– Поздравляю, у тебя отходняки, – криво усмехнулся Леджер. – Зато боли не чувствуешь. Ладно, бро, рад, что ты не при смерти. Я забегу еще как-нибудь, идет? Надеюсь, не поймают.

– Поговорю с врачом, попрошу, чтобы тебя пускали, – тихо произнес Нэйт.

Леджер и правда скоро ушел, а Нэйт подумал о том, что лекарства, о которых говорил друг, не обладали ни каплей обезболивающего эффекта.

– Надеюсь, тебе уже лучше? – без предисловий спросил отец, уверенным шагом проходя в палату.

Нэйт полулежал на кушетке и читал Фаулза. Томик ему на днях принесла мама, а няня, теперь ставшая в их квартире домработницей, притащила крошечную баночку тягучего меда.

– Здравствуй, пап, – спокойно ответил Нэйт и отложил книгу. – Мне лучше.

– Я рад.

Кристиан был как обычно бледен, но глаза сейчас показались Нэйту особенно прожигающими. Будто отец только что вставил в мозг сына самый кончик тончайшего раскаленного прута и чуть надавил.

– Восстанавливаешься довольно быстро, – довольно продолжил он, разглядывая его. – А что насчет твоих снов? Джулия говорила, ты на что-то жаловался?

Нэйт удивился, что отец вообще об этом заговорил. Обычно плевать он хотел на сына, не говоря уже о каких-то там снах. А тут проявил искренний интерес.

– Возможно, это побочка от лекарств, – пожал плечами Нэйт. – Не знаю, как объяснить… На сны это не очень похоже. Скорее, на… На воспоминания.

Стоило ему произнести это, как в черных глазах Кристиана вспыхнули угли. Мальчишка даже слабо дернулся, будто пытался скинуть с себя взгляд отца, но мужчина подался лишь ближе.

– Воспоминания, – шепотом повторил Эшбёрн, и уголки его губ поползли вверх. А Нэйт покрылся гусиной кожей, потому что казалось, что рот отца функционировал отдельно от остальных частей его тела. Лоб и щеки не двигались, брови тоже оставались неподвижны, а уголки губ все тянулись вверх. Разве так бывает?

Нэйт потер глаза и снова открыл их, едва не вскрикнув, ведь лицо Кристиана теперь находилось в каких-то пяти дюймах от его головы.

– Пап?..

– Расскажи мне все. Что тебе показали в этих видениях? – спросил он с плохо скрываемой жадностью.

– Я видел… То есть я был другими людьми, – выдавил Нэйт и вдруг начал говорить быстрее, словно верил, что если кто-то тщательно его выслушает, эти сумбурные видения наконец покинут его голову. – Я проживал другие жизни. Был кузнецом, мальчишкой-сиротой, которого, кажется, загрызли бешеные псы… И вроде бы однажды я оказался в теле пожилой женщины. Она не уехала из своего старого дома, где на заднем дворе была могила ее мужа. Мне кажется, она и я в ее теле… В общем, она была сумасшедшей, – прошептал Нэйт. – Я чувствовал, что она не понимает, что и зачем делает. Однажды она долго смотрела в окно, а вокруг выли сирены. И потом… – Нэйт тяжело выдохнул и зажмурился. – Мне стало так страшно, я хотел закричать, спрятаться. Но она стояла, как дура замороженная, и снаряд упал прямо в ее дом. Прямо в нее… Пап, это не сны. Это не похоже на сны! Я как будто раз за разом проживал эти ужасные жизни, ощущал то же, что и все эти люди!

Кристиан закивал и внезапно погладил сына по щеке. Во мгле его глаз вспыхивали искры торжества.

– Ты видел те жизни, которые действительно когда-то прожил, Нэйт.

– Что?

– Это долгий разговор, – ласково улыбнулся Эшбёрн, а Нэйт подумал, что отец так не ликовал, даже когда его сын занял второе место на соревнованиях по тхэквондо, выступив против достойного соперника. – Но я рад, что ты начал вспоминать. Должно быть, этому способствовала эмоциональная встряска. Вот почему мою фамилию нужно заслужить, сын. Мы отличаемся от обычных людей. Мы иные. И тебе еще предстоит доказать, что ты тоже такой, как я.

