Я лежала на большой кровати с холодными, мягкими и непроглядно-черными простынями, как дышащий труп, обнажая все уязвимые частички моей души. Ночная тьма – такая же мрачная и черная, как простыня подо мной – окутывала комнату, в которой я сейчас находилась. Меня мучила бессонница. Тело устало, но разум по-прежнему активно работал. Хотя единственное, что его переполняло, – это чувство беспокойства.

Я до сих пор не знала, где именно нахожусь. Что-то не сходилось в этой истории, части головоломки не складывались воедино, а каждый ответ казался неправильным.

Я очень хотела есть, напоминая голодного волка, спустившегося с горы в полнолуние и отчаянного ищущего пропитание в городе. Не в силах сопротивляться настойчивому урчанию в животе, я наконец встала с кровати, и сильная боль снова прострелила голову. Я знала, что Эфкен в гостиной – изредка слышала его покашливания. Я вела себя так тихо, что звук его дыхания просачивался внутрь и обрушивался на меня подобно ночи.

Моя комната находилась недалеко от гостиной, прямо в центре темного коридора. Мой пульс участился, когда я вышла за дверь и маленькими шажками начала продвигаться сквозь темноту, раскинувшуюся словно шкура дикого зверя. Я услышала шелест бумаги и, посмотрев в сторону гостиной, увидела Эфкена, который внимательно рассматривал лежащие перед ним карты Таро. Он сидел на полу, скрестив ноги, в одних черных спортивных штанах и с обнаженным торсом. Его бронзовая кожа в полумраке комнаты переливалась как бриллиантовый водопад. Я знала, что он чувствует мое присутствие, но он не отрывал взгляда от карт.

На полу перед ним лежали семь карт, лишь три из которых были повернуты рубашкой вверх. В тусклом свете я не могла разгадать изображения, но все равно попыталась. Сосредоточенность Эфкена показалась мне немного жутковатой, а в темноте за его спиной будто бы притаилось чудовище, готовое вот-вот вцепиться мне в шею.

Я перевела взгляд на его лицо; длинные черные ресницы скрывали его глаза, пока он изучал карты. Но я не видела его взгляд. Его пухлые губы были слегка надуты, отчего скулы заострились еще больше, как будто их одухотворила тьма, а выражение лица было мрачно прекрасным, словно каменное надгробие. Мой взгляд скользнул по его широким плечам, лоснящимся так, словно их намазали маслом, а смуглая кожа выглядела гладкой и шелковистой. Когда я начала изучать его мускулистые руки с выступающими венами, сияющими даже в ночи, мое сердце начало выстукивать неведомый мне ритм.

Я не сомневалась, что он знает о моем присутствии, ведь у него были прекрасно развиты органы чувств, но по какой-то причине игнорировал меня. Мне стало интересно, откуда у него такой интерес к картам. В конце концов, разве не ради карт он меня сюда заманил?

Как только эти мысли заполнили мой разум подобно темному удушающему дыму и начали душить его, он поднял на меня глаза цвета морского яда. Каким бы отстраненным и безучастным он ни выглядел, он сеял во мне эмоции, способные разрушить мое сознание.

Когда его ядовитые глаза смотрели на меня, я чувствовала себя так, словно стою на краю бездны. В его глазах отражались темные тени чудовищ, которые надвигались на меня.

– Ты выглядишь так, как будто никогда в жизни не видела сексуальных мужчин, – произнес он, в его голосе слышалась насмешка, а на губах играла сардоническая улыбка.

Он многого не знал обо мне. За двадцать один год жизни мне ни разу не доводилось рассматривать мужчину вблизи. Я не знала, что именно он прочитал на моем лице, но все так и было.

Я промолчала, продолжая наблюдать за ним, и он бросил на меня полный нетерпения взгляд.

– Почему ты вышла из комнаты? – спросил он, и его голос был подобен граниту – такой же твердый и холодный.

– Проголодалась, – ответила я, уставившись на него.

Он перевернул еще одну карту лицевой стороной к себе, с силой прижал ее к полу и уставился на изображение. Он на мгновение замер. Потом поднял свои бесстрастные глаза на меня. Я наконец вошла в гостиную и сразу почувствовала, как напряглось его тело. Мне стало любопытно посмотреть на карту, которая так взволновала его. Как только я увидела карту, прижатую пальцами к полу, мое сердце ушло в пятки, а пульс даже не участился.

