Поспешишь – людей насмешишь

Эл чувствовал себя виноватым, оставляя дочь в компании не самой дружелюбной на свете женщины. И все-таки, если Кэрол Блейк посвятила свою жизнь заботе о выдрах, это должно было говорить о ее порядочности, верно?

Он помахал им рукой, сдал назад и покинул территорию питомника. Вскоре он уже ехал по своему обычному маршруту. Он вел машину и тихонько насвистывал, радуясь, что Фиби проявила такой живой интерес к выдре, и надеясь, что, где бы та ни оказалась, она выживет. И что Кэрол будет держать их в курсе.

Он нажал на педаль газа. За окном замелькало кружево серо-золотых узоров, когда он промчался сквозь рощицу растущих вдоль обочины буков. Он снова выехал на открытое пространство, и в ветровое стекло ударил солнечный свет. По обе стороны дороги росли купырь, лютики и ковыль. На редких телеграфных проводах сидели и чирикали птицы – то ли ласточки, то ли стрижи. Он их вечно путал. Позже нужно будет расспросить Фиби, чем они отличаются. Она точно должна знать.

Маршрут Эла захватывал несколько отдаленных ферм и деревень. По его опыту, чем дольше ты ездил по одной и той же дороге, тем короче она становилась, но проселочные дороги Девона оставались упрямо длинными. И извилистыми. И очень, очень узкими. В первую неделю пребывания здесь он не мог надышаться деревенским воздухом, и ему до сих пор казалось, что если вдохнуть поглубже, проезжая мимо живой изгороди, ее запах защекочет его ноздри.

Он доставил комплект лошадиной экипировки в маленькое фермерское хозяйство и развез по трем деревням посылки поменьше. Эл выпрыгивал из машины, отдавал коробки и торопился снова сесть за руль, изо всех сил пытаясь наверстать упущенное время и не позволяя втягивать себя в досужие разговоры. Несколько раз ему пришлось сдавать назад, пропуская встречные автомобили и тракторы. У навигатора было своеобразное чувство юмора – все эти манипуляции как назло занимали гораздо больше времени, чем указывало проклятое приложение. К счастью, люди были добры к нему. И как будто даже рады его видеть. Все-таки он приходил не с пустыми руками.

Трудно было поверить, что ему действительно за это платят. Намного меньше, чем на предыдущей работе, которую пришлось оставить, но за последние годы его любовь к преподаванию математики сошла на нет.

Эл Фезерстоун считал себя молодым – остальные могли с этим не соглашаться. У него были мальчишеский нрав и роскошная густая шевелюра, в которой лишь изредка пробивалась седина. Но годы учительства давали о себе знать. Вдобавок ко всему на него свалилась куча административных обязанностей, а если что и приводило Эла в уныние, так это административная работа. Никто и бровью не повел, когда в пятьдесят три года он подал заявление о раннем выходе на пенсию. Решение было принято после того, как однажды среди почты он обнаружил рекламную листовку, гласившую: «Похороны вашей мечты всего от 15,97 фунтов стерлингов в месяц». На него тогда словно ушат холодной воды вылили. Хотя в целом Эл держался бодрячком и по жизни был склонен к оптимизму, он давно привык жить с разбитым сердцем, осколки которого бились в такт сердцам троих его детей. Ради них он намеревался как можно дольше откладывать похороны со своим непосредственным участием, даже по самой выгодной цене. Пусть от него и осталась лишь пустая оболочка, но даже таким Эл надеялся быть им полезным.

Будучи по натуре скромным человеком, Эл даже не догадывался, как сильно его любили ученики. Многие из них грустили о его уходе и сожалели, что не были к нему добрее – это осознание пришло к ним слишком поздно. В школе в глаза его называли «мистер Фезерстоун», а за глаза – не иначе как «Большой Эл». Это беззлобное, как он надеялся, прозвище было образовано по такому же принципу, что и «Малыш Джон» в легендах о Робине Гуде, и являлось верхом остроумия, проявленного школьниками. Говоря откровенно, могло быть намного хуже, но такое обращение все равно ранило. Не то чтобы Эл комплексовал из-за роста. Он был не самым высоким из мужчин, но и отнюдь не коротышкой. И все-таки слово «большой» необъяснимым образом задевало за живое.

