– А давайте-ка я вас тоже кое-чему научу… Это называется «дать пять»!

Гиляровский, сначала подивившись, а потом и посмеявшись, опробовал новый для себя жест. И оба почувствовали, что стали друзьями.

«Пусть я никогда больше его не увижу, но уж точно никогда не забуду!» – размышлял Ратманов, когда они, наконец, расстались.

«И я тоже», – наверняка подумал автор «Москвы и москвичей». Не ровен час, еще включит этот эпизод в свою будущую книгу.

Вернувшись утром в новую квартиру на Поварской улице, Георгий не захотел попадаться на глаза Каллистрату. Неслышно прошел в свою комнату, центральное место в которой занимала широкая, почти генеральская кровать, и по своей новой, но регулярной уже привычке забылся мертвецким сном…

8

…Открыв глаза в темной тюремной камере. И снова это тошнотворное чувство, когда ни черта не понимаешь: как попал сюда, зачем ты здесь и кто ты вообще такой?! Лишь где-то над ним звучали более-менее знакомые голоса:

– Ты нарушил устав, – произнес голос, принадлежавший подполковнику Геращенкову, старшему офицеру Службы эвакуации пропавших во времени. – Вместо того, чтобы бороться с вмешательством в ход истории, чем ты занимаешься в прошлом?

«Что он имеет в виду? Прогулку с Гиляровским? И то, что писатель может описать ее в своей будущей книге? Или предотвращенное покушение на императора?»

Осознав, что ему грозит реальная опасность, попаданец попытался оправдаться:

– Я просто. Не знал, что это может повлечь за собой такие последствия. Я всегда думал только о том, чтобы изменить историю к лучшему!

– К лучшему? – Геращенков неприятно усмехнулся. – Теперь история может пойти совсем по-другому. Ты не понимаешь, что играешь с силами, которые не поддаются твоему контролю?

– Буду знать.

– Твое знание мне не интересно, – признался Геращенков. – Ты должен понести наказание.

В этот момент кто-то сверкнул в темноте шприцем, наполненным мутной жидкостью.

– Это поможет исправить твои ошибки, – добавил подполковник безразличным голосом.

– Не-е-ет! – закричал Бурлак. Но его возглас быстро стих в тишине…

9

Георгий, а это был уже он, вновь проснулся на Поварской. В роскошной кровати, среди полудюжины шелковых подушек и под золотистым балдахином, оставшимся от прежних владельцев. А также в теле богатого, известного, но тревожного человека. Мыслями он был еще в тюрьме. Но рано или поздно тьму рассеивает свет. И вскоре он услышал голос Каллистрата:

– Все в порядке, ваше вашество? – слуга раздвинул дорогие шторы и впустил в комнату восходящее солнце.

– Каллистрат… – протянул Ратманов.

– Это всего лишь сон, – заверил «камердинер», присев на край кровати. – Вы в сохранном месте. Все позади.

– Я тоже хотел бы в это верить.

– А как иначе? – голос прежнего «брюзги» Каллистрата звучал неожиданно мягко и утешительно. – Вы снова дома. Позвольте мне принести вам завтрак, ну или что еще пожелаете, и вы почувствуете себя лучше!

Георгий благодарно посмотрел на этого человека:

– Спасибо, Каллистрат! Завтрак в этот раз не хочу… Буду как все москвичи. А нельзя ли… чего-нибудь горяченького? От супца какого-нибудь, да с потрошками, не откажусь!

– Это мы быстро, ваше вашество, – бывший дворник взял под козырек и отправился колдовать на кухню.

«Натуральный волшебник», – подумал Георгий.

А жизнь в очередной раз налаживалась.

Глава 4. Следствие вели…

1

В первый день исправления новой должности чиновник для поручений при главе московского сыска Георгий Ратманов появился на службе раньше многих. Войдя в управление, поздоровался с такими же ранними птахами, как и он. Нашел время переброситься парой ни к чему не обязывающих фраз и с дамочкой из канцелярии.

– С добрым утром, Георгий! – подмигнула она ему. – Каково это быть важным человеком, а?