Глава 4

Оставшееся время, которое Нэйт провел в госпитале, он размышлял об отце и этих видениях, и все его умозаключения расползались в разные стороны, как неугомонные тараканы. Он не мог найти всему случившемуся логическое объяснение. Если эти видения вызваны какими-то препаратами, то почему отец убеждал его, что все увиденное – правда? Почему болтал какую-то дичь о прошлых жизнях? Может, он и сам сумасшедший? Но тогда выходило так, что и Нэйт унаследовал психическую болезнь отца. А этот вывод ему совсем не нравился.

Он попытался хоть что-то узнать у матери. Должна ведь она быть в курсе, псих ее муж или нет? Но она, услышав подобные вопросы, лишь вытаращила глаза и велела Нэйту не доставать ее глупостями. Один раз он решился и написал Кристиану сообщение: «Скажи честно. Мы шизофреники?»

Ответ пришел спустя половину дня.

«Не занимайся ерундой. И не разочаровывай меня».

К этому моменту странные сны почти оставили его. Иногда по утрам Нэйт вспоминал, что ночью вновь видел жизнь кузнеца, которому одним несчастным днем оторвало руку, но в круговороте школьных событий он окончательно забывал об этом или попросту переставал обращать на эти нечеткие обрывки внимания.

Они вновь много времени проводили с Леджером. Друг повадился таскаться на окраины и в неблагополучные районы Эдинбурга, активно интересовался девушками и наконец лишился девственности. Нэйт с этим не то чтобы не торопился, просто все это время ему было не до того. Приходилось как-то свыкаться с мыслями о бездушном поступке отца, бросившим сына на ринг против борца MMA, затем все его силы организм направил на собственное восстановление, да к тому же приходилось каждую ночь сражаться с жуткими видениями. Нэйт в конце концов решил считать их последствиями вливаемых в него препаратов.

– Виски, ты должен наконец ощутить этот кайф, – сверкая глазами, болтал Леджер, устроив руку на плече друга и навалившись на него всем телом от избытка эмоций. – Я думал, сдохну от разрыва сердца, клянусь!

Нэйт усмехался и качал головой. Он ни разу не влюблялся, хотя некоторые девчонки в школе ему нравились. Он не считал себя красавчиком, но и уродом тоже не был. А еще, благо, пошел не в отца, а в кого-то из родственников матери. Назвать Кристиана Эшбёрна красивым никому бы и в голову не пришло. Он и на человека-то был мало похож… Какая-то гребаная кукла с мужским лицом из фильмов ужасов.

– Подруга моей Эшли спрашивала о тебе, – подмигнув Нэйту, сообщил Ледж. – Так что готовься в эти выходные ворваться в мир удовольствий.

– Как она вообще выглядит? – напрягся Нэйт.

– Нормально она выглядит. Два глаза, один нос и один рот.

– Блин, Леджер!

Бёрнс уже открыто ржал, едва ли не сгибаясь пополам.

– Слушай, да покатит. Ты ж не жениться собрался. Поверь, в первый раз плевать, какой у нее типаж. Тебе, кстати, кто больше нравится? Блондинки, брюнетки?

Нэйт пожал плечами и выхватил из пальцев друга пачку сигарет. Выбив одну, он сунул ее в рот, и бумага мгновенно приклеилась к нижней губе.

– Да не знаю даже, – наконец ответил он, а Леджер дал ему прикурить и хлопнул по плечу.

– Вот видишь! Тебе не о цвете волос думать надо. Девчонки старше на два года, сами покажут, что делать. Не ошибешься. Защиту только надевай. Нахер надо заразиться какой-нибудь дрянью.

– Спасибо, что просветил, папочка, – скривился Нэйт, пихая Бёрнса в плечо.

– Всегда пожалуйста. Обращайся еще, – хрюкнул друг, захлебываясь смехом. – Значит, забились. В субботу вечером торжественно прощаемся с твоей…

– Еще раз скажешь «девственность», и я выбью тебе зубы, – процедил Нэйт.

– Без них я буду не так привлекателен для Эшли. Так что все, молчу.

Он провел сложенными щепотью пальцами по губам, будто застегивал их на молнию. Чуть вьющиеся на концах светлые волосы Леджера растрепал ветер, и он смешно щурился, когда их кончики лезли ему в глаза. Нэйт выпустил дым прямо другу в лицо, получив в ответ тычок в солнечное сплетение. Леджер демонстративно нахмурился, но в глазах плясали веселые чертики. Они с Нэйтом никогда не ссорились всерьез.

