Голубые небеса, безбрежные поляны,
Гнется по ветру трава, топчутся бараны.

– Госпожа… – У Амань, наливавшей вино, затряслись руки, слова застыли у нее в горле.

Опьяневший Мужун Синь лежал на кровати, погруженный в винные грезы. Ему привиделся Цао Гуй, покрытый кровью с ног до головы. Он обнажил меч и наставил клинок на Мужун Синя, гневно крича:

– Ах ты подлец, Мужун Синь! Как ты мог предать меня?

– Я не предавал тебя, Хэйюй! Если бы я в самом деле сдал тебя, разве Юйвэнь Ху желал бы моей смерти? – возразил Мужун Синь.

– Хорошо, я верю тебе. Иди за мной, мы же друзья, в конце концов! – Цао Гуй потянул его за собой окровавленной худосочной рукой.

– Куда мы идем? – Перед глазами Мужун Синя вдруг возникла бескрайняя пустыня. Они Вступили на незнакомые земли, погруженные в кромешный мрак. Откуда-то налетел порыв загробного ветра.

– Куда же нам еще идти? Ты и я, скольких людей мы погубили? Теперь нужно сначала спуститься в подземное царство, а затем вознестись на небеса, чтобы очиститься.

Цао Гуй коварно улыбнулся, из открытого рта хлынула бурлящая кровь. На глазах Мужун Синя его друг превращался в вампира.

– Хэйюй! – в ужасе закричал Мужун Синь и очнулся.

Реальный мир был так же мрачен. Вокруг раздавались душераздирающие вопли, от приближения неминуемого бедствия все поместье Мужун погрузилось в панику.

Мужун Синь босиком вскочил на пол. Сильный ветер трепал занавес на окне, и тот метался в его порывах, хлопая о стены. Ливень яростно ворвался в комнату, окатив Мужун Синя водой с ног до головы, но он не обратил на это внимания. Его взгляд был устремлен на возвышавшийся вдали Дворец Благополучия. Он четко увидел несколько десятков старших евнухов в желтых халатах, стремительно мчавшихся верхом сквозь дождь в направлении его дома.

– Я готов к смерти. О Небо, защити грядущие поколения потомков Правителя Великой Пустыни, да возродится наш род!

Мужун Синь рухнул на колени, и его непоколебимое тело согнулось в земном поклоне, точно переломленное дерево. Он повернул голову. Цуй Минчжу сняла красное платье, смыла косметику и стояла за его спиной в одной белой рубашке, глядя на небо и держа в руках его чиновничью шапку. Пол вокруг нее был усыпан лепестками лилий. Лицо жены было спокойно. Казалось, она не понимала, что ее повелитель, такой высокомерный и своевольный, тоже может испытывать страх. Чем сильнее человек, тем сокрушительнее то, чего он боится.

Мужун Синь взял из ее рук свой головной убор. Уж если приходилось умирать, надо сделать это с достоинством, как и подобает Красавцу Мужуну.

– Минчжу, дорогая, иди ко мне, нам пора домой, – нежно сказал он жене, протянув к ней обе руки, а затем лучезарно улыбнулся, демонстрируя свое обаяние.

Глава 7
Мужун Цзялянь: небесные сады Сюаньпу

Ночной Свет была крепкой лошадью. Без остановки проскакав трое суток, она ничуть не устала и благополучно доставила Мужун Цзялянь в небесные сады Сюаньпу.

Сады Сюаньпу находились в горах Куньлунь, это было узкое и длинное ущелье в форме подковы. Здесь никогда не наступала зима, круглый год стояло лето, отчего вся долина заросла невиданными растениями. Воздух был наполнен густым ароматом цветов и свежестью трав. Запахи разлетались вместе с ветром, и каждому, кто вдыхал их, становилось покойно на душе. Отсюда и пошло другое название этого места – Благоухающая долина.

Проведя всю дорогу в седле и сохраняя предельную осторожность, Мужун Цзялянь лишь пару раз утолила голод сухими лепешками. Оказавшись же в Благоухающей долине, она свалилась со спины Ночного Света и рухнула на ковер из алых «западных пионов» на берегу озера Сюаньпу.

