Слишком много в один день. Каждую из этих ситуаций поодиночке она бы пережила спокойно. И не такое переживали. Идиотский вызов и очередная ботоксная дура. Мало таких ей в Москве встречалось, что ли? Здесь они ещё экзотика, а в столице каждая вторая с ботоксом, связями и амбициями. Сипящий Всеволод Алексеевич. Тоже не впервой. Хотя каждый раз страшно, да. Она молодец, не дала приступу развиться, успела вовремя, отделались лёгким испугом и одним уколом, ерунда. Она сволочь, её не было рядом, когда всё началось. И она не знает, с какими глазами завтра будет уходить на работу. И, наконец, выволочка заведующей. Тоже ничего нового, когда-то молодому ординатору Тамариной доставалось от грозного начальника чуть ли не каждый день. Вот только те времена в далёком прошлом, и за последние лет семь Сашка привыкла к совсем другому обращению. Выслушать сегодня пришлось много, и с какими-то претензиями даже можно было согласиться. Да, она не слишком вежливо обошлась с пациенткой. Да, она покинула рабочее место, никому ничего не объяснив. У заведующей были все основания выражать недовольство. Но то, в какой форме она предпочла это сделать…

– Вы, москвичи, приезжаете сюда на заработки и считаете, что вам всё можно, – кричала она в трубку. – Что вы такие великие специалисты, и мы, неучи колхозные, должны на вас молиться. Для вас и так создали все условия! Вы приходите, когда хотите, уходите, когда вам надо. Но это уже ни в какие ворота! Вы подставили меня перед самим Сан Санычем! Да что меня, всю больницу! Виктория Владимировна уже пишет жалобу в Минздрав!

– А что не сразу Президенту?

На момент их разговора Сашка только уложила Всеволода Алексеевича и больше всего мечтала о чашке чая и хотя бы пятнадцати минутах покоя.

– Вы ещё иронизируете? Знаете, Александра Николаевна, вы хороший специалист, но я согласна и с пациенткой, и с Сан Санычем, который уже был сегодня у меня в кабинете. Ваша манера общения и ваш внешний вид не соответствуют статусу врача! И я настоятельно прошу вас пересмотреть и то, и другое, если вы хотите дальше работать в нашей больнице.

– А если не хочу? – машинально вырвалось у Сашки. – Я сегодня же напишу заявление.

– Но извольте две недели отработать. И выглядеть так, как положено врачу!

– Отпущу косу и надену розовое платье с блёстками! – не выдержала Сашка, после чего бросила трубку.

Ещё какое-то время держалась. Машинально делала домашние дела, стараясь думать только о них: зарядила стиральную машинку, приготовила ужин, который Всеволод Алексеевич успешно проспал, даже затеяла влажную уборку. Раньше ненавидела мыть полы и протирать мебель, но в доме, где живёт астматик, пыль клубиться не должна, и она привыкла в любой непонятной ситуации хвататься за тряпку. Даже полюбила, хорошо от дурных мыслей отвлекает.

А с наступлением сумерек, когда пошла выкурить традиционную сигарету, накрыло. И теперь Сашка сидит на крыльце и ревёт, зная, что никто её не видит. Её первая школьная учительница, незабвенная Галина Сергеевна, говорила, что плакать можно только дома в туалете. И обязательно за собой смывать.

Сашка и сама не знает, что стало последней каплей. Наверное, слова про внешний вид. Господи, ей почти сорок лет. Она отличный специалист, к которому бегут в самых трудных случаях. Неужели так важно, какой длины у неё волосы и ногти? Красит ли она и то, и другое? Носит ли юбки и каблуки? Сколько ещё ей будут тыкать в нос этими идиотскими стандартами? Школа, одноклассники, мама. Потом короткая передышка на университет, там каблуки были не в чести, а на маникюр ни у кого не оставалось сил и времени. Дальше она помнит только бесконечную работу, смены, смены, ночные дежурства, ветеранов в военном госпитале. И среди них, раз в полгода, в год – его концерты. И возвращение отвратительного чувства собственной неполноценности, когда и в зале, и на сцене нарядные дивы в платьях. И ведь могла купить себе платье, не такая уж великая ценность. Но чувствовала в нём себя идиоткой. Вроде не кривая, не горбатая, не страшнее всех. Но что-то чужеродное было для неё в женских нарядах, и смотрелись они на ней как на корове седло. И, нарядившись однажды, ещё на пару лет бросала эту дурную затею, возвращаясь к привычным джинсам и футболкам. Тем обиднее оказались сегодняшние слова заведующей. Как будто перечеркнули все годы учёбы, практики, работы, весь накопленный опыт и профессионализм.

