Расколотое сознание (страница 2)
– Да кто угодно. Или тёлку твою отбить захотят. У тебя же были девушки? – продолжает расспрос, не оставляя надежды на прекращение этого нелепого разговора.
– К чему такие вопросы вообще?
Нет.
Не было у меня никого. Но если считаются фантазии – то я ловелас.
– Жалко тебя, чувак. Твои заслуги отнимают родители. Девчонки забывают сразу, как увидели. Ты и из дома по-любому не выходишь.
– Откуда тебе всё это знать?
Я вздыхаю с грустью, подтверждая его слова.
– Я экстрасенс.
В шутку машет рукой перед моим лицом. Высмеивает.
– Погнали на нормальную вечеринку, покажу, что такое веселье. Это не твой тухляк, – предлагает он, всё ещё не отводя от меня взгляда. Я же стараюсь не встречаться с ним глазами, смотря куда угодно, только не на него.
К нему подходит Тая и её подруга. Майк ждёт от меня ответа с поднятыми бровями, изогнутыми по середине. Я перевожу взгляд с одной девушки на другую, и на Майка.
– Нет, благодарю.
– От чего отказался? – интересуется Тая.
– От тусы.
– Не хочет как хочет, – говорит девушка с волосами цвета вишни, и пожимает плечами.
Я смотрю на неё через узкие щёлочки глаз. Она спасает меня или издевается?
– Сынок, Артурчик, – мама появляется из-за спины и вдруг встаёт передо мной, – твои друзья тоже музыканты?
– Нет.
– Нет? – удивляется она.
Представляю, с какой предвзятостью она их анализирует.
– Всё, пойдём. Отойдите с дороги, – она хватает меня за локоть и тянет мимо крутых ребят.
Я её собственность!
Я затормаживаю пятками.
– Не надо так делать!
– Как, Артур?
– Хватать, тащить, решать за меня!
Ого, я умею спорить. Но как жалок мой голос.
– Плохое влияние приводит к наркотикам, – тихо произносит она запретное слово в нашей семье.
– Мы все учимся в одном колледже. Они… нормальные.
Ложь.
– Старался бы лучше, учился бы в музыкальном университете. Пойдём домой, будешь репетировать. Может, ещё успеешь поступить на следующий год.
Самое худшее, что Тая и Майк слышат каждое слово. Смеются над нами.
Какой позор.
– Я сегодня пойду на вечеринку, поэтому никаких репетиций. Я устал.
Я высвобождаю руку из её хватки. Мать изумлённо приоткрывает рот и часто моргает. Я не ударил её, но выражение лица свидетельствует об обратном.
– Дома поговорим вместе с отцом. Он-то мозги тебе вправит.
– Сначала себе вправьте.
Я подхожу к Майку.
– Я приду. Куда идти и во сколько?
Я бунтарь. Никто меня не остановит. Кроме отца. Его хватка сильнее маминой. Он подслушивал наш разговор.
– Продиктуй свой номер, напишу тебе, – напоследок просит Майк, улыбаясь. В глазах Таи что-то вроде уважения.
– Молодой человек, не смейте писать моему сыну!
Пока отец оттаскивает меня от Майка, я громко диктую свой номер, как будто пою не в рифму.
– Дома отдашь мобильник.
Дома я его отдаю, но сообщение пришло намного раньше.
Их вечеринка начнётся в десять вечера в загородном доме неизвестного мне человека. Я не горю желанием туда ехать, и делать мне там нечего. Но поеду.
Пусть родители вспомнят, что у меня есть своя личность.
Глава 2
У труса всё стабильно
Я стою у дверей и сжимаю ключи от квартиры потными руками. Родители на кухне обсуждают мою дальнейшую жизнь.
Я в рваных джинсах и свитере. Убого.
– Надо переводить его из этого колледжа. Ты видела этих… Девица эта. Макияж её. А парень этот, в майке пришёл на концерт нашего сына!
От голоса отца гудит в ушах.
– Ему осталось учиться два года, ну пусть уже доучивается, – сегодня меня защищает мать, но после её знакомства с Майком этого быть не должно.
– Ты себя слышишь?
– Артурчик у нас хороший мальчик.
Тихо прокручиваю ключ в замочной скважине и выхожу в подъезд. Спускаюсь на этаж ниже. За окном темно. Фонари еле светят.
