Мой отец купил этот впечатляющий каменный особняк два года назад, когда приехал, чтобы сменить Колю Кристоффа на посту главы «Братвы». Он никогда не спрашивал ни моего брата, ни меня, хотим ли мы переехать из Москвы в Чикаго. Наши желания нисколько его не волнуют.

На всем первом этаже горит свет.

Отец ждет меня.

Ворота открываются автоматически, и я велю водителю подъехать ко входу. Он с некоторым трепетом смотрит на дом.

– Вы здесь живете? – спрашивает таксист.

– Да, – отвечаю я. – К сожалению.

Я выбираюсь из машины. Иов открывает дверь раньше, чем я успеваю взяться за ручку. Лицо мужчины в синяках, и он слегка горбится, как будто у него сломано ребро.

– Не нужно было меня пинать, – угрюмо говорит он.

– Ты слишком сильно меня ударил, – отвечаю я.

Я протискиваюсь мимо него – мне не терпится попасть в дом. Я очень устала и хочу спать.

Но сначала мне нужно поговорить с отцом.

Он бесшумно входит в прихожую, одетый в бархатные тапочки, шелковую пижаму и длинный халат с поясом. Его седая борода аккуратно расчесана, как и густые седые волосы, доходящие до плеч. Отец похож на средневекового короля. Из тех, кто без колебаний вторгнется в чужую страну.

– Как все прошло? – спрашивает он.

– Именно так, как ты и предполагал, – отвечаю я.

Кончики его губ подергиваются в легкой улыбке.

– Тебе удалось его заинтересовать?

– Разумеется, – говорю я.

Теперь отец по-настоящему улыбается, демонстрируя ровные белые зубы.

– Хорошо, – произносит он. – Молодец, дочка.

Себастиан

Я не могу перестать думать о Елене.

Я никогда не видел девушки столь же яростной, надменной и совершенно сногсшибательной.

У меня нет проблем заполучить девчонку. Когда я был звездой баскетбольной команды, они сами падали к моим ногам после каждой игры. На одной из афтерпати я попросил чирлидершу сделать сальто назад у меня на коленях. Она была немного пьяна и ударила меня каблуком, но я все равно позволил ей сделать мне минет, чтобы загладить свою вину.

Даже теперь мне не составляет труда снять девчонку в клубе или на вечеринке.

Но это просто случайный перепихон. Пара свиданий, много секса, и я уже готов к следующему знакомству.

У меня ни разу не было настоящих отношений, да я их и не хотел. Поначалу я был слишком сосредоточен на спорте, а затем меня поглотила фрустрация, и мне казалось, что я ненавижу всех и вся.

Но это… это что-то другое.

Я хочу эту девушку.

Хочу невероятно.

Стоило позволить ей снять лифчик. Уж поверьте, мне хотелось увидеть эти груди обнаженными и вблизи. Я остановил ее лишь потому, что чувствовал легкий укол вины за свои успехи. К тому же, зная теперь, кто ее отец, мне стоит быть осторожнее.

Сейчас мы не в лучших отношениях с русскими.

Последние десять лет чикагская «Братва» переживает непростой период, и многие их проблемы прямо или косвенно связаны с моей семьей.

Наши территории пересекаются. Порой нам удавалось договариваться и сохранять мир. Порой случались перестрелки, в результате которых погибал кто-то из их людей и кто-то из наших. Склады взрывались, товары похищались, наемники отправлялись в тюрьму.

Все это можно простить.

Но теперь они лишились двух своих главарей, и вряд ли это прошло не замеченным для Москвы.

Мы не несем ответственности за первого. Айо Арсеньев загремел в тюрьму по собственной дурости, проявляя небрежность при поставке оружия. А вот его преемник, Коля Кристофф, – это уже совсем другая история.

Когда моя семья заключила союз с ирландской мафией, «Братва» и поляки тоже решили объединиться и попытались атаковать нас. Но их пакт долго не продлился. Миколай Вильк, глава польской мафии, влюбился в Нессу Гриффин, младшую дочь наших ирландских союзников, и поссорился с «Братвой». Коля Кристофф попытался застрелить девушку в театре «Харрис», но сам пал от пуль Фергуса Гриффина.

