– Ну, – пожала она плечами, – всё возможно. То, что он уже всё переводит на тебя, это известно, а что дальше запоёт, я не знаю. Ты мне вот что скажи…

Она чуть помолчала, пристально вглядываясь мне в глаза.

– Ты там был?

– Что? – вытаращил я глаза. – Неужели ты веришь этому мудаку? Он же давно на меня зуб точит.

– А почему?

– Перешёл ему видать дорогу где-то, – пожал я плечами.

– Слушай, Саня, – покачала она головой. – Ты, конечно, можешь мне любую лапшу на уши вешать, но пойми простую вещь… Если я не буду ничего знать, я не смогу тебе помочь, понимаешь? А судя по тому, как часто ты попадаешь на заметку органам, помощь тебе может очень даже пригодиться.

– Ира, послушай…

Договорить я не успел, потому что в дверь зазвонили. Правильнее было сказать, бешено зазвонили, затрезвонили. Проходной двор какой-то. Всё ещё кутаясь в покрывало, я вышел в коридор, но дойти до двери не успел. Она с шумом распахнулась, и в прихожую ввалился Радько, правда тут же отлетел в сторону, и из-за него появился разъярённый Яков Михайлович Кофман.

– Ну-ка, где этот герой, бл*дь, любовник?! Иди сюда! Я тебе сейчас хер с корнем выдерну! Ё*арь-энтузиаст, сука! Князь, бл*дь, Курагин! Похититель невест, бля!

– Начитанный какой толстовец, – холодно сказала Ира, появившись из-за моей спины. – Документики покажите, гражданин. Вы кто такой?

– А вы кто? – сердито воскликнул Кофман, моментально сбавляя обороты. – Это наша квартира вообще-то. Вот его.

Он кивнул на Радько.

– Здравствуйте, Ирина Артуровна, – виновато улыбнулся тот.

– Я не поняла, Вадим Андреевич, – нахмурилась Ирина. – Вы что сдаёте квартиру в наем?

– Вы что?! – заволновался Вадим Андреевич. – Нет, конечно.

– Нетрудовые доходы получаете?

– Ирина Артуровна! Вы же знаете, мне это вообще не нужно, у меня должность высокая, оклад…

– Ну, это пока… – кивнула строгая майорша.

– Ирина Артуровна, какая же вы шутница, – перепугался Радько. – Здесь мой сын живёт. У него прописка и всё честь по чести. Вы ж меня знаете. Мы же с вами… Просто он в отъезде сейчас. И вот мой хороший товарищ попросил, чтобы Саша смог здесь немного пожить. Совершенно бесплатно, разумеется.

– Серьёзно? – Ирина повернулась ко мне. – Ты даром что ли здесь живёшь?

– Ну, – усмехнулся я, – по нынешним временам практически даром.

– А это значит родитель той нимфы, что прячется в твоей спальне? – продолжала наступать Ира.

– Я не прячусь, – снова появилась на пороге Элла.

– Что?!!! – задохнулся Кофман, увидев свою дочь. – Как ты выглядишь! А ну, прикрой срам! Немедленно переоденься! Ах, ты донжуан!

Это уже было адресовано мне.

– Да я в гостиной спала, – недовольно бросила Элла. – Вон, посмотри, диван застелен. Просто вот эта пришла, шум устроила, вот я и…

– Вы её отец? – перебив её, обратилась к Кофману Ирина.

– Да, – подтвердил он.

– Я уже совершеннолетняя! – горячо воскликнула Элла. – И мне для того, чтобы решить, где спать и в каком виде ходить, разрешение родителей не требуется!

– Так, можно на ваш паспорт посмотреть? – Ира протянула руку и Кофман, неохотно вынув из внутреннего кармана паспорт, отдал его ей.

– Так… Кофман Яков Михайлович… – она пролистнула несколько страниц в поисках прописки. – Москва… Вы в Москве проживаете?

– Да, – угрюмо ответил он. – А вообще, что здесь происходит? Вы свой-то документ покажите! По какому праву вы вообще здесь находитесь?

– По римскому! – отрезала Ирина. – Что вы делали двадцать девятого апреля, Яков Михайлович, с семи до девяти вечера?

– Дома был, – зло ответил он.

– А вот этого молодого человека вы видели в тот вечер?

– Я же сказала, он был в гостях у нас! – опередила отца Элла.

Он бросил на неё тяжёлый взгляд, перевёл на меня, потом на Ирину.