Когда он впервые заикнулся о переезде, Фиби восторженно взвизгнула, и этого оказалось достаточно, чтобы подвигнуть его к действиям. Жизнь в Бирмингеме стала слишком утомительной для них обоих. Эл грезил о заливных лугах и чистом воздухе, да и Фиби сельская местность пошла бы только на пользу. Недвижимость в Эксмуре стоила относительно дешево, и отсюда было недалеко до Плимута, где училась его вторая дочь, Джулс. Его сын Джек в настоящее время жил в Йорке, но он почти окончил университет и, возможно, планировал осесть после выпуска где-то в другом месте… Или, что более вероятно, вообще ничего не планировал.

С момента приезда сюда Эл познал все прелести отращивания щетины и выращивания овощей. Он обожал свою нынешнюю небритость и небрежность. После женитьбы у него вошло в привычку всегда одеваться с иголочки и выглядеть опрятно – Рут ценила такие вещи, да и это в любом случае требовалось для работы. Здесь же Эл наконец-то позволил себе расслабиться, оставив позади ту отутюженную версию самого себя, и не мог не признать, что чувствовал себя намного свободнее, будучи самую малость помятым.

Теперь он возвращался в Дарликомб – деревню, которая стала для него новым домом. Дорога петляла, следуя естественным изгибам долины, а затем круто брала в гору. Эл остановил машину в воротах дома с большим квадратным фасадом и плотно зашторенными окнами. Под навесом гаража стоял припаркованный «Воксхолл». На пути к входной двери Эл чуть было не спугнул стайку упитанных буро-коричневых кур. Те задрали головы, чтобы окинуть его равнодушными взглядами, а затем продолжили квохтать и клевать землю.

Стучать пришлось дважды. Но потом дверь слегка приоткрылась, и в образовавшемся проеме Эл увидел пару выпученных глаз и несколько жидких прядей волос, зачесанных поперек лысины.

– Ваша доставка! – улыбаясь, сообщил Эл.

Дверь приоткрылась чуть шире. Эл отметил, что на мужчине – некоем мистере Крокере, судя по информации в заказе, – не было обуви, если не считать таковой пару толстых зеленых носков. Быстрым, нетерпеливым движением он выхватил посылку у Эла из рук.

– Одну минуту, я только сфотографирую. – Эл потянулся за телефоном. – Не вас, всего лишь коробку, – заверил он мужчину, когда тот попятился обратно в прихожую. Эл навел объектив на посылку и нажал на кнопку.

– Вы, значит, те самые жильцы, что поселились в коттедже Хайер-Мид? – полюбопытствовал мистер Крокер протяжно, будто обдумывал на ходу каждое слово. Вероятно, свежие сплетни он принес из деревенского магазина, где Эл уже со всеми успел познакомиться. Он улыбнулся тому, что мистер Крокер использовал множественное число, хотя на пороге кроме него никого не было.

– Да, я и моя дочь Фиби.

Мистер Крокер покачал головой.

– Скучновато у нас для юной девушки.

– Ей все нравится. – Эл подумал о Фиби с растрепанными волосами и в стоптанных тапочках. – Мы оба любим тишину.

– А, ну, этого-то добра здесь в избытке, – усмехнулся мужчина. Он протянул Элу руку, оказавшуюся на удивление мягкой. – Меня зовут Джереми Крокер. Полицейский в отставке, – счел нужным добавить он.

– Эл Фезерстоун.

– Желаю вам обоим всего наилучшего на новом месте.

– Большое спасибо.

Эл уже повернулся, чтобы уйти, когда мистер Крокер жестом остановил его:

– Подождите здесь.

Он скрылся из виду. Эл надеялся, что ждать придется недолго. Ему оставалось развезти всего несколько посылок, но он все-таки катастрофически отставал от графика. Мистер Крокер вернулся и протянул ему коробку для яиц.

– Это вам, угощайтесь. Мои девочки старались.

– Ваши девочки?

– Да. Они у меня на свободном выгуле, сами видите.

