– У нас не было выбора, друг, – я упираюсь ладонями в капот. Голову кружит от слишком ярких красок и обостренных чувств. – За ней охотился Циклоп. Если бы попытались убежать. Были бы уже на том свете. Ну или в школьной столовой.

– Где?

– Не бери в голову. Хочу сказать, что мы сделали все правильно. Наши враги думают, что им ничего не угрожает. Когда Лика остынет, она поймет почему я попросил воткнуть мне Скверну. Поймет, что я жив. И как только я разберусь со своими новыми способностями, можно будет пойти на Теневой клан и достать мою сестру из их лап.

Соловей топчется у машины. Над чем-то раздумывает. Затем срывается с места и решительно направляется к кейсу с инъекциями.

Да. Я совсем забыл упомянуть о том, что Анатолий Соловьев, известный в миру по кличке Соловей, неровно дышит к моей сестре. С тех самых пор, как мы впервые познакомились. Тогда он был на голову ниже и на килограмм тридцать легче. И я понимаю, что задумал этот Дон Жуан.

Толя вновь спотыкается и падает рядом с кейсом. Суматошно двигая конечностями, дотягивается до чемодана. Открывает. Хватает шприц. Теперь мой выход.

Я прыгаю на него сверху. Как на батут. Также мягко, единственное, что не отпружинивает обратно. Хватаю Соловья за запястье. Он не может пошевелиться.

– Дай мне! – орет Толик на всю свалку. – Мы должны ее спасти.

Я понимаю, что разговоры не помогут. Второй рукой тянусь к кейсу и начинаю выливать Скверну из пробирок. Одну за другой. Под вой паренька с разбитым сердцем.

Когда остается пара пробирок Толя находит в себе силы, чтобы стряхнуть меня. Теперь уже он прижимает меня своей тушей к земле. Ровно также, как в тот момент, когда я крутился тут в адской агонии.

– Ты знаешь последствия, – я смотрю на друга, уже набравшего жижу в шприц.

Я могу только попытаться убедить его. Или прибегнуть к такой физической силе, за которую он еще долго не простит меня.

– У тебя уже есть суперспособность, – продолжаю. – Води автомобиль дальше круче всех в этом городе и не порти себе жизнь, друг. Пожалуйста.

Но с конца иглы выпрыскивается Скверна.

Соловей подносит шприц к вене. Я уже не смогу ничего сделать. Если он принял решение, то сделает. Хотя…

Толя уже слишком долго держит Скверну на последнем этапе. Не вводит. И я понимаю в чем дело. Он боится. Как я и говорил, есть у него эта черта. Если бы он еще не видел, как изнемогал я несколько минут назад. А теперь есть над чем подумать.

– Ты не обязан это делать, – у меня получается освободить руку. – Ты не докажешь Лике ничего, если воткнешь эту дрянь себе в тело. А, возможно, сделаешь еще хуже.

– Ты бы знал, как я ненавижу себя за это, – рука парнишки дрожит. Но он все еще не бросил затею. – За то, что не могу просто сделать как ты. Принять решение и действовать.

– У меня есть предложение, – я освобождаю вторую руку и дотягиваюсь до инъекции. – Мы сохраним единственную пробирку. Не будем пытаться ее продать. И если ты когда-то решишь, что укол тебе необходим – я не буду препятствовать. Но сперва посмотришь на меня. На те последствия, на которые я обрек себя.

Пауза.

– Просто у меня не было выбора, а у тебя есть.

Толик нерешительно слазит с меня. Тело тут же обдувает прохладой. Я поднимаю пробирку и переливаю из шприца «Скверну» обратно. Закупориваю. Сажусь в машину рядом со своим другом, который сейчас в полной апатии держится за руль и тупит взгляд о приборную панель.

– Шоколадку? – достаю из бардачка единственный предмет, который вместе с сахаром всегда повышает настроение Соловьева.

– Давай! – тот выхватывает ее у меня из рук и открывает окно.

Несколько минут я наблюдаю за тем, как он выгребает сладости из всех укромных мест своей шестерки и выбрасывает их в окно.

