– Тише, Сережа спит! Тише!

Глава 8
Кремлевская больница. Райх

Вновь и вновь мысленно возвращаясь в то беспредельное время, Хлысталов не уставал задавать себе вопрос: почему? Почему все-таки большевики не вытащили Есенина из Шереметевской (Склифа) и не уничтожили его, как многих других неугодных им людей?

Более того, Есенин попадает в Кремлевскую больницу. Чудовищное противоречие: с одной стороны, стоило какому-нибудь прохожему на пьяного Есенина указать пальцем, и, не особенно разбираясь, его тащат в милицию, заводят дело, готовятся к суду, с другой стороны, этого скандалиста кладут в главную лечебницу большевистских вождей, охраняемую ОГПУ и той же милицией. Разумеется, попасть туда Есенин мог только с ведома и санкции партийной верхушки – тех, кто большевикам был не нужен и опасен, «вылечивали» во дворе и в подвалах Лубянки. Так, Ганина ОГПУ расстреляло, обвинив его в принадлежности к фашистской организации.

Как же могли уживаться оголтелая травля поэта и трогательная забота о его здоровье? Как бездомный, беззащитный поэт мог оказаться в такой больнице? Ответ, видимо, надо искать в новом витке борьбы за власть.

По хорошей отдельной палате Кремлевской больницы перед Есениным, сидящим на подоконнике, взад-вперед расхаживает Вардин, заведующий отделом печати ЦК ВКП (б).

– Я настойчиво советую вам, Сережа, начать работу над темой революции и ее вождей, – размеренно говорит он с заметным кавказским акцентом. – Но прежде надо ответить на вопрос: с кем вы?!

– Мать моя – Родина, я – большевик, Илларион Виссарионович, – отшутился Есенин, простовато улыбаясь.

– Мы все большевики! – не принял шутки Вардин. – Скажите, кто для вас самая яркая личность, способная, на ваш взгляд, после смерти Ленина встать во главе? Стать большевистским вождем?

– Я не вижу принципиальных различий между большевистскими вождями, – ответил Есенин, стараясь разгадать, куда клонит этот партийный чиновник.

– Как вы относитесь к Троцкому? – напрямую спросил Вардин.

Каким-то звериным чутьем Есенин уловил подвох в этом неожиданном вопросе.

– Я к Троцкому? Честно? Я честно к нему не отношусь!

Вардин довольный захохотал:

– Молодец! Чувствуется крестьянская мудрость!

Есенин догадался, что хочет услышать от него Вардин, и совсем простодушно добавил:

– Не знаю! Мне, откровенно говоря, Зиновьев больше по душе. Он человечней, доступней, что ли…

Вардин поверил в искренность Есенина.

– Доверяйте душе своей, Сережа, доверяйте! У Зиновьева немало заслуг перед большевиками, перед революцией… Он долгое время был в тени Ленина, являясь его ближайшим другом. Он поставил на службу Ленину свой талант оратора и организатора. Скажу вам еще более откровенно: многие статьи Ленин написал в соавторстве с Зиновьевым.

– Ленин? В соавторстве? – продолжал наивничать Есенин.

– Да-да! А знаете ли вы, что они вдвоем несколько месяцев жили в шалаше, в Разливе накануне Октябрьского восстания?

«С милым рай и в шалаше!» – подумал Есенин, а вслух сказал, сдерживая смех:

– Надо же! А я-то думал! А Крупская… как же? Она что, не против была?

– У вшивой куме одно на уме! – захохотал Вардин, поняв намек Есенина. – Какой ж вы хулиган, Сергей Есенин! Но я не сержусь. Вы, поэты, думаете, если большевик, то шутить не умеет. Юмор нам тоже не чужд! Вы, Сергей, где живете?..

– Где придется, – пожал плечами Есенин.

– Вай, вай, вай! Такой поэт, и не имеет своего угла! Непорядок, – запричитал Вардин, цокая языком. – Я лично прослежу, чтобы вам выделили хотя бы комнату! А пока мы с женой были бы рады предложить вам временно поселиться в нашей квартире! Места хватит… квартира великолепная…

– Нет! – категорически отказался Есенин. – Никому не хочу быть обязанным! Нет! Спасибо! – а про себя подумал: «В золотую клетку заманиваешь, кацо».

– Напрасно, напрасно, – огорчился Вардин. – Как знаете! Кстати, я недавно на заседании ЦК разговаривал с Зиновьевым. Он мечтает видеть вас в Ленинграде.