В небе не было ни облачка. В гуще запахов она различила нотки розмарина и поняла, что это ее наставница Лин Босян, с рождения окруженная этим ароматом. Лин Босян была известной всей Поднебесной красавицей. Вот уже несколько лет она жила в Сюаньпу, где пыталась овладеть секретом вечной молодости.

– Цзялянь, ну ты и соня, – как всегда закутанная в вуаль, высокая и стройная, Лин Босян приблизилась к девочке и склонилась над ней.

– Здравствуйте, наставница. – Мужун Цзялянь спешно поднялась и поприветствовала ее.

– К чему такая спешка? Уж не погоня ли за тобой? Или что-то случилось с твоим отцом? – Лин Босян нахмурилась, пристально вглядываясь в даль.

На горизонте смутно колыхались черные тучи – предвестники военных переворотов и восстаний. Лин Босян вовсе не хотела быть в них втянутой.

– Нет, что вы. Просто я не хочу становиться наложницей императора, вот батюшка и послал меня к вам под опеку на пару дней. Я у вас пережду, пока все не уляжется, и тут же вернусь домой. – Цзялянь угадала скрываемое Лин Босян беспокойство.

Девочка ловко развязала кожаный мешок на спине лошади, достала оттуда набитый золотыми слитками парчовый кошелек и почтительно двумя руками протянула наставнице.

Рожденная в семье мастеров, изготовлявших музыкальные инструменты, Лин Босян овладела игрой на цине^[48] и в совершенстве освоила игру на пипа. При этом она никогда не показывала своего лица и круглый год ходила, завернувшись в черную или белую вуаль. Множество выдающихся юношей мечтали о ней, однако, услышав ее имя или почуяв ее аромат, они могли лишь горестно вздыхать.

Лин Босян никогда не брала учеников. Мужун Цзялянь была единственным исключением – все благодаря общественному влиянию ее отца, Красавца Мужуна. Цзялянь хорошо помнила, как в тот год, когда ей исполнилось шесть лет, отец снарядил быстроногих коней, заготовил благовония, шелка и прочие богатые подарки и отправился с визитом к Лин Босян. Она жила в роскошном тереме Цилигэ в центре Дундучэна, перед которым в тот день собралась толпа зевак, желавших поглазеть на красавицу, – яблоку было негде упасть.

Второй этаж Цилигэ был весь обвит цветущими «западными пионами», источавшими нежный аромат. В комнате стояла огромная плетеная кровать, на стене висел никому не известный свиток «Весенний сон под яблоней», фонарики из атласа были расписаны обольстительными фигурами танцовщиц – Цзялянь смутилась от их откровенности и не смела разглядывать. В бронзовой курильнице в форме журавля тлели ароматные пластинки, и едва девочка ступила на пестрый персидский ковер, смесь запахов вмиг ударила ей в голову.

Высокая и стройная фигура Лин Босян была одета в персиковую мантию с капюшоном, спадавшую до пола. Лицо девушки закрывал белый атлас с золотым кантом, была видна только пара узких сверкавших глаз. Лин Босян сдержанно поприветствовала гостей и пригласила Мужун Синя пройти с ней за тяжелый занавес, расшитый разноцветным жемчугом, а Мужун Цзялянь служанки отвели во внешние комнаты.

Из покоев доносились то смех отца и Лин Босян, то звуки циня, то вдруг все погружалось в тишину. Толпа под окнами терема громко судачила, люди толкались, было шумно и тесно, точно на базаре, а внутри терема Цилигэ витали кружащие голову ароматы – казалось, что это райский уголок, отрезанный от бренного мира.

Никто не знал, каким же образом Мужун Синь убедил Лин Босян сделать исключение и взять Мужун Цзялянь к себе в ученицы. Уроки она давала только поздно вечером и всегда закрывала лицо черной вуалью, поэтому за все эти годы даже обучавшаяся у нее искусству музыки Цзялянь ни разу не видела ее настоящего обличья.

Небесные сады Сюаньпу в горах Куньлунь были загадочным местом, которое Лин Босян искала долгие годы. Обнаружив его, она потратила баснословные деньги, чтобы возвести здесь крепость с тремя башнями. Наружная стена была сложена из черного гранита, а внутренняя планировка в точности передавала великолепный облик Цилигэ. Острые крыши зданий были сплошь разрисованы узорами из персиковых цветов, отчего в свете дня сливались воедино с чарующими пейзажами горной долины.