Мы с Анатолием Соловьевым давно знакомы. Вместе трудились еще на рудниках. До исчезновения купола на всех невольных были только кожа и кости. Однако, когда нынешний император пришел в старый город, у нас получилось ослабить пояса. Именно тогда Соловей и сорвался. Превратился в того, кем стал. Буквально за последние семь лет. И сегодня я впервые вижу его таким решительным. Готовым отказаться от своей темной стороны, чтобы стать лучше.

– Ты в норме? – закрываю опустошённый бардачок.

– В норме. Что чувствуешь? – переводит тему на меня.

– Ты про способности?

– Угу.

– Пока только прилив сил.

– Я слышал, что все инъецированные чувствуют легкое покалывание в том месте, которое эволюционировало, благодаря Скверне.

Я стараюсь сосредоточится. Услышать свое тело. Без результата.

– Как будто кончики пальцев пощипывает. Давай просто выйдем и я попробую что-нибудь сделать, – пожимаю плечами и пытаюсь открыть дверь.

Не получается. Соловей обходит с другой стороны и освобождает меня.

– Надо купить тебе новую тачку, – отталкиваюсь от продавленного сидения и вновь оказываюсь посреди свалки.

– Подумай о том, что ты хочешь сделать, – предлагает Соловей. – Мозг сам почувствует куда давать сигнал.

Выставляю руку перед собой. Представляю как над ладонью возникает огненный шар.

– Не то, – чувствую себя полным идиотом и трясу пятерней, словно заевшим пистолетом.

– Попробуй еще раз, – Толя не бросает меня. – Отставь руку назад и попробуй представить шар. Затем бросить его в эту банку.

Соловей подбирает алюминиевую банку из-под «Ред Булла», бежит к огромной куче мусора и ставит ее на старый стул со сломанной спинкой.

– Давай! – кричит с пятидесяти метров.

Я принимаю позу.

– Стой! – орет Толик. – Отойду в сторону. А то еще заденет!

– Чем заденет? Моим огромным, выпущенным из руки, желанием? – бормочу себе под нос и жестом показываю, что жду.

– Теперь давай!

Глубоко вдыхаю. В голове проигрываю момент. Открываю глаза и словно подающий в бейсболе запускаю…ничего.

– Хм, – смотрю на собственные ладони.

Если не получается методом пробы, нужно продолжать сосредотачиваться на чувствах. Понять, что во мне изменилось.

– Может инъекция бракованная? – подходит Соловей и бросает банку туда, откуда взял. – Почему вы решили, что в пробирках Скверна, а не какой-нибудь препарат от бессмертия?

Сперва мне хочется тут же отвергнуть эту догадку, но я немедленно все прикидываю. С досадой понимаю, что Соловьев может быть прав. Уже хочу предложить отправиться в лагерь, но не успеваю.

– Вы че разорались?

Мы с Толиком синхронно оборачиваемся. За спиной стоят трое. Все одеты так, как будто приехали на дачу, достали с чердака самые ущербные шмотки и пошли жарить шашлык. Одно отличие – у всех маски на лицах. Не какие-то особенные. А кто во что горазд. Нашли кусок картона, вырезали отверстия под глаза, добавили пару штрихов и вот один козел, второй, кажется, кот, а третий… Третий не запаривался больше остальных. Колобок что ли…

– Падальщики, – шепчет Соловей.

Надо пояснить.

В общем, падальщики – это клан типов, которые живут за счет того, что заметают следы убийств. Если я хочу кого-то прикончить – звоню связному. Говорю, где забрать труп, а в качестве оплаты они принимают «Visa», «MasterCard», «Мир» – и все это в материальном виде из кошелька убитого. Куда они девают тело человека? А это самое интересное.

Открой форточку. Глубоко вдохни. Готов?

Съедают. А кости измельчают, либо скармливают собакам.

Как эти персонажи оказались тут? Их точно прислал не Циклоп. Во-первых, Теневому клану вообще сиренево повесят на него убийство или нет. К тому же стрелок оставил в живых Соловьева. Наверняка, чтобы показать, что не боится ничего. Если бы нанял падальщиков – убил бы и его. А вот о том, что эти типы проходили мимо по другому заданию, говорит труп, закрытый тканью и лежащий в багажнике старенькой «Тойота».