– Да. Моя дочь никогда не врёт… Обычно…

– Для протокола сможете подтвердить?

Он молча кивнул и так на меня глянул, что чуть не испепелил.

– Ладно, Жаров, – пожала плечами Закирова. – Раз так, я могу уходить. Вижу, дела у вас тут сугубо семейные, посторонние уши не нужны. Так что оставляю вас со спокойным сердцем. Придёшь ко мне в понедельник. Желательно с… родственниками. Впрочем, их могут и в Москве опросить. С праздником, товарищи. С днём международной солидарности трудящихся. А, забыла совсем. Жаров, тебя ещё и с днём рождения, ты уже не мальчик, так что давай, не вляпывайся больше никуда.

Она, протиснувшись мимо Кофмана и Радько вышла за дверь.

– Я с вашего разрешения накину на себя что-нибудь, – кивнул я. – Вы, товарищи, в кухню проходите. Там кофе, пирог. Угощайтесь пока.

– Я, пожалуй, тоже пойду, – заискивающе глянул на Кофмана Радько. – Звоните, когда освободитесь. В баньку съездим и… Ирина Артуровна, погодите, я вас подвезу…

– Позвоню, – кивнул Кофман. – Спасибо, Вадим Андреевич. Александр, пойдём, поговорим. А ты, оденься и сиди здесь, на кухню не заходи.

Это он дочери приказал.

– Я всё-таки брюки надену, – усмехнулся я. – А то вдруг вы действительно угрозы решите свои исполнить. Хоть какая-то защита.

– Ты дохохмишься у меня, – рыкнул он, скинул кожаную куртку, бросил на стул и двинул на кухню.

Не разуваясь, между прочим.

Я зашёл в спальню. Элла была как бы полна решимости, но и… дрожала, как осиновый лист. Боялась родителя.

– Не сознавайся, что мы… – прошептала она. – Ну… короче…

– Ладно, – улыбнулся я и легко поцеловал её.

Так, чтобы просто подбодрить. Она благодарно кивнула. Кажется, поддержка была сейчас не лишней.

Я вошёл на кухню. Налил кофе Кофману и подлил себе. Он сидел за столом и смотрел волком.

– Угощайтесь, – кивнул я.

– Я смотрю, ты так с ментами и крутишься? – хмуро бросил он и глянул исподлобья.

– Моя хорошая знакомая, помогала мне с тем делом. Подруга вашего Радько. Это же он нас свёл. Помните, я к вам обращался какое-то время назад?

Он мотнул головой, давая понять, что говорить хочет не об этом.

– И что ты наделал двадцать девятого апреля?

– Я? – пожал я плечами. – Ничего. Один негодяй оговорить пытается. Зубатый, тот самый. Это всё та же история тянется. Не уймётся никак. Хочет в камеру засадить, чтобы можно было выбить из меня ваш портфель с деньгами. Там ведь ему никто не помешает.

– Вот козёл, – покачал головой Кофман. – Уверен, что он с Ананьиным связан?

– Боюсь, другого разумного объяснения у меня нет.

– А то дело? С ограблением. Помнишь, ты спрашивал?

– Забудьте, – великодушно махнул я рукой. – Всё обошлось, уже ничего не надо.

– Кручёный ты мальчонка, – сощурился он. – Но дочь мою трогать нельзя было, ясно? Я тебе сказал исчезни, значит надо было исчезнуть.

Ну, вообще-то я и исчез. Мне они оба даром не были нужны… До сегодняшней ночи. Теперь уже просто так не отмахнуться, конечно…

– Она же девчонка совсем, ты что не видишь? – продолжил он. – Влюбилась дура в рыцаря на белом коне. Прилетел, спас, улетел. Да ещё смазливый. Ясно, у девки мозги набекрень съехали сразу. В глазах любовь одна. А на самом-то деле, ты ведь не подарок.

– Так я же вам сам говорил, что не подарок…

– Не перебивай! И баб у тебя, как грязи, я уверен. Не удивлюсь, если ты и эту Ирину дрючишь, иначе чего это она сюда проскакала?

– Восхищаюсь я вашей прозорливости, Яков Михайлович, – усмехнулся я.

– Не огрызайся, – хлопнул он ладонью по столу, давая понять, что гроза ещё не прошла. – Взять невинную девочку и уложить в койку – это знаешь ли, херовый подвиг. Не красит это тебя!

