– О чем ты вообще говоришь? – ершусь я, не обращая внимания на теплое, щекочущее чувство под кожей – всадник продолжает исцелять мои бесчисленные раны.

Он отнимает руку от моей щеки и кладет палец мне на губы.

– Уверен, что ты и сама понимаешь.

«Я хочу раствориться, потеряться в тебе», – кажется, говорят его глаза.

– Я не пойду с тобой, – прерывисто вздохнув, заявляю я.

– О нет, ты пойдешь.

Я задумчиво разглядываю его еще с минуту, а потом вдруг вырываюсь прочь из его исцеляющих объятий. И самое интересное, что, несмотря на свои слова, всадник отпускает меня.

Я сдерживаюсь, чтобы не выругаться, почувствовав, как сильно все до сих пор болит.

Кое-как ковыляю на непослушных ногах.

Глаза Смерти буквально прожигают меня даже на расстоянии.

– Ты еще нездорова, – мягко замечает он. – Ранена, слаба и жаждешь моих прикосновений.

– Нет, – выдыхаю я еле слышно.

Медленно, не отрывая от меня взгляда, Танатос встает. Никогда раньше он не смотрел на меня так пылко. Ни тогда, когда ранил меня, ни тогда, когда убивал, ни даже тогда, когда я проделывала то же самое с ним.

Нет, этот свет в его глазах вызван другим, более глубоким чувством, чем гнев.

– Вернись… кисмет. Позволь мне исцелить твои раны и утолить боль.

То, как гортанно он произносит это «кисмет»… Я больше не думаю о своих травмах.

Отчаянно мотаю головой и пячусь.

Смерть широко раскрывает крылья. Он делает один шаг ко мне – и это выглядит зловеще, да и выражение его лица не предвещает ничего хорошего.

Это вынуждает меня, резко развернувшись, пуститься бежать. Раньше я уже удирала от всадника, и сегодня смогу.

Вот только сегодня все по-другому.

Спотыкаясь, я не бегу, а ползу по грудам мусора, задыхаясь от боли, но все-таки в итоге выбираюсь из этого наполовину обрушенного дома.

Прижимая руку к животу, оборачиваюсь, чтобы посмотреть на многоэтажный остов, и в тот же момент Танатос появляется в зияющем оконном проеме высоко надо мной. Осколки стекла, застрявшие в раме, хрустят под подошвами его сапог. Секунда – и он шагает в пустоту. Крылья за спиной хлопают.

Он опускается на землю бесшумно, все так же не спуская с меня глаз.

Тем временем я, прихрамывая, отступаю. Сердце заходится, потому что это все тот же взгляд.

– Танатос, что ты делаешь? – Каких-то пять минут назад всадник был до боли добрым и заботливым. Сейчас он кажется одержимым.

– Довольно этих игр, Лазария. – Он приближается ко мне, и гримаса на его лице заставляет меня вздрогнуть.

Игр? Ровным счетом ничего из происходящего не напоминает мне игру. Только за последнюю неделю я столько раз умирала.

Я упорно пячусь, стараясь сохранять между нами хоть какое-то расстояние.

– Лучше не приближайся, – прошу я.

– Не приближаться? – Смерть кривит рот в усмешке. – Но я полагал, что тебя влечет ко мне. Все эти месяцы ты ходишь за мной по пятам. – Он широко, как для объятия, раскидывает руки. – Смотри, я здесь.

Я долго таращусь на него, чувствуя, что окончательно повредилась в уме.

Все между нами должно быть не так, все идет не по сценарию.

Недобро щуря глаза, Танатос опускает руки.

– Ты совершила ошибку, Лазария, – назидательно говорит он, шагая между тем ко мне. – Ты ошиблась, когда вообразила, что это ты за мной охотишься. А тебе ни разу не пришло в голову, что на самом деле это я мог следить за тобой? Что все время, все это время я мог заманивать тебя, изучая и узнавая твой образ мыслей?

Я продолжаю пятиться, в груди бухает обезумевшее сердце.

– Почему, как тебе кажется, я путешествую именно так? – продолжает он. – Ведь медленно выписывать зигзаги по твоей стране вряд ли проще, чем проскакать по ней напрямик.