– Кажется тут еще один трупак, пацаны, – Козел постукивает битой по ладони своей левой руки.

По всем законам жанра сейчас я должен героически разобраться сразу с тремя. Сначала им будет казаться, что они сильнее, но во время битвы у меня проявится какая-нибудь имбовая суперспособность. Потом я отыщу Теневой клан и натяну там всем глаз на задницу.

Однако на такой истории много не заработаешь. Поэтому все будет вообще по-другому и гораздо дольше.

Во-первых. Кто подается в людоеды? Больные психи, которые боятся связываться с живыми. Все, что могут падальщики – просто добить уже беспомощного человека. Собственно, за этим и носят с собой оружие. Почему скрывают лица? Точно не для устрашения. Просто не хотят, чтобы кто-то узнал их. Потому что живут среди обычных людей и надевают маски только для того, чтобы никто не узнал, чем они увлекаются.

Короче говоря. Драться совсем не обязательно.

– Как считаете? – продолжает Козел. – Тоже думаете, что этот жилистый будет не очень вкусным. А вон тот жирный должен быть что надо!

Колобок и кот долго соображают. Я пользуюсь моментом.

– Хочешь знать, что я считаю? – на всякий случай застегиваю карман с единственной пробиркой со Скверной. Чтобы не выпала, если все же придется драться. – Что ты и вся твоя братия – уроды. И не только моральные. Хочешь узнать кто сильнее – нападай. Только подумай вот над чем.

Подхожу ближе и втыкаю указательный палец в грудь падальщика. Продолжаю, приблизившись к уху людоеда:

– Я не забью тебя до смерти. Сниму маску и сфотографирую. Отправлю твою физиономию в сеть и больше тебе не будет никакой жизни среди людей. И если ты думаешь, что я зеленый аристократ, заблудившийся ночью на свалке – то ошибаешься. Ну так что? Вы идете по своим делам или потанцуем?

Пауза. Всего несколько секунд, но тянется как будто вечность.

Выбесить можно любого. К тому же я донес свою мысль не очень аккуратно. И сейчас все зависит от самообладания падальщика.

– Не надо, Козел, – Кот кладет руку на плечо своему товарищу. – Мы же просто пошутили, да?

Снова пауза. Я готов в любой момент принять удар.

– Да! – внезапно доносится приглушенный картоном голос из-под физиономии Козла. – А вы из какого клана? Шуток не понимаете.

– Отъебись, – отвечаю грубо.

Не в моем стиле. Но если сейчас начать прогибаться, то могут и передумать. Тут как с собаками. Нужно до конца выстраивать линию лидерства.

Козел снова напрягается. Не нравится, когда с ним так разговаривают. Вполне может быть, что в обычной жизни он какой-нибудь белый воротничок. Руководитель отдела в крупной фирме, с которым обычно так не разговаривают.

– Нам уже пора, Козел, – Колобок берет друга под руку. – Мы тут по делу. Еще машину дотолкать надо. Аккумулятор разрядился. Не поможете, мужики?

На этот раз я не отвечаю.

Падальщики все понимают. Нехотя сдвигаются с места. Один садится за руль электрокара, два других подходят сзади. Кот закрывает тканью освободившуюся женскую ножку с белой туфелькой.

Я эмпатично мотаю головой.

Всегда не любил смотреть на последствия всего того, что произошло за последние семнадцать лет. После Переплетения. Эти разборки аристократов, невинные жертвы, которые просто попались под руку. Вот такие девушки, которых убрали просто потому, что они кому-то помешали. А теперь вместо того, чтобы близкие похоронили ее как нужно, эти твари поглумятся над телом и сожрут его. Нет в них ничего святого.

Падальщики медленно толкают машину мимо. Зимняя резина шуршит по утоптанной земле. Пластиковые бутылки вылетают из-под колес.

– Помогите, – слышу приглушенный женский голос.

Его слышат также и все присутствующие. Это не моя суперспособность. Однако каждый делает вид, что ничего не было. Всех устраивает результат нашей встречи – когда все просто разойдутся по своим делам.

Я оборачиваюсь. Смотрю вслед «Тойоте».