Сашка не слышит шагов. Он опять подплыл, а не подошёл. Он долго стоит у неё за спиной, оценивает ситуацию. А потом кладёт тёплую руку на её плечо:

– Кто тебя, девочка, обидел?

Сашка вздрагивает. Судорожно пытается привести лицо в порядок, но куда там.

– Я обидел?

Сашка мотает головой. Ещё не хватало. Он не убирает руку и явно ждёт ответа.

– Не обращайте внимания, Всеволод Алексеевич, – выдавливает Сашка. – Просто ПМС.

Спохватывается, что ему такой ответ не очень понятен.

– Ну, в некоторые дни женщин просто так накрывает и…

– Сашенька, я давно живу на свете. И большую часть жизни в окружении женщин. Я знаю, о чём ты говоришь. Только на тебя это не похоже. – Не без труда, держась за перила, он усаживается рядом с ней: – Рассказывай.

Ещё не хватало на него свои проблемы выливать. Но он вдруг, не спрашивая позволения, обнимает её за плечи, прижимая к себе. Сашка цепенеет, но сопротивляться не может. Столько лет прошло, а рядом с ним она всё та же змея во власти факира. Захоти он вдруг её придушить, она даже не пикнет.

– У тебя проблемы из-за меня?

В этой фразе весь Туманов. Господин Народный артист, центр Вселенной. Других вариантов у него и быть не может. Он феерический эгоист и в то же время феерический эмпат. Его невозможно обмануть, ему нельзя соврать, он почувствует. Но Сашка не знает ответа. Из-за него у неё проблемы или из-за себя самой?

– Я уволилась, Всеволод Алексеевич. Или меня уволили. Я даже не поняла.

– Тебя уволили? Такого прекрасного специалиста?

А это комплимент с его стороны. И Сашке приятно. Когда-то его признание было её главной целью. Что она только ни делала: таскала самые большие букеты на его выступления, вела его сайт, добывая для последнего самые редкие записи, и училась, училась, училась. И она его в итоге получила, впервые вытащив Туманова из астматического статуса. И каждый раз, когда он ночью хватается за её руку, твёрдо зная, что вот теперь, когда дозвался, когда она появилась, всё будет хорошо, Сашка хотя бы себя не ненавидит. Недолгое время, примерно до утра.

Конечно, она ему всё рассказывает. Без лишних эмоций и пересказа собственных мыслей, только факты выкладывает. Он слушает молча, не перебивая.

– Не знаю, как быть теперь с отработкой. Видеть их всех не хочу, – заканчивает она. – Завтра точно никуда не пойду. Пусть ставят прогул.

Он как-то странно вздыхает. То ли с горечью, то ли с облегчением. Пойди пойми, что у него в голове. Смотрит с сочувствием, но Сашка ведь понимает, для него лучше, чтобы она всегда была дома, при нём. Сколько раз они на эту тему говорили? Даже ссорились, хотя поссориться с ним для неё равнозначно ссоре с самим господом богом.

– Ты рассказала не всё, – вдруг заявляет он. – Ты не плакала бы из-за рабочего конфликта. Ты бы хлопнула дверью и устроилась в другое место.

Психолог доморощенный. Значит, не так уж он зациклен на себе, как ей кажется. Значит, наблюдает, делает выводы. В целом правильные. И Сашка досказывает конец их разговора.

– У меня эта пресловутая женственность уже в кишках сидит. Знаю, что вы сейчас не одобрите. Только я вам так скажу – не всем быть милыми и обаятельными красотками, нежными феями с длинными волосами и в коротких юбках.

Уже давно стемнело, но над крыльцом горит фонарь, и в его свете Сашка замечает, как у Всеволода Алексеевича ползут вверх брови и округляются глаза. Он чем-то искренне удивлён. Его рука вдруг тянется к её щеке.

– Глупая ты девочка. Ты чудесная. Ты считаешь, что красота в длине волос, что ли? И почему я должен не одобрить что-то? Что ты вообще знаешь о моих представлениях о красоте?

Сашка фыркает. Уж это она точно знает.

– Зарина…

– И где сейчас Зарина? А все те девочки модельной внешности, что были, помимо Зарины, где? И не думай, пожалуйста, что всегда их бросал я. Предпоследние две, прости за откровенность, исчезли, когда мои доходы перестали покрывать их ожидания. Очень большие ожидания. Каждая в первый же год отношений хочет, как минимум, квартиру в Москве и приличную машину. А мне уже здоровье не позволяло столько работать.