А, курочки. Эл недавно купил несколько упаковок яиц впрок, но счел благоразумным не отказываться от гостинца.

– Это так щедро с вашей стороны. Спасибо.

– Ну, то-то же. Если вам понадобится что-то еще, не стесняйтесь, обращайтесь в любое время.

К облегчению Эла, на этом светская беседа была окончена, и дверь перед ним захлопнулась. Тем не менее мистер Крокер произвел впечатление весьма радушного человека, и Эл сделал мысленную пометку в будущем уделять ему несколько минут своего времени.

Отъезжая от ворот, он прокручивал в голове слова мистера Крокера о том, что юной девушке здесь может стать скучно. Неужели он ошибся, предложив Фиби этот переезд?

Коттедж Хайер-Мид и так без конца испытывал его нервы на прочность. Оконные рамы прогнили, а стропила были изъедены древоточцами (их якобы потравили прежние хозяева, но Эл начинал в этом сомневаться: не далее как сегодня утром под одной из балок в ванной он заметил пыль, подозрительно похожую на древесную). Система подачи горячей воды регулярно разражалась неконтролируемым лязгом, усмирить который можно было, лишь несколько раз включив и выключив отопление. С электропроводкой тоже оказалось не все гладко. Эл все обещал Фиби починить мигающую лампочку в прихожей, но у него никак не доходили до этого руки. А еще сад, который отнимал гораздо больше времени, чем изначально казалось. Это настоящее искусство – держать все под контролем, размышлял он. Искусство, которым он так и не овладел в полной мере. Насколько все было бы проще, если бы Рут была жива.

Что бы она сказала, увидь их сейчас? Джулс и Джек жили своей жизнью, и решения Эла их никак не затрагивали, но Фиби до сих пор сильно зависела от него. Слава богу, хоть новая спальня ей нравилась.

Сначала Фиби радовалась переезду, но потом словно впала в какой-то анабиоз. Несмотря на его уговоры, она почти не выходила из дома. С момента их приезда он лишь однажды сумел вытащить ее на короткую экскурсию по одному из поместий Национального фонда исторического наследия. Парадный сад с шахматным узором из бордюрных плит и самшитовых изгородей был окружен лесом; густые кроны деревьев смыкались в чарующий изумрудный полог, а подлесок усыпали мерцающие как самоцветы колокольчики, но Фиби словно не замечала ничего из этого. К его вящему ужасу, она даже сказала, что посидит в машине, пока отец будет осматривать окрестности, но он не позволил ей этого сделать, поскольку вся поездка только ради нее и затевалась. Отсутствие какой-либо заинтересованности с ее стороны его шокировало. Ее безразличие и ему не позволило насладиться красотой этого места, заставив что-то заныть глубоко в груди. Раньше она любила историю и древности, но сейчас, когда они бродили по поместью, она немного оживилась лишь у одной из богато украшенных кроватей с балдахином.

– Вот бы поспать в такой постели, – вздохнула она.

Эл не понимал, что творилось в душе у Фиби. В каком-то смысле, может, и хорошо, что его дочь не была плаксой, но в то же время пара истерик в целях прояснения ситуации пришлись бы как нельзя кстати. У другой его дочери, Джулс, с этим никогда не возникало проблем. Однако Фиби вовсе не любила изливать душу.

Он взял с нее обещание почаще выбираться из дома и познакомиться с местными жителями. В деревенском магазине он увидел рекламу местной студии йоги и предложил Фиби посетить пару занятий. Слегка нахмурившись и пожав плечами, она согласилась.

Однако с детенышем выдры она искрилась, как бенгальский огонь. Эл уже целую вечность не видел ее такой увлеченной. Оставалось только надеяться, что это было не в последний раз.

Он резко вынырнул из задумчивости, когда впереди из-за поворота выскочила машина. Эл вдавил педаль тормоза в пол. Что-то заскрежетало. Он ударился спиной о сиденье. Когда его снова швырнуло вперед, перед глазами пронеслись образы его детей. Джек и Джулс переживут, но…

Я не могу умереть. Мне нельзя. Если я умру, кто позаботится о Фиби?