Таких как я избивают по ночам. Сдачи я не дам, скорее умру в крови.
А дом, в который я собираюсь пойти, чей он вообще?
Перепрыгиваю через две ступеньки. И смелость растворяется в рассеивающемся свете фонарей.
Возвращаюсь домой так же тихо, как и вышел.
Я не смог.
В колледже избегаю Майка и Таю. Вижу их и ныряю в другой коридор.
В столовую, за два года учёбы, ни разу не ходил: слишком большое пространство. Много людей.
Ненавижу людей.
Голоден, но потерплю. Привык.
С Полом сталкиваюсь в туалете. Минут десять ждал, когда все оттуда выйдут, и на перерыв осталось только пять минут.
Здесь такая вонь. Капли мочи у писсуаров.
– Ты слышал, Кайн вчера подрался с Ози! Ну, у них вечеринка была, да ты и не в курсе.
Пол хочет знать всё. Он везде, где слухи. А мне всё равно, что и у кого, если это не связано с Таей.
Я иду на выход.
Дверь открывается и прилетает мне в нос. Я хватаюсь за лицо и отшатываюсь. От боли слезятся глаза. Я ограждал себя от боли, и старался никуда не вляпываться, но, походу, те дни кончились.
Пол осматривает мой нос и уходит за салфетками. Кровь из носа течёт к губам, от ярко-красного кружится голова, Майк у входа как полупрозрачное розовое пятно.
– Забыл о нас, Артём?
Многие знают, когда вовремя войти и вовремя выйти. У меня всё да наоборот. Вся жизнь вверх тормашками.
Сминаю бумагу и сую в ноздри.
– Я, Артур, – бубню, в очередной раз напоминая Майку, унижая этим себя. Да весь мой вид – это унижение человечества.
– Забыл? О чём забыл? – шипит Пол мне в ухо.
О, какая жалость, я что-то скрыл, оставил при себе, а не разболтал, как любитель делать он.
– Родители заперли бедного мальчика?
Из зеркал на меня смотрит неудачник с бумагой в носу и кровью на губах. И уверенный, надменный Майк.
Разные, как огонь и вода. Поэтому мне не видать Таю около себя.
– Я был занят.
– Эй, – смеётся Майк, обращаясь к Полу, – чего это твой друг такой занятой?
– Так он же пианист, домосед.
Майк, обхватив руками живот, заливается смехом и сгибается.
Пол придурок.
Звонок трезвонит, оповещая о начале пар.
Делаю шаг вперёд, но Майку на мои попытки выйти пофиг. Его припадок стихает. Серые глаза, холодные, как январские ночи, приковывают к месту, превращая в ледяную статую. Грудь пронзает дрожь.
– Я всем сказал, – серьёзно начинает, – что придёт пацанчик, развлечётся. Чтобы никто тебя не трогал, а ты что сделал?
Мои пальцы дрожат. Одна бумажка вылетает из носа, и я вижу на ней кровь, меня пошатывает от лёгкого головокружения. Мутит. Скорее бы всё это закончилось, пока я не потерял сознание.
Пол убегает в туалетную кабинку.
– Что я сделал?
– Не пришёл.
Длинные пальцы берут меня за воротник рубашки и тянут. Костяшки больших пальцев вонзаются в подбородок, но я стараюсь держать голову прямо.
Появляется шанс доказать, что я не потерян:
– Не захотел и не пришёл.
Вот бы твёрдости в голосе, громкости, дерзости, а не писка мышиного.
– Да ты что!
Отпускает воротник, толкает в грудь, и я отлетаю на несколько шагов назад. Поскальзываюсь на мокрой плитке, но удерживаю равновесие.
Майк складывает руки на груди.
– Сегодня в десять. У меня дома.
– Что, зачем?
– А можно и мне? – выглядывает Пол из кабинки туалета.
– А ты лох?
Усмешка на губах Майка. Издевательства над нами его развлекают.
– Я не лох! – уверяет Пол, выходя из кабинки. Погружает пальцы в волосы цвета тёмного шоколада, растущие небрежно вверх.
– Тогда нельзя.
Потупляю взгляд, и качаю головой. Вот тебе и популярность. Лох.
– А, так я тоже лох, и трус, и…
– Помолчи, лады? Или помочь заткнуться? – холодный взгляд перемещается на Пола.
Я опаздываю на пары, но это херня по сравнению с тем, что происходит в этом вонючем туалете.
