16]: «Прикончить богатых свиней их собственными вилками и ножами, а потом поужинать в той же комнате – обалдеть просто! „Синоптики“ понимают Чарльза Мэнсона» [31].

Я посмотрел первые телевизионные кадры с Мэнсоном. Камеры засняли, как судебные приставы вели его на предварительное слушание: закованный в наручники сутулый человек, сверлящий взглядом окружающих. Я не разглядел в нем особых следов его легендарной харизмы, но понял, насколько реальна была окружавшая его асоциальная аура псевдомистицизма и тюремной агрессии. Мэнсон устраивал разухабистую демонстрацию контролируемого безумия всякий раз, как появлялся перед судом. Он спорил с судьей, утверждая, что ему следует разрешить представлять себя на процессе самому. «Девочки», в свою очередь, во всем подражали лидеру, при каждой возможности вступая в публичную перепалку со служителем Фемиды и назначенными им адвокатами и отказываясь подчиняться элементарным правилам поведения в зале суда.