Отстойник душ (страница 5)

Страница 5

Слушая градоначальника, все гости – от министров до скромных сослуживцев виновника торжества – стояли затаив дыхание. А в какой-то момент Адрианов прокашлялся и произнес:

– И я с гордостью объявляю о награждении героя императорским орденом Святого равноапостольного князя Владимира!

То, что орден был четвертой степени, никого не смущало. В конце концов, высшие степени предназначались военным не ниже полковника и соответствующим им гражданским – никем из них Ратманов не был. Но на общем тоне ликования сие не сказалось. Зал взорвался бурными и продолжительными аплодисментами, а также криками:

– Ура! Браво Ратманову! Слава герою! Ура-а-а-а!!!

Отныне грудь вчерашнего бандита украшал покрытый красной эмалью и обведенный по краям черным кантом крест с вензелем великого князя Киевского. А помимо ордена Георгию пожаловали потомственное дворянство по Московской губернии, дали чин коллежского асессора, соответствующий аж восьмому из четырнадцати классов Табели о рангах, и пообещали денежную премию в размере двадцати тысяч рублей!

«Надо проследить, чтобы не заныкали мои денежки!» – первым делом подумал бы на его месте меркантильный коллега, а в прошлом и наставник Ратманова Двуреченский.

Но последнего на приеме в Кремле отчего-то не наблюдалось… Зависть? Нежелание поздравить подчиненного, который вдруг обошел по чину? Ведь Викентий Саввич стоял теперь в чиновничьей иерархии двумя классами ниже и, в отличие от Ратманова, должен был откликаться не на «высокоблагородие», а на «благородие» обычное. Или же просто тот был занят по службе – но тогда мог хотя бы сказать? Ах, этот Двуреченский!

Впрочем, не было рядом и еще двоих сослуживцев по сопровождению Романовских торжеств. Саша Монахов отсутствовал по вполне уважительной причине – выполнял где-то очередное секретное задание особенной государственной важности. Ну а Дормидонт Лакомкин по прозвищу Дуля был всего-навсего осведом, или стукачом, при сыскной полиции – таким присутствовать здесь было и не по рангу.

Так или иначе, но желающих поприветствовать героя было достаточно. Торжественная часть вскоре перетекла во вполне демократический «бюффет», где Георгий только и успевал жать руки всем желающим. А потом еле устоял на ногах, когда его едва не сбил один неуклюжий молодой человек. Правда, тревога оказалась по большей части напрасной – просто среди гостей затесался корреспондент «Московского листка».

– И этот тут, – констатировал Ратманов.

Хотя в том, что Кисловский не упустит возможности безоплатно поесть и в особенности выпить, вряд ли можно было усомниться.

– Вы знаете, Георгий, как фамилия нашего градоначальника? – спросил тот уже не очень трезвым голосом. – Знаете-знаете, просто отвечать не хотите. Его фамилия – А-дри-а-нов. А как фамилия вице-губернатора? Может быть, еще не знаете… Ус-ти-нов. Но тоже Адриан! Смешно же. А почему вы всегда такой серьезный?! – искренне возмутился журналист.

– Потому что в отличие от вас ношу один из высших орденов Российской империи! – вырвалось у Ратманова, и он отчетливо ощутил то, что можно было бы назвать головокружением от успехов.

«Та-а-к… Этого еще не хватало, – сказал он сам себе. – Кому-то пора на свежий воздух.»

Однако уйти посреди «бюффета», в особенности организованного в твою честь, никак не представлялось возможным. Тем более когда тот же самый вицегубернатор Устинов желал лично засвидетельствовать почтение, склонился к уху и произнес по секрету:

– Кстати, Георгий Константинович, только между нами… Поначалу ведь думали наградить вас Анной. Или Станиславом[14]. Но благодаря случаю с Осипом Комиссаровым[15] и публикации в «Московском листке», который все мы ненавидим, но тем не менее читаем… – он посмотрел вслед удаляющемуся нетвердым шагом Кисловскому, – получите то, что заслужили! Достойно, поздравляю вас!

– Спасибо, ваше превосходительство!

Кроме прочего, представитель градоначальства сделал Жоре карьерное предложение, от которого было сложно отказаться:

– Негоже простому вольнонаемному агенту.

«…Присутствовать на этом празднике жизни!» – додумал про себя Георгий.

