Я не понимала, почему мое тело постоянно слушается его приказов. Я замерла как вкопанная, не в силах пошевелиться. Наверное, виной тому был всепоглощающий страх. Эфкен медленно опустился, сделал еще несколько подтягиваний, пока я завороженно следила за тем, как сокращаются мышцы на его спине. Потом он резко спрыгнул на пол и сурово посмотрел на меня. Половина его лица была сокрыта в тени, а другая хорошо освещалась, и я видела, как по ней стекают капельки пота.

В этот момент цвет его глаз практически совпадал с нежными оттенками рассвета.

Схватив полотенце со спинки деревянного стула, стоящего у стены, он промокнул шею и направился ко мне. С каждым его шагом мое сердце колотилось все сильнее и быстрее, грозясь вот-вот выскочить из груди. Его босые ноги шлепали по деревянному полу, и от этого звука у меня болезненно сжимался желудок. Когда расстояние между нами сократилось, он посмотрел на меня сверху вниз, даже не склоняя головы. Его взгляд пугал еще больше. Я заметила довольно старый шрам чуть выше брови, идущий горизонтально к виску, и испарина скапливалась в этой ложбинке, словно не могла найти выхода.

Мне захотелось промокнуть ему лоб, но я не посмела пошевелиться.

Пока я смотрела на него, внутри меня порхали вовсе не бабочки, а остроконечные звезды, которые больно врезались своими лучами в живот.

Эфкен поднял указательный палец. Я до смерти боялась, что он услышит бешеный стук моего сердца.

В глубине души я даже хотела, чтобы он убил меня. Пусть лучше убьет меня, чем услышит, как громко стучит мое сердце.

Он поднес длинный палец к кончику моего носа, но не коснулся его. Мой взгляд был прикован лишь к его синим бездонным глазам. Когда он медленно провел по ложбинке под носом, я замерла, чувствуя, как у меня подкашиваются колени. Ни на секунду не сводя с меня глаз, Эфкен прикоснулся пальцем к моей верхней губе. Я хотела вырываться, отступить, но была слишком потрясена, чтобы сделать хоть один шаг. Я оцепенела. Казалось, меня накрыло толстым слоем снега. Его рука была так близко, что я слышала пульс на его запястье, и это казалось очень странным.

Мои губы горели огнем.

Когда он медленно провел пальцем по моим зубам, я не успела среагировать – была будто парализована.

– Не прикусывай, – произнес он вкрадчивым шепотом. Только когда страх уступил место гораздо более мрачному, как его взгляд, чувству, я поняла, что прикусила нижнюю губу. Я тут же выпустила пораненную плоть и плотно закрыла рот. Эфкен убрал палец и посмотрел мне в глаза; выражение его лица стало еще более напряженным и пугающим.

– Ты боишься, – сказал он. Его голос отравлял словно яд смертоносной змеи, который она хранит в своих клыках. И каждый раз, когда пробовала его слова на вкус, я чувствовала себя еще на шаг ближе к смерти.

– Не боюсь, – соврала я.

Он бросил взгляд на мои губы, с которых только что слетела откровенная ложь, а потом снова посмотрел в глаза.

– Нет, боишься.

– Нет, – выдавила я.

– Ты боишься меня, – сказал он не терпящим возражения тоном, и у меня затряслись все поджилки. Да, я боялась. Чувствовала себя так, будто столкнулась лицом к лицу со всеми своими страхами разом, которые олицетворял стоящий передо мной человек.

– Нет.

Он подошел еще ближе ко мне, касаясь босыми ногами моих босых ног, отчего я содрогнулась всем телом.

Только я собралась отступить, как он обхватил меня за талию, не давая мне отодвинуться от него. Я снова пришла в смятение. Казалось, в меня ударила огромная волна и, протащив по берегу, бросила на отмель.

Он не имел права прикасаться ко мне, когда ему вздумается. Не в этом мире.

Я посмотрела ему в глаза, в которых полыхал дьявольский огонь. За окном полил дождь, отбрасывавший на рассветную синеву серые тени.

– Ты напугана, – прошептал он низким голосом. – Сейчас ты выглядишь такой чистой и невинной, что смогла бы одурачить даже смерть, если бы та пришла за тобой.