Сердце ускоряет свой бег. Меня всегда это удивляло, но теперь, получив ответ, я обнаруживаю, что мне он совсем не нравится.

– Но ты всегда так передвигался, с самого начала, – протестую я.

– Во мне есть… противоречивые побуждения, кисмет, – признается он, делая еще шаг вперед.

Я мотаю головой: что за чушь, то, о чем он говорит, нелепо.

– В первый раз, когда мы встретились, ты бежал от меня, – настаиваю я. Я точно знаю, так все и было.

– Я бежал от неодолимого влечения, которое испытываю к тебе. – И еще один шаг. Он ни на миг не отрывает от меня взгляда, – Ну, что же ты, – продолжает он. – Спроси у меня, что это за влечение.

Не дождавшись моего ответа, Смерть продолжает.

– Взять тебя стало моим желанием с того самого мгновения, как ты впервые попала мне на глаза, – говорит он. – И это было первое гуманное побуждение, бросившее вызов моей потребности убивать.

Я все отступаю, потому что он медленно и неотвратимо надвигается на меня.

– На свою беду, я слишком наслаждаюсь нашими встречами, – добавляет он. – Но теперь я решил – хватит играть.

Мне надо поскорее отсюда выбраться.

И я медленно трушу прочь, прижимая ладонь к животу, пытаясь хоть как-то заглушить дергающую боль в ране.

– Ты надеешься убежать от меня, Лазария? – кричит мне вслед всадник. – Ты, смертная женщина, от меня, смерти воплощенной?

– Да! – кричу я.

Ну а что, он же сам спросил.

Танатос смеется мне в спину. От этого звука меня пробирает озноб.

– Все пытаются от меня скрыться, – продолжает он, – все. Но перехитрить меня не может никто, даже ты.

С трусцы перехожу на бег, и бегу все быстрее с каждым шагом.

– Что ж, беги, моя кисмет, я даже дам тебе хорошую фору. Но не заблуждайся: я поймаю тебя. Твое время на исходе.

Глава 19

Сан-Антонио, Техас

Январь, год Всадников двадцать седьмой

Трудно сказать, сколько раз за последние три дня я опасливо оглядывалась, уверенная, что увижу за спиной всадника. Несколько раз я слышала конский топот и впадала в панику, уверенная, что это Смерть гарцует на своем коне.

Но ни на дороге, ни в небе всадника не видно. Кажется, Смерть не спешит приводить свою угрозу в исполнение. В конце концов, он уже и раньше говорил что-то подобное, а я – вот она, живая и сама по себе.

Люди, сидящие вокруг в шумном ресторанчике, поглядывают на меня недоверчиво и с изрядной долей неприязни.

Растрепанные волосы, немытое тело, одежда с чужого плеча, плохо сидящая и рваная, ремень, который явно слишком велик для меня, к тому же на нем висит новый кинжал… Торопясь скорее скрыться от Смерти, я старалась не тратить время зря, так что эти вещи сняты с мертвецов, мимо которых лежал мой путь из Остина. Личных вещей у меня осталось совсем немного: в кармане куртки – тоже с чужого плеча – лежат несколько незнамо как уцелевших счетов на мое имя да мамино кольцо.

Обычно я подготовлена лучше и не так напугана.

Откусив от булки, я ловлю на себе взгляд молодой женщины, сидящей поодаль с другом. Я явно вызываю у нее отвращение.

Подняв кружку с кофе, салютую. Женщина поспешно отводит глаза.

А я кладу ноги на стоящий напротив стул и откидываюсь на спинку, чтобы разобраться в собственных мыслях и вслушаться заодно в неясный гул разговоров.

В первый момент это помогает расслабиться. В следующий – вспоминаю, как Танатос прижимал меня к себе, как его пальцы касались моей кожи. И его глаза, эти неистовые бездонные глаза… Его взгляд тоже ощущается как прикосновение. Все в нем, казалось, обещало…

Заполошный собачий лай и резкие птичьи крики из-за почты, стоящей на другой стороне улицы, заставляют меня отвлечься от мыслей.

Я только успеваю опустить кружку, когда по улице проносятся обезумевшие лошади, некоторые тащат за собой повозки. А следом в город врывается настоящее цунами смертельно перепуганных животных. С улицы слышатся крики людей, мимо которых несутся по улицам сотни неуправляемых существ.