– Да в орденах ходить, – по-своему продолжил вице-губернатор. – Посему быть вам теперь не вольнонаемным агентом, а чиновником для поручений при Кошко. С полным списанием всех прежних недоразумений с законами империи, разумеется. И не благодарите. Честь имею!

Тут же подошел и помянутый Кошко. Поздравил подчиненного, хотя в глазах опытного сыщика читалось больше озадаченности, нежели радости.

– Ты знаешь, Георгий, – признался он, – я рад за тебя, но не могу не задуматься и о том, что твой подвиг выводит бывшего агента второго разряда Ратманова за рамки нашей обычной работы. Будь осторожен. Слава налагает ответственность. Да, и завтра зайди ко мне, подумаем, что можно будет тебе препоручить…

– Спасибо, Аркадий Францевич! Непременно.

А вскоре нарисовался и помощник главы московской охранки фон Штемпель, как и прочие, пообещав сделать предложение, от которого Георгий не сможет отказаться.

– Уже… – устало улыбнулся Ратманов.

– Неужто? – Борис Александрович расстроился. – По сыскной части? Тогда мы предлагаем вдвое больший оклад против любого, что могли предложить Адрианов, Устинов, Кошко или Двуреченский!

Георгий обещал подумать. А поток поздравляющих не иссякал. В недавнем прошлом московский губернатор, а ныне товарищ министра внутренних дел Джунковский сказал, что ждет от героя новых подвигов. Генерал Брусилов[16] пожелал Ратманову «не уронить достоинства во время грядущих испытаний». Депутат Керенский[17] признался, что был потрясен драматическим описанием покушения на царя и поинтересовался, содержалось ли в статье «Московского листка» хоть слово правды.

– Содержалось, – лаконично ответил герой репортажа.

– Вот как? – как будто даже удивился депутат. – Я-то всегда считал «Листок» желтой газетенкой. Ладно, удачи вам!

Дошла очередь и до деятелей культуры Серебряного века. Вера Холодная[18] закрыла Жоржику глаза перчатками из полупрозрачного шелка:

– Кто это у нас тут? Георгий Константинович Ратманов! Низкий поклон вам от всего молодого российского синематографа. Очень хочу сыграть в фильме по вашей будущей биографии!

А Станиславский и Немирович-Данченко[19] назвали подвиг Ратманова… воплощением настоящего искусства.

– Вы сыграли роль, которая войдет в историю, – предрек Немирович-Данченко. – Но помните, что настоящий герой – не тот, кто ищет славы, а тот, кто выполняет свой долг!

Сам же виновник торжества был не в себе, и уже достаточно давно. В душе попаданца бушевали противоречивые чувства: «Господи. Неужели мне это не снится? Приятно, конечно, кто ж спорит?! Тем более когда и не ждал ничего, а потом бум – и дырка в голове или бац – и орден Владимира, дворянство, чин, денежная премия. Кому рассказать – не поверят! Хотя кому я об этом расскажу?.. Петьке? Напарнику, который предал меня аккурат перед первым перемещением во времени? И сейчас, в своем две тысячи двадцать третьем, наверняка уже обмывает погоны следующего офицерского звания… Или Оксане, которая кувыркалась с любовничком все в том же их гр… аном будущем? И это при живом-то муже?!»

Так, от невеселых мыслей о грядущем он снова вернулся к гораздо более благосклонному к нему прошлому: «С другой стороны. На что мне жаловаться теперь? Так и зафиксируем: Ратманов был счастлив и горд тем, что его наконец оценили. И даже не стеснялся своей награды, намереваясь прикрепить ее к новому кителю и с достоинством носить на самом видном месте. Чтобы еще лет через …дцать рассказывать детям и внукам, если они, конечно, появятся, о том, как все это заслужил!»

Теперь уж точно он чувствовал себя не просто Юрой Бурлаком и тем более не Жоржиком Гимназистом, а ГЕОРГИЕМ КОНСТАНТИНОВИЧЕМ РАТМАНОВЫМ, чье имя большими буквами было вписано в учебники истории. И у него по-прежнему оставалось желание послужить своей стране, совершив ради нее еще хотя бы парочку подвигов! Вот только не прямо сейчас. Уже в ночи он не без труда добрел до своей меблированной комнаты, упал на койку и забылся мертвецким сном. День определенно удался.