Поднимаю голову. Внутри я озлоблен, и я вымещу злость на Майка. Всё ему выскажу. Здесь и сейчас.
– Я приду, только не трогай Пола.
Это так я всё выскажу? Какой же я дебил.
Вынимаю из ноздри оставшуюся бумажку. Целюсь ей в помойку, бросаю и промахиваюсь. Майк проследил за моей попыткой выпендриться.
Усмехается.
– Замётано. Не придёшь, оставлю тебя без пальцев, – усмешка на губах Майка идеально вписывается к продолжению его речи: – Твоего самого дорогого.
И счастливый Майк покидает туалет.
Глава 3
Тени и призраки
Может, сломанные пальцы не так уж и плохо. Смогу передохнуть от репетиций.
– Мы играем Баха, а ты начинаешь Моцарта. Не определиться? – моя репетитор Анна Владимировна донимает меня уже час.
Я занят другим, и мои пальцы поддёргивает в нервном тике. Мысли в тугом узле не могут распутать ни одно обсуждение с самим с собой.
Думаю об угрозе Майка, и вечеринке, на которую не хочу идти. Вчера была драка. Значит, и сегодня будет.
Тусуются каждый день. Бухают, курят, дерутся. А выглядят счастливыми, здоровыми… и свободными.
А я как будто заперт в клетке из клавиш.
Преподавательница по музыке кружит вокруг меня, как курица-наседка. Держит указку, стучит кончиком по нотам. Разорвать бы нотную тетрадь, выкинуть клочки бумаги на улицу и наблюдать, как ноты, подобно пеплу, ложатся на асфальт.
– Я скажу твоим родителям, что ты сегодня ужасно играешь. Они мне за что платят? А?
Смотрит на меня маленькими глазками. Кривится от недовольства.
Что вам всем от меня нужно? Отвалите, и с концами.
И платят всё равно с моих концертных денег. Мне родители отдают малую часть. Всё заработанное мной они оставляют себе, пряча в ящик в своей комнате.
– Извините… Я задумался.
Бормочу извинения, вместо того, чтобы послать. Вот в этом весь я. Злость прожигает сердце, а язык ворочается в оправданиях.
– Давай, начинай заново.
Она встаёт позади, ложится большой грудью мне на спину. И жмёт на клавиши, будто я не знаю, как начать мелодию.
– Понял?
Она трётся щекой о мою щеку. Я отворачиваюсь от её лица и жду, когда она отойдёт. Затем я кладу пальцы на клавиши.
Звучит протяжный, лёгкий, тревожный и заунывный звук. Музыка отражает моё настроение. Я играю всё лучше и лучше. Я отправляюсь в очередной полёт, подальше от суеты.
Мои пальцы парят над клавишами, словно птицы, затем приземляются на них и снова взлетают. Они создают мелодию, знакомую до тошноты.
В комнате есть только я и пианино. Всё остальное – тени и призраки. И я изгоняю их, проводя пальцами по клавишам.
Я зову родителей ужинать, дожидаюсь, когда они сядут за стол и прокрадываюсь в их комнату.
Мои деньги в ящике стола. Мне нужно на такси, чтобы добираться до дома Майка не пешком. Новый адрес уже пришёл в сообщении. Мама не отпускает меня на улицу без телефона, а дома она его забирает.
Ящик заперт на ключ и не поддаётся. На столе порядок, никаких лишних вещей. Я прислушиваюсь: вилки стучат об тарелки, вода закипает в чайнике.
Обхожу комнату, заглядываю в каждый угол, проверяю открытые ящики. Ключа нигде нет.
На карманные расходы выдадут только завтра. Я совершеннолетний, застрявший для матери с отцом в четырнадцатилетнем возрасте. Они говорят: «Пока живёшь в нашей квартире, не нарушаешь правил». Но забирают деньги за проведённый концерт, сразу, как я их получаю. Уничтожая на корню мои попытки сбежать.
Наверное, я сам виноват. Четыре года назад, когда родители предложили заняться музыкой, ещё без давления, я согласился. Ну а теперь я даже не могу взять заработанные бабки.
– Что ты делаешь в нашей комнате?
Отец, приподняв подбородок, пялится на то, как я пытаюсь вырвать ящик из стола.
– Мне нужны деньги…
– Зачем?
Оставляю ящик и покорно склоняю перед папой голову.