Оставшись без лидера, «Братва» на какое-то время обезумела. Нам пришлось дать им отпор, загнав их в подполье, разгромив их бизнес и конфисковав их активы.

Алексея Енина прислали из Москвы, чтобы со всем разобраться, и теперь он новый pakhan. Мы пришли к шаткому подобию перемирия. Не заключая официального соглашения, казалось, обе стороны решили, что наша стычка окончена и каждый остается в пределах своих новых границ.

Впрочем, моя семья не стала придерживаться негласных договоренностей.

И в том вина Неро.

Он столкнулся с искушением, которому не смог противиться.

Мой брат узнал, что Коля Кристофф держит «Зимний алмаз» в хранилище банка на Ла-Салль-стрит. После смерти Кристоффа никто не забрал камень… так что Неро решил, что о нем никто не знает.

И привлек к этому делу меня.

Мы с Неро вломились в хранилище. Украли алмаз. Продали его. И вложили вырученные средства в наш проект в Саут-Шоре.

Это было больше года назад, и с тех пор мы ничего об этом не слышали, так что, похоже, ограбление сошло нам с рук. В конце концов, наш Неро – злобный гений… он редко совершает ошибки.

Но никогда не знаешь, в какой момент судьба решит вмешаться и разрушить даже самый продуманный план.

Так что с учетом всего этого я опасаюсь лишний раз ворошить осиное гнездо. А «Братва» – чертовски мерзкие осы, и вряд ли они оценят, если я буду крутить шашни с их королевой.

Судя по тому, что я слышал, Енин – гангстер старой школы. Могу только представить, как он оберегает свою единственную дочь.

Разумным решением будет отступить прямо сейчас. Я спас ее от потенциального похитителя и, возможно, заслужил благосклонность русских, если Елена расскажет об этом отцу. Я могу засчитать это за победу и забыть обо всем остальном.

Лицо королевы воинов… тело амазонки… норов дикого волка… Разумеется, я смогу найти еще одну такую, и ее отец не будет разбивать черепа и ломать кости забавы ради.

Так я говорю себе, но другая часть моего мозга смеется над мыслью, что по земле может ходить еще одна такая валькирия.

Всю неделю я занимаю себя разными делами, пытаясь отвлечься. Я каждый день хожу в спортзал со своим соседом Джейсом и качаюсь усерднее, чем когда-либо. Под конец я рычу как животное, и пот градом стекает по моему телу.

– Ты чего? – смеется Джейс. – Тренируешься для конкурса «Мистер Олимпия»^[7]?

– Ага, – ухмыляюсь я. – Заставлю Арнольда^[8] выглядеть хиляком.

Джейс не самый крупный из моих друзей, но самый преданный. Мы дружим еще с детства, и я готов доверить ему свою жизнь. Этот рыжий даже не итальянец, в нем намешано много европейских корней, а его родители школьные учителя. Но Джейс хочет быть авторитетом.

Он помогает мне подхватить дела, оставленные Данте. С парой моих избранных бойцов, включая Джейса, я забираю партию оружия у Майки Циммера, обмениваю его на то, что мы в бизнесе называем «гребаной тонной» дури из Флориды, а затем делю его между семьями Марино и Бианчи, нашими дистрибьюторами. Я руковожу подпольным покерным клубом, в том числе ежемесячной игрой хайроллеров в отеле «Дрейк», и улаживаю мелкие разборки между семьями Кармине и Риччи.

Я руковожу этим всем настолько безупречно, что даже отец удивлен тем, что никто не беспокоил его целую неделю.

Мы встречаемся в пятницу за ужином. Неро тоже должен был прийти, но он застрял в Саут-Шоре, заключая сделку по строительству развлекательного комплекса на одном из последних свободных участков земли.

Я хотел сходить с отцом в «Якорь», который был раньше его любимым рестораном, но в последнюю минуту он передумал и решил поесть дома.

Меня беспокоит то, как мало papa выходит из дома в последнее время.

Я приезжаю к нему, приодевшись в знак уважения в рубашку и брюки-слаксы. Отец же встречает меня в одном из своих сделанных под заказ итальянских костюмов прямиком с фабрики «Дзенья»^[9] в Альпах, пошитых на Сэвиль-Роу^[10].