– Да как обычно, работы невпроворот, – почти не соврал Жора, если не считать, что круг новых обязанностей еще не был известен даже ему самому. – Но, похоже, теперь я буду отвечать только за самые важные дела.

– О! Мы-то думали, отныне вы будете решать только наши проблемы! – засмеялась канцелярская.

– Не исключено, что возьмусь и за них, – поддержал шуточную беседу Ратманов. – Но только если поможете мне с отчетами…

Так бы и дальше смеялись, если бы Георгия не ожидал Кошко.

Но едва Ратманов переступил порог кабинета начальника, он понял – что-то стряслось. Аркадий Францевич сидел с угрюмым видом и вместо приветствия… послал подчиненного, к тому же перейдя на «вы»:

– Зайдите в соседний кабинет, – произнес он, не поднимая глаз от стола. – К вам есть вопросы. Ответите – вернетесь сюда.

Чиновник для поручений был слегка озадачен, но кивнул и вышел.

А в соседнем кабинете его уже ждал старый знакомец, Тищенко. Сыскной надзиратель с аппетитом доедал яблоко. При этом улыбка во всю его румяную рожу, казалось, не оставляла шансов на серьезный разговор:

– Здорово, Ратманов! – весело приветствовал он. – Ты не забыл о краже в своей прежней квартире?

– Мы это уже обсуждали, – напомнил Георгий. – И пришли к общему мнению, что ситуация яйца выеденного не стоит.

– Так-то оно, может, и так, но ты должен дать показания, – продолжал Тищенко. – Дело приобретает несколько скандальный оборот. Твой сосед по фамилии.

– Новгородцев, – подсказал Ратманов, чтобы разговор закончился быстрее.

– Да-да, Новгородцев, все время хочу назвать его Нижегородцевым, – пожаловался Тищенко. – Так вот, он завалил управление кляузами, и представь себе – все они по твою душу! А если не дашь показания, Нижегородцев дойдет до градоначальства, а там и до самого императора недалеко!

Георгий не мог поверить своим ушам. С Мишкой Новгородцевым у него сложились прекрасные отношения, вернее сказать, они практически и не общались! А сосед всегда был тихим и спокойным, разве только изредка водил к себе девушек с Драчевки… Тогда зачем он решил навести напраслину на полицейского? Кто его на это надоумил?

– Знаешь, иногда люди сходят с ума, – решил пофилософствовать Тищенко. – А ты просто оказался не в том месте и не в то время.

«А ты сейчас ближе к истине, чем мог бы даже подумать!» – отметил про себя попаданец.

«Допрос» в итоге не отнял много времени, а Тищенко пытался выглядеть даже милым. В конце концов, Ратманов занимал теперь более высокую должность, чем он. И никто из коллег, разумеется, не верил в нелепейшие обвинения, которые выдвигались против Георгия. Однако осадочек, как говорится, остался. Поэтому, уходя, Жора забрал со стола сыскного надзирателя яблоко, которое плохо лежало, и тут же надкусил его:

– Это за моральный ущерб.

– А у меня еще есть! – парировал сослуживец, извлекая из ящика стола такой же фрукт. И напоследок, не то в шутку, не то всерьез, добавил: – Иди с богом, Георгий Константиныч, но только постарайся не уезжать из города, если захотим вызвать тебя снова!

2

К Аркадию Францевичу он возвращался не без легкого мандража: чего, мол, судьбина способна опять подкинуть? Впрочем, внутреннее состояние попаданца ничем не выдавало себя глазу постороннему.

– Разобрался с ситуацией? – поинтересовался начальник, но без особого любопытства.

– Абсолютно идиотская история, – признался Георгий, подбирая слова. – Бывшие соседи заподозрили меня в краже панталон и еще нескольких мелочей из квартиры. Я даже не знаю, как это могло произойти. Но сосед отчего-то решил, что виноват я, хотя он даже и не знает меня толком…

Кошко прервал его, подняв руку:

– Не обременяй меня подробностями. Давай поговорим о более серьезных вещах!