Глава 3. Сны о чем-то большем

1

Сквозь мрак ночи едва проглядывали звезды, а лунный свет лишь смутно освещал силуэт человека. Жоржик стоял на краю крыши, его дыхание было резким и прерывистым, а сердце колотилось так, что этот стук могли слышать даже посторонние. Снизу, из темных переулков старой Москвы, раздавались крики и смех – это были враги Ратманова, которых он должен был догнать во что бы то ни стало!

Едва сделав шаг вперед, ноги будто сами понесли Георгия в стремительный забег. Он перепрыгивал с крыши на крышу, ощущая, как ветер свистит в ушах, а адреналин выбрасывается в кровь. Уцепившись за холодный металл водосточной трубы, он с легкостью взобрался по ней на крышу соседнего дома. Каждое движение давалось просто и было точным, как выстрел из револьвера. Ратманов направил свой «веблей» на одну из темных фигур, прицелился и нажал на спусковой крючок… Вмиг все затихло. Попал? Кажется, попал… Убил? Кажется, убил. Но кого? И главное – за что?! На мгновение он дал волю сомнениям. Но тут же насмешливые голоса раздались вновь – не попал.

Среди теней внизу он узнал бывших подельников сразу по двум московским бандам: Хряка, Копра, Облезлого, Казака с Лодыгой. А потом и террористов, готовивших покушение на Николая Второго. И пустился в погоню с удвоенной силой. Но когда достиг места, где собирались злодеи, его охватили страх и недоумение. Это были уже не террористы, а наоборот – блюстители закона, сослуживцы по сыскному и охранному отделениям: Штемпель, Двуреченский, Монахов, Дуля… И теперь он убегал по крышам от своих же!

Одна, вторая, третья. Спасаясь, он прыгнул в темноту, после чего тело ударилось обо что-то жесткое и железное. Жора упал на крышу, покрытую также слоем льда, и едва не скатился по ней вниз. От боли все вокруг начало расплываться перед глазами. Ратманов выстрелил вслепую, но пуля замерла в воздухе. В этот момент Георгий окончательно понял, что видит сон.

Сквозь туман сознания начали возвращаться воспоминания. Он подумал о своей генетической болезни, которая давала возможность путешествовать во времени. Вспомнил и о недавнем приеме в Кремле, где его чествовали как героя. Во сне можно было и приукрасить, потому орден на грудь вчерашнего налетчика вешал уже не градоначальник Адрианов, а Божиею Милостию Император и Самодержец Всероссийский!

Вероятно, такие сны, полные героизма и опасностей, были отражением его внутренней борьбы и стремления искупить грехи. Хотя это было лишь временное избавление от бандитского прошлого. А что тревожило не меньше – кураторы из будущего, из ФСБ и Службы эвакуации пропавших во времени, строго предостерегавшие попаданца от попыток вмешаться в ход истории. Предотвращенное покушение на царя, прием в Кремле, шумиха в газетах как-то не очень со всем этим клеились. Интересно, что ему за это будет?! В этот момент он проснулся…

2

…Проснулся с ощущением, будто его голова – это бочка, наполненная свинцом. Вокруг царил полумрак, а он, как ни пытался, не мог вспомнить, как оказался в этой квартире. И словно в ответ на его мучительные вопросы включилась плазма, висевшая под потолком, и из динамиков раздался голос президента, вещающий об экономических прогнозах на 2024 год.

– Какой год? Что происходит?! – Бурлак (а это был уже он) не мог поверить своим ушам. Пытался сосредоточиться, но голова от этого раскалывалась еще больше.

[14] В иерархии российских наград орден Святого Владимира стоял выше орденов Святой Анны и Святого Станислава.
[15] Крестьянин из Костромской губернии Осип Комиссаров в 1866 году случайно оказался в месте покушения на императора Александра II и отвел руку террориста, за что был возведен в дворянское достоинство и пожалован орденом Святого Владимира IV степени.
[16] Во время Первой мировой войны войска под командованием А. А. Брусилова нанесли тяжелое поражение армии Австро-Венгрии, заняв Южную Галицию и Буковину. Эту операцию позднее назовут Брусиловским прорывом.
[17] А. Ф. Керенский в 1912–1917 годах был депутатом Государственной думы, в 1917 году возглавил Временное правительство, но потерял власть после Октябрьской революции 1917 года.
[18] Вера Холодная – знаменитая актриса немого кино, сыгравшая первую значимую роль в фильме «Понизовая вольница», который вышел на экраны весной 1913 года.
[19] К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко – основатели знаменитого Московского Художественного театра (МХТ).