Это была та самая карта, в краже которой меня обвиняли и которую он присвоил себе.

Верховная Жрица.

– Эта карта…

– Кто ты такая? – Его вопрос ошеломил меня. Я посмотрела на Эфкена, как на ненормального. Я и сама чувствовала себя как чужестранка, сбившаяся с пути и оставшаяся без единой монеты в кармане.

– Почему ты постоянно спрашиваешь меня об этом? – спросила я.

Он бросил взгляд на карту, а затем снова посмотрел на меня. Смотрел так неистово, что мне показалось, будто он снова схватил меня за запястья и прижал к спине, хотя и пальцем не коснулся.

– Я узнаю, кто ты такая, – сказал он, и решимость в его голосе заставила меня нахмурить брови еще сильнее. Но мне нечего было возразить; если я сейчас скажу что-то неправильное, он и правда может разозлиться и причинить мне настоящую боль. Он достаточно долго и очень внимательно изучал мое лицо, каждую мелкую черту. Потом сложил карты в колоду, поднялся на ноги и направился в мою сторону, не отрывая взгляда льдисто-синих глаз. С каждым шагом, приближающим его ко мне, боль в животе только усиливалась, но я старалась не показывать виду и сохранять бесстрастное выражение лица. Он остановился в двух шагах от меня и, наклонив голову, продолжил сверлить меня взглядом. Из-за нашей разницы в росте мне даже пришлось задрать голову.

– Пока не выясню, кто ты такая, я будут звать тебя Медуза.

– Перестань меня так называть, – пробормотала я, и мое сердце сжалось от страха.

– Ты будешь той, кем я скажу. – Его голос звучал механически, а взгляд пронизывал меня насквозь, как острый нож. – Ты будешь такой, какой я хочу тебя видеть. Ты забудешь свою сущность.

– Ты не в себе, – сурово отозвалась я. – Я не обязана быть такой, как ты хочешь. И не буду.

Я чувствовала его обжигающее дыхание у себя на лице. Мне казалось, что кто-то исколол мои подушечки пальцев и моей же кровью вывел на страницах буквы его имени. Мы не сводили друг с друга взглядов. В его глазах я отчетливо видела, что он способен на все что угодно, но, поскольку он еще не приступил к физической расправе, я решила сопротивляться до конца.

– Я могу свести тебя с ума, Медуза.

– Ты ничего не можешь со мной сделать, – ответила я в приступе случайной отваги. – Не знаю, как ты держишь всех в узде, но я тебя не боюсь, даже если ты приставишь к моей голове пистолет.

Его губы дрогнули, как будто он пытался сдержать смех, но то была лишь издевательская усмешка. Затем выражение его лица снова стало беспристрастным. Он напоминал глухой сейф, который невозможно ни вскрыть, ни разбить, ни поджечь, – сейф, который опасен даже в закрытом виде.

– Поэтому у тебя дрожат коленки передо мной, хотя ты ничего обо мне не знаешь? – Его вопрос застал меня врасплох. Я замерла, продолжая молча смотреть на него. – Если бы ты знала, на что я способен, то была бы напугана до смерти, Медуза. Ты была бы так напугана.

До сих пор он только угрожал мне расправой, но что-то внутри меня подсказывало, что он может сделать больше, чем обещает. Гораздо больше.

– И на что же ты способен? – внезапно спросила я, чувствуя, как любопытство одолевает меня, разрастаясь словно яма.

Интересно, что сделали мои родители, когда я пропала? Вот о чем я думала, пока Эфкен пытался навести на меня ужас. Но именно эти мысли изматывали меня больше всего. Папа, вероятно, выбился из сил, пытаясь найти меня, а что же мама? Даже несмотря на то, что наши с ней отношения были далеки от идеала, я почему-то представляла, как она плачет, содрогаясь всем телом, в темном уголке. Отец, скорее всего, не смог усидеть на месте и отправился на мои поиски вместе с полицией. А мои братья? Махзар учился в другом городе, так что он наверняка узнал о случившемся последним. Миран, вероятно, никак не мог оправиться от шока, а вот Мирач… рвал и метал. Из обоих близнецов он был сильнее привязан ко мне, а нрав у него горячий. Мама часто говорила, что только я могу усмирить его. Но сейчас меня не было рядом, и никто не мог справиться с его гневом, никто не мог сдержать его.