Все случилось после полуночи, в квартире с низкими потолками и потемневшими от времени обоями с цветочным узором. Неуютно, некрасиво, даже как-то депрессивно. Но обстановка занимала Нэйта меньше всего. Его познакомили с подругой Эшли, которую все отчего-то звали Лапочкой. Ее имени он так и не узнал. Блондинка с короткими волосами и косой челкой. Голубые глаза были густо подведены синим карандашом и казались неправдоподобно огромными. Тонкие губы, широкий рот. И вроде бы симпатичная, но Нэйт не чувствовал ничего, кроме дикого волнения, а слышал только шум крови в собственных венах. Они пили виски, Леджер сунул ему в пальцы сигарету, и дальше все прошло, как в тумане. Лапочка взяла его за руку и повела в дальнюю комнату, оказавшуюся крошечным квадратом, с матрасом у дальней стены и печально обвисшей занавеской на единственном окне.

Пока они шли сквозь толпу незнакомых ему парней и девчонок, он, не моргая, смотрел на ее ноги в сетчатых чулках и задницу, прикрытую коротким подолом бордового платья.

«Неужели она считает, что это выглядит красиво?» – промелькнула в голове слабая мысль, но ее тотчас задавил животный инстинкт, велевший немедленно стащить это уродство с готовой на все девицы.

Лапочка стонала так громко, что в какой-то момент Нэйт испугался, как бы в их комнату не вломились остальные. Ему отчаянно захотелось зажать ей рот ладонью и поскорее покончить со всем этим. Со вторым он справился, содрогнувшись несколько раз от накатившего удовольствия. Лапочка что-то бормотала, но он уже застегивал ширинку, улыбаясь немного нервно.

Домой Нэйт вернулся ночью и с удивлением обнаружил, что Джулия сидела в кресле около электрического камина. В воздухе витал сладковато-ореховый аромат табака – она курила «Данхилл». Пепел с зажатой между указательным и средним пальцами сигареты упал прямо на лакированный паркет.

– Твой отец наведывался, – глухо сообщила она, даже не спросив, где носило Нэйта.

От него самого несло табаком и спиртом, потому он отошел в другой конец гостиной и пробормотал:

– Понятно. Уже уехал?

– Уехал. В свой клуб.

– Мм.

– Плохие новости, Нэйт, – вдруг сказала мать и обернулась, смерив сына немного рассеянным взглядом. Наверняка видела, что он не совсем трезвый, но комментировать его состояние не стала. Нэйт со злостью подумал, что ей плевать, и перестал сутулиться. Расправил плечи и с вызовом вскинул подбородок. Пусть только попробует отчитать, ему тоже есть что ей предъявить.

– Что стряслось?

– Твой кузен Томас сильно пострадал в аварии. Его поместили в реанимацию.

Нэйт ошарашенно уставился на маму и медленно провел ладонью по вихрастой макушке.

– Дерьмово… То есть очень жаль.

– Да. Жаль.

Джулия затянулась, выпустила дым через нос и стряхнула пепел на пол, хотя рядом стояла керамическая пепельница в виде ракушки.

– Он жив вообще? – уточнил Нэйт, переминаясь с ноги на ногу.

– Жив. Но прогноз крайне неблагоприятный.

– Ого… Ну…

– Ты понимаешь, что это значит? – внезапно перебила его Джулия, поднялась с кресла и подошла к сыну. Нэйт удивленно вглядывался в зеленые глаза матери. – Послушай меня. Ты родился с гетерохромией, а Томас был аутистом.

– Был? – опешил Нэйт. – То есть… погоди, что? Он аутист?

– А ты не замечал?

– Ну… Вообще, да. Он необычно себя вел. Почти не говорил.

– Вот именно. Я думала, что ты и так это понял. Теперь же он вообще вряд ли сможет разговаривать, да и ходить тоже. Три месяца назад родилась девочка…

– Мам! – воскликнул Нэйт, отшатнувшись. Лавина информации придавила плечи. – Что ты такое говоришь? Какая девочка?!

– У Эшбёрнов родился еще один ребенок. От одной женщины в Бельгии, – тихо повторила она и нервно затянулась, выпустив дым в сторону. Нэйту до искр в глазах захотелось выхватить у нее сигарету и окутать себя дымом как изнутри, так и снаружи. – За ней пока наблюдают. Надеются, что отклонений не будет. Но пока что ты – единственный кандидат на продолжение рода Эшбёрн. Самый вероятный кандидат… И это накладывает на тебя определенные обязательства.