– Зачем? – насторожился Есенин.

– Видимо, хочет поговорить о поэзии, о литературе, вообще об искусстве. Об издании вами журнала «Вольнодумец». Он также предлагает вам выступить в зале бывшей Городской думы! Представляете, афиши по всему Ленинграду: «Сергей Есенин»! Сейчас в Москве о таком выступлении вы не можете и мечтать, а?

«Как же я им нужен сейчас! Эти люди зря ничего не делают!» – размышлял Есенин, пока Вардин рисовал перед ним радужные планы.

– Заманчиво! А возможно в Ленинграде издать мою «Москву кабацкую»? – открыто поставил условие Есенин.

– Возможно! Все возможно, Сергей Есенин, – обрадовался Вардин, похлопывая его по плечу. – Только надо жить и работать так, как я вам советую! И тогда у вас будет и свое жилье, откроются двери издательств, будет разрешение и средства на свой журнал. Будет все! Если…

– Я приеду в Ленинград! – решительно проговорил Есенин. – Подлечусь и приеду!

– Это мудро, Сергей Александрович, и дальновидно! – не скрывал своего удовольствия Вардин. Еще бы – самого Есенина переманил на свою сторону! – Значит, мы вас ждем!

– Заказывайте афиши!

– Весь внимание! – Вардин взял вечное перо и блокнот. – Весь внимание!

Есенин, подумав, продиктовал: «Сергей Есенин! Прочтет стихи и скажет слово о мерзости и прочем в литературе».

– Браво! Вызов «непопутчикам»?

– Как хотите.

Вардин, записав, спрятал блокнот и перо в карман и протянул Есенину руку, весьма довольный собой и сговорчивостью поэта.

– Я сегодня выписываюсь. До скорой встречи, Сергей свет Александрович! Рад, что мы поняли друг друга! – Крепко пожав Есенину руку, он открыл дверь и лицом к лицу столкнулся с Зинаидой Райх:

– Извините! Я, видимо, ошиблась палатой! Я думала, здесь Сергей Есенин. Извините!

– Вы не ошиблись. Сергей Александрович, к вам очаровательная гостья. Позвольте представиться: Вардин, член ЦК ВКП (б), – напустив на себя многозначительность, он пропустил Райх в комнату.

– Очень приятно. Артистка театра Мейерхольда Зинаида Николаевна Райх, – вежливо улыбнулась и подала руку Райх.

– Как же! Как же! Слышал, – заворковал Вардин, целуя ей руку выше кисти. – Супруга гениального Всеволода Эмильевича Мейерхольда! Рад познакомиться. К сожалению, не видел вас на сцене… Верю, что так же талантливы, как и красивы. Не буду мешать! До свидания, Сергей Александрович! Сегодня же доложу Зиновьеву о нашем душевном разговоре! – и снова, склонившись, поцеловал Райх руку и вышел.

Оставшись одни, Есенин и Райх долго оценивающе глядели друг на друга. Первой отвела взгляд Зинаида. Она подошла к окну и прижалась лбом к стеклу, постояла так с закрытыми глазами и, когда через какое-то время отстранилась, отчетливо увидела в стекле свое отражение. «Красивая», – подумала она. Открыв свой чувственный рот, она подышала на окно. Холодное стекло сразу запотело. Изящным мизинчиком Зинаида Николаевна написала: «Есенин! Я тебя люблю!» Буквы немного продержались, а потом потекли водяными слезами.

Когда Есенин подошел и взял Райх за плечи, она обернулась и бросилась ему на шею.

– Сережа! Я с ума схожу! Что мы наделали? Я люблю только тебя, слышишь?! – целовала она его лицо, вцепившись в кудрявую голову. Их губы слились в долгом страстном поцелуе. Есенин стал срывать с Зинаиды одежду, бросая прямо на пол. А она разорвала на нем рубашку и прильнула губами к его груди.

– Хочу тебя, Сережа! Хочу! Люби меня, родной мой! Люби!..

Есенин поднял обнаженную Райх и положил на кровать. Одним прыжком подскочил и запер дверь, вставив в дверную ручку стул. Вернулся к кровати, с восторгом оглядел обнаженную Зинаиду, прекрасную в своем женском бесстыдстве, и, простонав: «Зинаида!» – упал на нее!..

За окном уже совсем стемнело, когда утомившаяся Райх попросила:

– Все, Сергей, больше не могу! Дай мне отдохнуть!