– Со временем узнаешь, – равнодушно ответил Эфкен. Он уже хотел отвернуться, но я неожиданно взревела:

– Со временем? И как долго ты собираешься держать меня здесь? Они придут за мной. А тебя отправят в тюрьму.

– Продолжай мечтать, – сказал он, улыбаясь безрадостной, слабой улыбкой, совсем не похожей на настоящую. – Но не забывай: твои мечты сгниют в могиле моей реальности, Медуза.

– Избавь меня от своих фантазий, – сказала я. – Когда отец найдет меня, я сделаю все возможное, чтобы ты получил самое суровое наказание. Я превращу твою жизнь в ад.

– Это никому не под силу.

– Ошибаешься, – твердо сказала я. – Я стану той, кто погубит тебя.

Его прекрасное лицо ожесточилось. Я ощутила, как его дыхание, разбивавшееся о мою кожу, участилось. Он сделал еще один шаг, сокращая расстояние между нами.

– Твой чертов рот…

– Не смей так говорить со мной, – выкрикнула я, не дав ему закончить предложение. – Еще раз оскорбишь меня, и я заставлю тебя пожалеть об этом, даже если мне придется расплатиться собственной жизнью.

– На что ты рассчитываешь? – Вопрос Эфкена внезапно привел меня в замешательство. Его взгляд впился в меня, как крючок, и кровь хлынула из моей души. Эфкен выглядел удивленным, видимо, не ожидал от меня такой реакции. А чего он ждал? Что я буду рыдать и молить его о пощаде или во всем ему угождать? Он ожидал слишком много. И все же я не чувствовала себя в полной безопасности.

– Я…

– Только такие трусихи, как ты, не умеют брать ответственность за свои слова, – сказал Эфкен. – Ты можешь только представлять, что я с тобой сделаю, но по-настоящему ты об этом узнаешь, когда прочувствуешь все на себе. – От его угроз внутри меня все затрепетало.

– Ты выдумываешь, – сказала я.

– Если я начну выдумывать, ты перестанешь дышать, – произнес он. У меня в животе все похолодело, и я испуганно прищурилась.

– Дерзко, – прошептала я.

– Если снова попытаешься дерзить мне, я тебя уничтожу, не физически, а ментально, – сказал Эфкен; его льдисто-синие глаза пылали яростью. Он словно знал, что именно слова ранят меня больнее всего. Да, так все и было. – А теперь убирайся с глаз моих. Кухня дальше по коридору, бери все, что хочешь, но если ты еще раз откроешь рот без моего разрешения, то я тебе его зашью.

Я с отвращением посмотрела на него. И с каким-то неудержимым отчаянием. Если бы мой папа узнал, как он со мной разговаривает, то надрал бы ему задницу. В буквальном смысле. Наверное, он бы освежевал его, как двухметрового медведя, и сшил из него пальто. Если бы мой папа узнал, как он со мной разговаривает, то спустил бы с него шкуру.

На минуту я даже представила, что мой отец превзошел Эфкена.

Эта мысль ненадолго успокоила меня.

Чувствуя дрожь в руках, я вышла из гостиной и пересекла темный коридор. Медленно открыла дверь, которая, как я предполагала, вела на кухню. У меня в горле пересохло. Свет, исходивший от индикатора большого двухдверного холодильника, немного освещал помещение. С одной стороны стоял стол, а с другой – окно, которое наполовину прикрывала тюлевая занавеска. Стекло запотело от холода. Лунный свет слабо освещал темную лесную чащу. Я медленно прошла по кухне.

Я чуть ли не падала в обморок от голода и знала, что мне надо срочно перекусить. Открыв дверцу холодильника, я сунула внутрь голову, и мои глаза расширились от удивления. В нем не было привычных мне продуктов. На полках стояли лишь консервы и готовая еда – наверное, из-за того, что здесь жили всего два человека. Овощей и фруктов я не увидела, зато там было полно разных соусов: острый соус, соус барбекю, майонез, горчица. Когда я потянулась за банкой фасоли, у меня в голове раздался звук, похожий на сирену, заставивший меня оцепенеть. Я не могла пошевелиться и просто стояла, склонившись к холодильнику и держа банку консервов в руке. И только глаза еще слушались меня.