– А последняя? – против собственной воли, скорее машинально уточняет Сашка. – Вы сказали «предпоследние две».

– А последняя испугалась, когда вместо романтической ночи у меня случился неромантический приступ астмы и пришлось вызывать «скорую». Так что до обсуждения финансовых вопросов дело просто не дошло.

Сашка тянется к сигаретной пачке, даже забыв, кто с ней рядом сидит. Пачка давно пуста, но она крутит её в руках, чтобы делать хоть что-то. Как же дико обсуждать с ним такие вещи. И к чему он ведёт? Хочет сказать, что Сашка выгодно отличается от красивых эскортниц тем, что не пугается астматического кашля?

– Поверь, я очень хорошо разбираюсь в женской красоте. Можно сказать, ценитель и эксперт. И знаешь, что по-настоящему завораживает? Не каблуки и не длина ног, волос или ногтей. Завораживает верность. Только я думал, что она уже не встречается. – Он вдруг как-то резко встаёт, словно хочет перебить сам себя. И, что ещё неожиданней, поднимает за локоть её. —. Пошли в дом. Здесь становится холодно. И всем давно пора спать.

Сашка молча подчиняется. Она змея, он факир. Так правильно, её так всегда устраивало. Мелькает шальная мысль, что, если бы рядом с самого начала был вот такой он, сильный, решительный, безусловный для неё авторитет, и она бы была другой. Может, кто знает, ей даже захотелось бы заплетать косы и рядиться в платья? Да нет, бред. Он прав, всем давно пора спать.

Утром она просыпается от его шагов. Бросает взгляд на часы и с ужасом понимает, что проспала всё на свете: приготовление завтрака, сам завтрак и работу! А он стоит в дверях и улыбается:

– Вечером молодёжь, а утром не найдёшь. Не вскакивай. Я позавтракал каким-то йогуртом из холодильника, сахар не рухнет. А на работу тебе не нужно. По крайней мере, на эту работу. А в любое другое медицинское учреждение нашего славного города тебя возьмут с огромным удовольствием.

Сашка садится на постели, решительно ничего не понимая.

Всеволод Алексеевич демонстрирует ей смартфон, который держит в руках:

– У меня осталось много друзей, Сашенька. В том числе в Министерстве здравоохранения. И в других интересных структурах. Знаешь, сколько я для них пел? И далеко не только в Кремлёвском дворце на официальных праздниках. Многие из них рады сделать мне маленькое одолжение. Так-так, ну что это опять такое? Ты каждый день реветь собралась? Правда, что ли, ПМС?!

***

Два дня абсолютно благостных. Сашка так рада побыть дома, не думая о том, что надо куда-то идти, что надо оставлять его одного. И не нужно общаться с чужими людьми. С каждым годом общение для неё всё сложнее. Мир замкнулся на нём, и её это полностью устраивает. Если бы можно было лечить людей, не разговаривая с ними. И тем более не общаясь с коллегами…

Она хорошо знает, что за одним приступом часто следует второй, поэтому старается держать Туманова в поле зрения, ходит по пятам. И он знает, но не раздражается. Дни стоят невероятно тёплые, буквально за одну ночь зацвели яблони, вишня тоже в цвету. Всеволод Алексеевич решил облагородить клумбу. Просто тюльпаны и нарциссы кажутся ему скучными, он задумал какую-то альпийскую горку с миниатюрами. В качестве миниатюр выступают керамический домик-фонтанчик и полуразбитая амфора с претензией на Древнюю Грецию. И то и другое он присмотрел в небольшом магазинчике садового декора через три улицы. Так что дел у них с Сашкой невпроворот: сходить в магазинчик, приобрести всё необходимое, включая мешок удобренной земли (сам тащил домой, Сашке не позволил), луковицы и семена новых цветов. И ещё кучу фонариков на солнечных батареях, которые должны довершить композицию.

Потом наступает самая интересная, творческая часть. На корточках он сидеть не может, стоять на коленях тем более. Приспособили низкий пенёк, который перекатывают по участку по мере необходимости. И вот сидит он на пеньке, склонившись с совком над своим творением, красоту наводит. Сашка не вмешивается, она в декоре не понимает ровным счётом ничего. Её дело посматривать одним глазом, а скорее, прислушиваться, делая вид, что она полностью поглощена книгой. Книга и впрямь хороша, следом за автором Сашка путешествует по фэнтезийным мирам. Раньше хотелось историй про любовь, а теперь тянет на сказки, где есть волшебные исцеляющие зелья и вечная или хотя бы очень долгая жизнь.