Ну, допустим, не такую уж и невинную, чай в Москве живёт, да ещё и в меде обучается. Да и в койку её не я затянул. Но говорить это я, разумеется, не стал.

– Только не надо мне заливать, что ничего у вас не было! Не нужно меня за идиота принимать, я жизнь-то получше твоего знаю.

– Рано нам жениться ещё, – спокойно сказал я.

– Что?! – взревел Кофман. – Это уж не ты решать будешь!

– Посудите сами, – пожал я плечами. – Первая влюблённость слетит, и увидит дочь ваша чужого человека, которого не очень хорошо знает. И, может быть, он ей не очень-то понравится. И что тогда? А если он к тому времени уже и в бизнес семейный интегрирован, а у неё под сердцем ребёночек шевелится? Что делать? Вдруг разочаруется?

Он сжал челюсти и снова стукнул по столу, на этот раз кулаком. Кофе из чашки выплеснулся и я поднялся, чтобы взять тряпку и протереть стол. Дверь в этот момент резко распахнулась, стукнулась о стену и кухню наполнило дребезжание стекла.

– Не разочаруется! – настырно и твёрдо воскликнула Элла. – Не разочаруется!

Она была в джинсах и футболке. Отец обернулся и внимательно посмотрел на неё. Она взгляд его выдержала и глаз своих не прятала.

– Папа, я за него замуж хочу!

Я чуть не рассмеялся. Нет, момент был, в каком-то смысле, трогательными из-за этой практически детской непосредственности, но и забавным тоже.

– Значит так, – повернулся ко мне Кофман. – Испортил девку – женись. Правило простое.

Элла взглянула на меня с испугом, опасаясь, что я начну раскрывать родителю глаза на современные столичные нравы, но я не начал. Дух джентльменства ещё никто не отменял.

– Умей ответ держать. Люби её и заботься о ней, ясно? Ну и, разумеется, в этой дыре тебе оставаться нельзя. Я помогу перебраться обратно в Москву. Сколько ты уже отработал?

– Меньше года.

– Ну… Ничего, решим. Ты кто по диплому, инженер?

– Инженер, – улыбнулся я.

– Инженер… – задумчиво повторил он. – Думаю, смогу тебя в Моспродторг пристроить.

Да-да, как раз туда, где головы скоро полетят. Относительно скоро, конечно…

– Жить будете на «Белорусской», там где ты меня искал, помнишь? Что ещё? Машину сделаем… Ну, а всё остальное в твоих собственных руках. Работай, не будь дураком, и всё у тебя будет хорошо. Главное, чтобы дочь моя счастлива была и радостна. Вопросы?

– Есть, – кивнул я.

– Ну, вот и молодец.

– Нет, в смысле, есть вопросы.

– Ну?

– Сразу жениться не будем. Во-первых, это неосмотрительно, если развод – придётся делить совместно нажитое, а зачем вам со мной делиться?

– А во-вторых?

– А, во-вторых, пусть посмотрит на меня, понаблюдает. Притереться надо. Сейчас многие так делают. Прежде, чем к алтарю идти, живут вместе привыкают друг к другу, чувства проверяют и всё такое. Это практический подход.

– Сразу и не получится. Сначала нужно будет тебя перевести обратно, а на это с месячишко уйдёт, не меньше. Будете письма писать друг дружке, чувства проверять. А потом уже распишетесь. Ясно?

– Я православный, мне венчаться надо.

– Какой ты православный? Ты же комсомолец!

– Одно другому не мешает.

– Так, всё! По существу вопросы есть? Нет! Если что, я тебя лично кастрирую и сдам мусорам. Ещё и статью придумаю поинтереснее.

Вопросы, конечно, были, как не быть? Но сейчас я решил воздержаться. Вся эта история выглядела довольно потешно, казалась неправдоподобной, словно была вытянута со страниц старинных романов про папеньку самодура.

Кончилось всё тем, что Кофман позвонил Радько, а потом загрёб дочь и поехал обедать, а потом и в аэропорт. Правда, самолёт был вечерним, и Элла хотела побольше времени провести со мной, но отец и слушать ничего не захотел.

– Намилуетесь ещё, – заявил он. – Вся жизнь впереди. Ветры перемен уже задули. Просто подумайте и приготовьтесь их принять. Перемены…

Ещё он сказал, чтобы я был готов конкретно к тому, что в ближайшее время меня будут переводить из Верхотомска в столицу.