Слова…

В словах звучали души двух незнакомцев, идущих бок о бок по тротуару, но ничего не знающих друг о друге. В момент, когда они встречались взглядами, в их головах проносились идентичные мысли, но потом эти два человека расходились по разным сторонам, удаляясь друг от друга, и мысли превращались лишь в далекие воспоминания, которые уже никогда не воскреснут в памяти. Мне показалось, что я тоже заглянула в глаза незнакомцу, проходившему мимо по тротуару, подумала о нем, а потом оставила далеко позади и стерла все мысли о его существовании. Я и для Эфкена была лишь незнакомкой, и произнесенные им слова были плодом его мыслей, которые возникли сразу, как только он посмотрел на меня. И в тот момент, когда он покинет меня, все мысли безвозвратно исчезнут, и он обо мне больше никогда не вспомнит.

– Если я так невинна, почему бы тебе не отпустить меня? – прошептала я, и мой голос дрогнул от нашей внезапной близости.

– Я не доверяю тебе, – холодно ответил он, в то время как его взгляд и кожа пылали огнем.

– Я не крала карту, – повторила я. – Клянусь.

– Ты не смогла бы так просто подобраться к ней. – Его взгляд стал еще тяжелее, как и прикосновение. – Сейчас мне хочется тебя убить, понимаешь? – прошептал он бездушным голосом, и мне показалось, что мое сердце сейчас перестанет биться. Я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Мысль о том, что он убьет меня… По какой-то причине, хотя я его совсем не знала, в голове отчетливо запульсировали слова: «Руки этого мужчины обагрены кровью».

– Хочешь убить меня? – спросила я, а затем вызывающе приподняла бровь и, повысив голос, добавила: – Ну так и убей.

С моих губ сорвался крик ужаса, созревший где-то в глубине моего подсознания, и я вжалась в угол коридора. Казалось, душа моя отделилась от тела и теперь наблюдала со стороны, как в воздухе мелькают полупрозрачные разрозненные слова, которые я только что выкрикнула.

Я увидела, как он приподнял бровь, как ложбинка рядом с его шрамом переполнилась и капелька пота скатилась по виску. Эфкен обладал той сверхъестественной красотой, которая не свойственна ни одному смертному. Я не видела никаких недостатков, и это приводило в ужас. Даже его шрам, тянущийся от бровей до виска, выглядел по-особенному прекрасно и уникально – еще одна деталь, которая делала его совершенством. Его нос, глаза, полные губы будто вылепил искусный мастер, который много лет пытался создать настоящий шедевр. Я также заметила, что его верхняя губа была немного полнее и чуть выступала вперед.

– Медуза, – медленно произнес он, и это слово, смысл которого я почему-то никак не могла уловить, привлекло мое внимание. Оно проникло ко мне в голову, словно последняя капля лекарства, вытекающая из прикрепленной к запястью капельницы и смешивающаяся с кровью.

– Что?

– Теперь тебя зовут Медуза.

Мне хотелось, чтобы сердце остановилось.

– Я от тебя не имя хотела, а свободу.

Он смотрел на меня, смотрел и смотрел…

Смотрел на меня так долго, что мог бы заставить даже Бога забыть мой лик, но он сам никогда не забудет мое лицо.

– Отныне твоя свобода скрыта за скалами, которые ты возводишь вокруг себя, но ты заперта в них вместе со мной.

HAVE A NICE LIFE, BLOODHAIL

ЭФКЕН КАРАДУМАН

Единственным компасом в моей темной жизни был гнев.

Как слепой привыкает жить в темноте, так и я привык жить во тьме своего собственного гнева и научился управлять им. Даже кровь, пульсирующую по венам и поддерживающую в моем теле некоторое подобие жизни, я считал чистейшим ядом.

Я не чувствовал холод.

Я чувствовал одну лишь кровь.

Влажные стены узкого темного коридора были покрыты пятнами засохшей крови, но они тоже скрывались в тени, потому что сюда не проникал солнечный свет. Струйки крови, стекавшие по моему обнаженному телу, были похожи на горячие слезы на безупречном женском лице. Или на капли дождя на лобовом стекле автомобиля… В общем, без разницы.

