Падение Робеспьера (страница 11)
Встреча 23 июля началась напряженно, коллеги молча разглядывали друг друга. Робеспьер вернулся после шестинедельного отсутствия в то место, которое считал логовом своих врагов. Пока он сам прятал ощущаемое, надо полагать, беспокойство за ледяным взглядом, полным пренебрежительного высокомерия, его союзник Сен-Жюст, стремясь преодолеть свое собственное и всеобщее смущение, нарушил молчание хвалебной тирадой в адрес Робеспьера, назвав того «мучеником свободы». Это побудило Робеспьера произнести длинную речь, в которой он горько сетовал на то, что многие из сидящих теперь за этим зеленым столом нападают на него посредством речей и действий. Все выглядело таким образом, как будто ситуация вот-вот выйдет из-под контроля; возможно, уже обсуждались и имена потенциальных жертв чистки. Однако Карно открыто выступил против и не проявлял никаких признаков готовности к компромиссу. В то же время Бийо и Колло в унисон завели сладкие речи, желая расположить к себе Робеспьера. «Мы ваши друзья, – заискивал Бийо. – Мы так далеко зашли вместе…»[111] Их лестные слова убедили Робеспьера вступить в диалог. И хотя это не было занесено в протокол, стороны подразумевали, что их личные нападки друг на друга прекратятся. Члены КОС и КОБ предполагали, что мораторий будет сопряжен с отказом Робеспьера от идеи чистки Конвента[112].
Также было достигнуто соглашение об изменениях в процедурах революционного правосудия, на которых в течение вот уже некоторого времени настаивал Сен-Жюст. В ходе заседаний, состоявшихся 26 февраля и 3 марта, он добился от Конвента принятия так называемых «вантозских декретов», которые, среди прочего, предусматривали создание в Париже четырех народных комиссий[113], которые должны были заниматься фильтрацией политических подозреваемых, освобождать одних, депортировать других и направлять в Революционный трибунал только самые вопиющие дела. На деле лишь две из этих комиссий когда-либо функционировали – они носят имя Комиссии Музея и находятся в одноименной секции. Теперь, в качестве большой уступки Сен-Жюсту и Робеспьеру, предполагалось учредить четыре такие комиссии. Также было решено создать четыре дополнительных выездных трибунала для рассмотрения дел подозреваемых на месте в департаментах. Идея состоит в том, чтобы уменьшить нагрузку на парижский Революционный трибунал, сохраняя при этом интенсивность судебного террора в городе и по всей стране. Эти меры также приведут к сокращению количества заключенных в Париже, которых в городе стало столько, что это превращается в проблему.
Еще одним знаком доброй воли по назревавшему вот уже некоторое время вопросу стала договоренность о том, что ряд парижских секций должны отправить артиллеристов из своих отрядов НГ для службы на фронте. В течение долгого времени это являлось обыденной практикой, военное обоснование которой удовлетворяло Карно, но Сен-Жюст, Робеспьер и их союзники в клубе недавно превратили ее в политическую проблему[114]. Хотя их опасения кажутся в значительной степени необоснованными, они утверждают, что из-за этого столица может остаться без защиты. Артиллеристы – одни из наиболее патриотичных санкюлотов, поэтому их отсутствие может снизить градус радикальных настроений в столичных вооруженных силах. В этом случае Сен-Жюст, проникшись витавшим в воздухе духом компромисса, согласился на предложение Карно отправить артиллеристов четырех секций на регулярную военную службу за линией фронта.
Наконец, было решено, что Барер выступит перед Конвентом с речью о внешнем положении, которую он произнес 7 термидора, а Сен-Жюсту будет поручено подготовить для Конвента отчет, чтобы представить объединенные силы КОС и КОБ, дабы пресечь слухи о разногласиях внутри Революционного правительства. Это большая уступка, хотя до полного единодушия еще далеко, поскольку Бийо и Колло настоятельно призывали Сен-Жюста не упоминать о религиозных делах. Культ Верховного существа, внедренный Робеспьером, остается яблоком раздора.