Георгий кивнул. Тем более он понимал, что недоразумение с квартирой не могло так сильно повлиять на настроение Кошко.

– Я думал поручить это дело кому-то другому… – начал Аркадий Францевич.

– …Двуреченскому! – подсказал Георгий.

– Двуреченскому, – подтвердил Кошко, но не стал больше говорить об этом человеке. Зато продолжил свою мысль. – Отныне ты будешь курировать допросы задержанных по делу о покушении двадцать седьмого мая. Вернее, станешь нашим представителем в объединенной следственной группе.

Жора присвистнул.

– Не свисти, денег не будет, – попросил Кошко с раздражением. – Главный там – Джунковский. Но сам Владимир Федорович снял с себя ответственность, перевалив ее на нас: на меня, на Адрианова от московского градоначальства и на Мартынова от охранного отделения.

– То есть на всех руководителей московских правоохранительных ведомств, так как «инцидент» тоже произошел в Москве, – констатировал Ратманов.

– Именно, – подтвердил Кошко, и выражение его лица стало еще более угрюмым. – Но по секрету тебе скажу, не нравится мне все это: ответственность огромная, а полномочий – шиш, вдобавок у нас и других дел по горло, а Джунковский ведет какие-то свои игры и мешает всем работать.

– И каковы наши действия?

– Мы установили негласный консенсус, что следственная группа будет представлена нашими помощниками: от охранки – Штемпелем или Монаховым, если Борис Александрович занеможет, от градоначальства – вице-губернатором, от нас будешь ты, тем более сам был непосредственным участником «инцидента», а также помогал изловить злодеев. Сильно выпячивать сыскное не надо, но поприсутствовать на всех допросах придется!

– Есть! То есть в группу войдут почти все те же лица, бок о бок с которыми я провел последние полгода? Кроме разве Двуреченского…

– Ты опять?

– Нет, я понимаю, что он болен.

– Тебе бумагу показать? – впервые вышел из себя Кошко. – Иди сюда, Ратманов! Вот, смотри! – и он достал из стола какой-то документ с печатью. – Официальное больничное свидетельство на имя Викентия Саввича Двуреченского! Увидел? Усек? Вопросы есть?

Попаданец хорошенько рассмотрел фразу «выбыл по болезни на 10 дней». Каких-то дополнительных подробностей в бумаге не приводилось. И нельзя сказать, что Георгий был этим полностью удовлетворен, но появилась хоть какая-то ясность.

– Спасибо, Аркадий Францевич!

– За что?.. Иди. Работай!

– Служу Его Императорскому Величеству!

3

Разумеется, больничное свидетельство не снимало всех вопросов относительно состояния Двуреченского. Тем более что Ратманов неплохо знал этого пройдоху. Неужто действительно занемог? Или же хитрый заместитель Кошко в очередной раз нашел способ избежать ответственности? Чтобы это проверить, Ратманов решил нанести визит старому знакомому.

После того как в начале года сгорел дом Викентия Саввича на Чистых прудах, тот обитал в доме на Моховой. Уже совсем скоро Георгий отпустил извозчика, поднялся по ступенькам и постучал в дверь нового жилища коллежского секретаря. Открыл не Викентий Саввич, но знакомый дворник Филипп. Столь же хмурый, как и Каллистрат, с одной только разницей – этот, второй, по-видимому, недолюбливал Ратманова.

– Добрый день, Филипп! – поздоровался Георгий, стараясь вести себя непринужденно. – Я пришел проведать Викентия Саввича.

– Хозяин в отъезде, – отрезал дворник, не проявив ни капли учтивости.

– Неужели? – почти удивился Ратманов, хотя от «хозяина» можно было ждать чего угодно. – А когда он вернется?

– Не знаю, – буркнул Филипп, готовясь захлопнуть дверь перед носом полицейского. – Уходите.

Георгий почувствовал, как внутри растет раздражение. Но он не собирался уступать так быстро.

– Филипп, я вас прошу, – сказал он, стараясь оставаться вежливым, – передайте Викентию, что я был у него.

– Я сказал, что он в отъезде, – повторил слуга, и его голос стал еще резче. – Уходите!