Тяжело дыша, Есенин лег рядом, и Зинаида положила ему голову на грудь. Нежно ласкаясь, словно насытившаяся кошка, она с откровенностью, на которую способна лишь женщина, бесконечно благодарная любимому за утоленную страсть, призналась:

– Сереженька, любимый… у меня с тобой всегда как в первый раз!.. Я даже теряю сознание от наслаждения…

Это произошло в поезде, когда они в августе 1917-го вместе с влюбленным в Райх Ганиным совершали романтическое путешествие на Север. Русский Север покорил их своей суровой, непривычной красотой. Они побывали в Архангельске, Мурманске, посетили Соловки. Есенин и Ганин наперебой ухаживали за Зиночкой, но по молчаливому уговору она считалась невестой Ганина. Теперь Есенин уже не мог себе ответить, всерьез он тогда был влюблен в Зинаиду Райх, когда, оставшись с ней в купе наедине, взял ее руки и, поцеловав ладони, прошептал: «Я хочу!.. Я хочу на вас жениться», или просто «половодье чувств» захватило его…

Есенин прекрасно осознавал свою мужскую привлекательность! Ответом на это предложение был страстный поцелуй…

В дверь купе постучали.

– Кто там? – спросил в темноте Есенин.

– Это я, – ответил Ганин.

– Не открывай! – умоляюще прошептала Райх.

– Не бойся. Я твой муж! – Он включил свет. – Погоди, Леша, сейчас. – Есенин спокойно натянул штаны и рубаху и открыл дверь. Войдя в купе, Ганин поглядел на Зинаиду, которая сидела, опустив голову, закутавшись в простыню и прижавшись в углу у окна, потом на Есенина, с вызовом усевшегося рядом с ней.

– Простите, ребята… но уже ночь прошла, к Вологде подъезжаем…

Он сел напротив Есенина.

– Что случилось, Сергей? Ты… Она же моя невеста…

– Была твоя невеста… а стала… – он взял папиросу, закурил, – а стала мне женой, Алексей! Прости, так вышло! Мы любим друг друга!

– Ты почему молчишь, Зина? Это правда? Любишь его? – допытывался Алексей, все еще на что-то надеясь.

Райх решительно подняла голову и открыто поглядела на Ганина.

– Правда, Алеша! Я люблю Сережу… Прости, если сможешь! – виновато сказала она и заплакала.

Алексей нежно погладил ее по голове и горько улыбнулся:

– Чего же ты плачешь? Это мне плакать надо… Ну что ж! Поздравляю вас, Зинаида Есенина!

Он поцеловал ей руку и, нахмурив брови, строго сказал Есенину:

– Сергей, если это всерьез, то… непременно венчаться. Я буду у вас и свидетелем, шафером, и дружкой вашим. Нынче и повенчаетесь в моей Вологде… Денег, правда, кот наплакал…

– Деньги есть! – сияя от счастья, что все обошлось миром, сказала Зинаида. – Мне отец из Орла выслал сто!

– Ура! Я все беру на себя! Кольца!.. Невесту нарядим! – Ганин резко встал и вышел в коридор. – Одевайтесь, а то уже подъезжаем.

Был яркий солнечный день. К церкви, где должно было состояться венчание, подъехала пролетка с Зинаидой в наряде невесты и Ганиным в белой рубашке и черном сюртуке, явно с чужого плеча.

– А Есенин где? – привстала Райх, оглядывая собравшихся зевак и нищих перед входом в церковь.

– Вон твой Есенин, – кивнул Ганин. – Цветы тебе рвет.

Есенин торопливо нарвал букет на лужайке за церковью, подбежал к ним и, протянув Зинаиде нехитрые полевые цветы, пробормотал, виновато опустив голову:

– Прости, на настоящий букет денег не хватило…

– Спасибо, Сережа, родной, эти еще прекрасней, – она обняла Есенина, поцеловала.

Повернувшись к Ганину, тоже хотела его поцеловать, но Есенин нарочито грубо одернул Райх:

– Не вешайся на чужих мужиков, коли свой теперь есть!

– Никак не могу опомниться, Сережа! Ты мой муж?!! – счастливо засмеялась Зинаида. – Я на минуту даже не могу представить себе, как сложится наша жизнь, – прошептала она на ухо Есенину, крепко прижимаясь к нему, когда они вслед за Ганиным вошли в церковь. – Хочу иметь настоящую семью, мужа… детей!..

– Сергей! Ты меня не слышишь! – теребила его Райх, лежа рядом с Есениным.