Моя mama лично участвовала в создании его костюмов. Она выбирала шелковую подкладку, нитки для вышивки, покрой пиджака, расположение карманов, даже цвет и материал пуговиц. С тех пор как она умерла, отец не купил ни одного костюма, лишь перешивает созданные ею, чтобы подогнать по ссохшейся фигуре.

Сегодня на нем темно-синий пиджак с роговыми пуговицами и лацканами с тупым углом. Темные с заметными седыми прядями волосы сильно отросли, и теперь видно, что они не совсем прямые – скорее волнистые, как у меня. Густые брови нависают низко, словно у старого бассет-хаунда, наполовину закрывая черные блестящие глаза, которые сияют по-прежнему ярко и свирепо, каким бы усталым papa ни выглядел.

Я чувствую запах его лосьона после бритья, того самого «Аква ди Парма», которым отец пользуется сколько себя помню. Аромат кипариса и шалфея с солнечных склонов Тосканы заставляет меня снова почувствовать себя ребенком, благоговеющим перед своим отцом и боящимся споткнуться о собственные ноги, если он посмотрит на меня.

Все мальчики в какой-то степени боятся своих отцов. Мой казался мне подобием бога. Каждый мужчина, которого я видел, выказывал papa свое почтение. По тому, как они кланялись ему, едва осмеливаясь встречаться с ним взглядом, было ясно, что отца боялись и уважали.

Он был большой и суровый мужчина. Он подбирал слова медленно и тщательно. Единственным человеком, к мнению которого он прислушивался, была наша мать, но даже тогда мы понимали, что он главный.

Так странно смотреть на него сверху вниз, ведь я теперь выше. Странно видеть, как дрожит его рука, когда отец поднимает бокал вина.

Грета ест с нами. В последнее время она часто составляет отцу компанию за едой. Эта женщина была нашей экономкой столько, сколько я себя помню. Я не скажу, что Грета мне как мать, ведь маму никто не заменит, но я люблю ее как родную, и она определенно помогала меня растить.

Грета из тех людей, над кем время не властно. В тридцать лет она казалась зрелой, а в шестьдесят выглядит молодо, ничуть не изменившись с тех пор. Разве что ее волосы теперь скорее седые, чем рыжие, но румянец щек и яркость голубых глаз никуда не ушли.

Раньше наша экономка устраивала настоящие пиршества из блюд традиционной итальянской кухни, которые любит мой отец, но под натиском бесконечного нытья доктора Блума она попыталась сократить количество жира и соли в его пище, чтобы papa не скончался скоропостижно от сердечного приступа.

Сегодня Грета приготовила салат из лосося с малиновым соусом. Она налила каждому из нас по маленькому бокалу вина и теперь следит за бутылкой, готовая дать отпор, если papa попытается подлить еще.

– Ты неплохо уладил все между Кармине и Риччи, – говорит отец своим низким, хрипловатым голосом.

Я пожимаю плечами, пробуя лосось.

– Я просто поступил так, как ты всегда говорил.

– Это как?

– Ты говорил, что дон должен рассуждать как царь Соломон – если кто-то выходит из спора счастливым, значит, решение не было справедливым.

Papa посмеивается.

– Значит, я так говорил?

– Да.

– Я рад, что ты слушал, mio figlio. Я думал, что поучаю Данте. Мне всегда казалось, что он займет мое место.

– Так и будет, – говорю я, неуютно ерзая на стуле.

– Возможно, – говорит papa. – Думаю, он предпочел любовь семье и бизнесу. И эта любовь тянет его в другом направлении.

– Он вернется, – говорю я. – Он же вернулся из армии.

Papa издает глубокий вздох. Он не притронулся к еде.

– Когда Данте заключил контракт, я понял, что ему не быть доном, – говорит отец.

– Значит, твое место займет Неро.

– Неро великолепен. И безжалостен, – соглашается papa. – Но он одиночка, и всегда таким был.

Раньше я бы с этим согласился – что Неро суждено быть одиноким волком. Но затем он удивил меня тем, что влюбился.

– Похоже, он серьезно увлечен Камиллой, – замечаю я.