Полгода назад Лин Босян пригласила Мужун Синя, Цуй Минчжу и Мужун Цзялянь погостить здесь пару дней. Тогда она получила от Мужун Синя большую сумму денег на строительство копии Цилигэ. Тот мешок с золотыми слитками был ей необходим, словно пища.

Ночь в Сюаньпу была черная как смоль, если бы не капли лунного света, просачивающиеся сквозь решето облаков и веток, вся долина бы погрузилась в таинственный и безлюдный мрак. Цзялянь спала в башне Фэнцюхуан. По сравнению с роскошным теремом Цилигэ, где жила Лин Босян, обстановка здесь была весьма скромной, только самая необходимая мебель: стол со стулом да кровать. Цзялянь вежливо отказалась от ужина, сославшись на вызванное тряской в седле головокружение и пропавший из-за этого аппетит. Устроившись на кровати, она безмятежно заснула и проспала так много часов, а пробудившись, обнаружила, что ночь уже спустилась на землю. Поднявшись с постели, Цзялянь провела рукой по струнам пипа, лежавшей у изголовья, сыграла пару нот. Девочка захотела сыграть какую-нибудь неторопливую мелодию, чтобы не сбивать режим занятий, но тут перед глазами мелькнуло печальное лицо матери, и настроение играть на инструменте испарилось.

Матушка сказала, что ей необходимо бежать из столицы, чтобы миновать горькой участи, постигшей старшую сестру. Войдя во дворец, та не только не стала императрицей, но и лишилась жизни. Цзялянь извлекла урок и вовсе не собиралась отправляться на верную гибель во дворец. Да и вообще матушка говорила, что все императоры – старики с седыми бородами.

Но сколько же ей придется провести времени в этом безлюдном месте? В ночной тиши Цзялянь вспомнила праздничную и оживленную столицу. На пиру в честь юбилея отца она впервые выступила с игрой на пипа и заслужила всеобщее восхищение. После долгих лет упорных занятий на инструменте она наконец ощутила сладкий вкус успеха. Но как недолговечен он был!

В толпе она разглядела молодого господина с золотыми серьгами в ушах и пылким взором, сидевшего за одним столом с еще двумя благородными юношами. Его аплодисменты были самыми долгими, его глаза – самыми блестящими, а фигура – самой ладной. Матушка сказала, что это Юйвэнь Сюн, сын знаменитого полководца и наследник рода Юйвэнь.

– Юйвэнь Сюн, – шепотом произнеся это имя, Цзялянь почувствовала, что ее уши вспыхнули и покраснели.

– Матушка желает тебе благополучной жизни. Выйдешь замуж за юношу из семьи Юйвэнь – хорошо, выйдешь за наследника рода Цуй из Хэнани – тоже годится. Все это благородные семьи, с ними ты сможешь всю жизнь провести в достатке и чести, ни в чем не нуждаться. Ну и к чему терзаться желанием стать какой-то там императрицей? Трон дарует беспредельную власть, откуда у тебя, слабой женщины, любящей музицировать, найдутся силы, чтобы с ней справиться?

Наставления матери привели Цзялянь в восторг, но затем она вспомнила об отце.

– Матушка, но если я уеду, что же будет с батюшкой? Кого он отправит во дворец к императору?

Мужун Синь считал, что одной из его дочерей на роду написано стать женой императора.

– Твой отец умен, он что-нибудь придумает, – успокаивая ее, матушка как-то странно улыбнулась.

– Батюшка, почему старшая сестрица не стала императрицей? – как-то с любопытством спросила Цзялянь у отца.

– На пути к пику могущества каждый мужчина – охотник, а каждая женщина – западня. Твоя старшая сестра вела себя как обычная женщина, а потому и заплатила жизнью за свою ошибку, – холодно ответил отец, прищурив красивые узкие глаза.

За окном медленно показался месяц. Цзялянь услыхала тихое ржание Ночного Света, толкнула дверь и вышла на улицу – лошадь стояла у порога и словно ждала ее.

– Ха-ха, Ночной Свет! Да мы с тобой точно родные души, а?

Цзялянь радостно обняла голову лошади, поцеловала мягкую и гладкую шерсть на лбу. В этой бескрайней пустынной долине у нее нет никого ближе Ночного Света.