Я пришел сюда, потому что мне нужно было слышать крики людей. Я был здесь потому, что кровь невинных запеклась под ногтями ублюдков, которые не боялись даже Бога, но тряслись от страха передо мной.

– Не боюсь, – сказала она. Я знал, что это ложь. Мой взгляд сам собой опустился на ее губы, и я удивился. Мне казалось, что компас вот-вот выскользнет из моих рук. Я не желал этого, я всей душой ненавидел это. Я снова посмотрел в ее кроваво-карие глаза.

Посмотрев в ее кроваво-карие глаза, я снова оказался в том туннеле, вот только с потолка падали не капли воды, а кровь, чужая кровь, покрывающая мое обнаженное тело. И от этого ощущения я напрягся. Я прекрасно знал, что след от ее зубов не сохранится на моем пальце надолго. Цвет ее глаз напоминал кровь, которая стекала по моей коже. Цвет ее глаз напоминал кровь, обагрившую мои руки. Ее глаза словно открывали портал во времени и пространстве и перемещали меня в этот самый момент.

Когда я сжал руку в кулак, внутренняя сторона ладони окрасилась кровью, пятнавшей кончики пальцев. В одной руке я хранил жизнь, а в другой – саму смерть. И сегодня использовал ту, на которой было выведено «умри». Я поднял руку и вытер нос тыльной стороной ладони, словно хотел избавиться от металлического запаха крови, от которого закладывало ноздри и ускорялось сердцебиение.

Я молчал.

Если бы хранить тишину можно было вечность, то я дал бы обет молчания до конца времен.

Запах смерти усиливался.

Смерть застилала ее кроваво-красные глаза, в которых полыхало адское пламя.

Я видел свое отражение в ее глазах. Как будто я находился вне времени и пространства, как будто я давно умер. Время было подобно сосулькам, которые вонзились в мое растерзанное тело, и моя кровь стекала с их холодной поверхности.

– Боишься.

– Нет, – выдохнула она. Ее прекрасный голос таял во времени, и я лишь усилием воли не позволял себе смотреть на ее губы. Мой компас почти выскользнул из ладони, и я сжал его еще сильнее, пытаясь сдержать гнев. Гнев был здесь, со мной. И я не должен его отпускать.

– Ты боишься меня.

Грудная клетка содрогнулась, словно напоминая о посеянной мною смерти, земля под ногами задрожала, а небо обрушилось на землю. Я крепче сжал компас. Казалось, он вот-вот упадет и исчезнет. Но я не мог этого допустить.

– Нет, – повторила она. Она могла бы убежать, но жить ей хотелось гораздо больше. Как и всем остальным… Меня не должно было волновать, выживет она или умрет. Она могла уйти и погибнуть, я мог бросить ее на произвол судьбы, и это был бы самый разумный поступок, чтобы защитить и сохранить компас. Но я не хотел, чтобы она уходила.

Я сделал еще один шаг к ней. Компас повис на кончиках моих пальцев. Я обхватил ее за талию, коснулся ее, не желая отпускать. Я не хотел, чтобы она уходила.

– Ты напугана, – прошептал я, и в этот момент компас наконец-то сорвался и упал на пол. Но мне было плевать. – Сейчас ты выглядишь такой чистой и невинной, что смогла бы одурачить даже смерть, если бы та пришла за тобой.

Глава 3
Дьяволица

LORN, ACID RAIN

Вот тот темный час, когда добрая душа превращается в злую…

В самые тихие минуты ночи женщина со слезами на глазах продала свою светлую душу злу, потому что ее крики о помощи не были услышаны. Той темной ночью, когда добрые мысли, живущие в прекрасном человеке, отступают перед злом, что таится за прекрасным ликом…

Медуза была ангелом, который мог заставить даже дьявола возжелать рай, и она же стала демоном, заманившим Бога в адские пучины.

Если раньше те, кто смотрел ей в глаза, касались морей, вдыхали запах дождя и ступали на землю, то теперь все они превращались в камень, как ее сердце, и вкушали смерть.

Ее яд стал лекарством для нее самой и чумой для других.