– Черт!

Я вскакиваю со стула. И больше не успеваю ничего.

Все происходит точно так же, как в первый раз, когда я увидела появление Смерти.

Одновременно люди вокруг меня падают. Посетители – лицом в тарелку, официанты как подкошенные валятся на ходу, а блюда, которые они несли, летят на пол. Я слышу звон упавших приборов и запоздалое звяканье докатившихся наконец до края стола бокалов. А потом…

Безмолвие.

Тяжелое, сверхъестественное безмолвие.

Не обращая внимания на то, как дрожит рука, я ставлю кружку на столик.

Встаю, скрипнув стулом, – вдруг звук кажется непозволительно резким в этой тишине.

Как? Как ему удалось так быстро установить, где я? И так быстро добраться? Я сама прибыла сюда только полчаса назад.

«Ты вообразила, что это ты за мной охотишься. А тебе ни разу не пришло в голову, что на самом деле это я мог следить за тобой?»

Я начинаю двигаться, даже еще толком не сообразив, что буду делать дальше. Прохожу через дверь для персонала, оказываюсь в кухне ресторана. Тут набирает силу пожар, ощутимо пахнет дымом. Я отвожу взгляд от человека, навалившегося на плиту, – его одежда уже охвачена пламенем. Ему не помочь.

Вместо этого я хватаю все ножи, какие попадаются на глаза, сколько могу унести. Затем возвращаюсь в зал ресторана.

– Лазария! – гремит вдали голос Смерти, подхваченный эхом и ветром.

Волосы у меня на затылке поднимаются дыбом.

Он и в самом деле охотится на меня.

На соседнем стуле висит коричневая кожаная сумка, я хватаю ее. Высыпав содержимое, бросаю в нее ножи, после чего вешаю добычу на плечо.

– Выходи, кисмет! – гремит Танатос. – Я знаю, ты здесь, в этом городе!

Я спешу к выходу. Глазами сканирую улицу, ищу всадника.

– Лазария! – Кажется, что голос звучит отовсюду. Не представляю, с какой стороны он доносится.

Все еще кручу головой в поисках, как вдруг краем глаза замечаю движение. Вдалеке вижу небоскреб – нежилое здание, такие давно уже никто не использует. На моих глазах он начинает складываться гармошкой, этаж за этажом.

Я не могу оторвать глаз и просто смотрю.

Дом рушится с оглушающим грохотом. На том месте, где он только что стоял, понимается туча пепла и обломков.

– Приди, кисмет. Я не хочу похоронить тебя заживо.

У меня екает сердце.

Вот дьявол.

– Я здесь, Танатос! – кричу я, не желая прятаться, как мышь.

Мой голос тоже гремит и отзывается эхом, но я не уверена, что Смерть слышит. Невозможно определить, где сейчас он сам.

Боковым зрением я, кажется, снова улавливаю движение, разворачиваюсь – но там ничего, кроме нескольких тел и участка дороги. Вдалеке обваливается еще один многоэтажный дом, привлекая мое внимание к контурам зданий Сан-Антонио на фоне неба.

– Лазария. – От громового гласа Смерти я вся покрылась гусиной кожей.

Долго ждать не приходится – несколько минут, и вот уже рядом оглушительно хлопают его крылья. Танатос опускается на землю прямо передо мной, серебряные латы сверкают, крылья распахнуты.

За его спиной между тем обваливается еще один дом.

– Кисмет, – он произносит это так нежно, будто на языке у него тает вкусная шоколадка. – Твое время вышло. Сложи оружие.

– Нет, – предсказуемо отвечаю я.

– Я не хочу быть твоим врагом.

– Пока ты убиваешь всех на своем пути, мы будем врагами, – говорю я.

Смерть приближается ко мне, и в кои-то веки я не хватаюсь сразу же за оружие.

Мне не хотелось причинять ему боль и до нашей последней встречи. А теперь, после того как он спас и исцелил меня… я не могу себя заставить выхватить ножи из сумки. Знаю, звучит невероятно глупо, но так оно и есть.

Всадник останавливается в паре шагов.

– Тогда хватай свои клинки, кисмет. – Это звучит вызывающе. Видимо, он чувствует, в каком я раздрае.