Смерть (страница 16)
Поэтому когда меня догоняет первая восставшая, молодая женщина, ненамного старше меня самой, я теряю секунду просто на то, чтобы осознать наконец: это происходит наяву.
Холодная рука женщины-зомби хватает меня за предплечье, и от того, что у нее такие ледяные пальцы (это чувствуется даже через рукав рубахи), к горлу подкатывает дурнота.
Я бью ее ножом наотмашь – и других подоспевших мертвяков, морщась, когда из ран, булькая, льется кровь. Один мертвый мужик, схватив мой нож прямо за лезвие, отнимает его. Второй вырывает ножи из ножен, пока я сражаюсь с третьим восставшим.
Ко мне подходит мертвый ребенок и берет меня за руку липкой ручкой. Ахаю – и от неожиданности, и от его невидящего взгляда. Малыш забирает у меня последний нож.
– Довольно, – эхом разносится в воздухе голос Смерти.
Восставшие падают на землю, роняя ножи. Зомби снова становятся безжизненными телами, какими и должны быть.
Танатос переступает через лежащие на земле трупы. Он подходит ко мне, обеими руками привлекает к себе, а у меня не остается никаких сил на протест.
Первая мысль – сейчас он взлетит вместе со мной. Может, он так и хотел, но медлит. В следующую минуту Танатос свистит; меня он не выпускает, да из его хватки и не вырваться.
Гулко стучат по асфальту копыта, и на улице появляется конь всадника, ловко маневрируя между разбросанными телами. Он уже взнуздан и оседлан.
Смерть устремляет на меня взгляд своих обсидиановых глаз, явно полный скверных намерений. Его серый в яблоках жеребец останавливается рядом, и всадник одним легким движением сажает меня на него.
Доля секунды – и Танатос оказывается в седле позади меня. А потом его мускулистые бедра сжимают мои, а металлический нагрудник лат безжалостно впивается мне в спину.
Мало этого, Смерть еще и крепко обнимает меня, потом щелкает языком, и конь снова пускается в галоп по дороге.
Мы проносимся по улицам Сан-Антонио, дома и трупы вокруг нас сливаются в размытую полосу.
– Наконец-то ты моя. – В его голосе слышится торжество.
Меня охватывает странная смесь ужаса и возбуждения. Как мне хочется остановить этого монстра. Как важно научиться подавлять свое странное влечение к нему.
– И не сосчитать, сколько раз я представлял себе этот миг, – сообщает он.
Он прижимает меня крепче, и я определенно улавливаю исходящую от Смерти энергию, в которой смешались любовь и ненависть.
Стараюсь не задумываться о словах Танатоса, но разве это возможно? Всадник-то явно фантазировал на тему того, как он меня поймает и я окажусь в его власти. Я ведь и понятия не имею, что он на самом деле собрался со мной сделать – может, даже жестоко изнасиловать. Я почти уверена, что это есть в его планах.
После долгого изматывающего молчания я заставляю себя задать вопрос, который в последнее время меня изводит.
– Что ты ко мне чувствуешь?
Его губы оказываются у самого моего уха.
– Многое, очень многое, Лазария.
Точно хочет меня трахнуть.
Я икаю при мысли о том, что могу оказаться под Смертью, а он во мне.
Дело в том, что я явно не на сто процентов против этой идеи.
Господи.
Сан-Антонио мы покидаем под аккомпанемент приглушенного грохота обваливающихся где-то вдалеке зданий. Вскоре на смену шуму приходит тишина, и больше ничто не отвлекает меня от размышлений о том затруднительном положении, в котором я оказалась.
Опускаю взгляд на крепко держащую меня руку. На одном пальце у него серебряное кольцо, древняя монета с изображением Медузы. Я с трудом, но все же удерживаюсь, чтобы не потрогать это странное украшение.
Любоваться перстнем и рукой мне предстоит еще долго, если Смерть далеко направляется. И больше никакого выслеживания, никакой борьбы. Только много, очень много времени наедине с всадником.
Этой мысли достаточно, чтобы я попыталась предпринять еще одну отчаянную попытку сбежать.
Я с силой накреняюсь в сторону. Рука Смерти соскальзывает, и в следующее мгновение я начинаю сползать с его скакуна.
У меня нет плана, нет оружия, но, видит бог, я стану самым несговорчивым пленником всех времен и народов.
Крылья Танатоса распахиваются и удерживают меня, замедлив падение настолько, что всадник как раз успевает схватить меня за шиворот и втянуть обратно на коня. А потом снова обхватывает рукой за талию.
От его негромкого смеха я вся покрываюсь мурашками.
– Хорошая, но тщетная попытка, кисмет, – комментирует он, снова в самое ухо, и сейчас его слова звучат зловеще. – Только начни опять сопротивляться – я отпущу коня и взлечу в небо. Вот тогда тебе ничего не останется, как подчиниться.
Перед глазами мелькают воспоминания о том полете, когда Танатос нес меня по воздуху. Он держал меня, а потом выронил. Ну да, точнее, я пырнула его ножом, и он меня упустил… не специально, но все равно. Меня передергивает от мысли о том падении. О положении, в которое я попала. О тех мучительных днях.
Ничего, еще успею, все равно я от тебя сбегу, обещаю я мысленно.
А пока… пусть уж лучше Смерть думает, что я сдалась.
Я принуждаю себя расслабиться. В ответ его рука сжимается крепче. По самому этому движению понимаю: всадник буквально сочится торжеством победителя.
Урод.
Даже когда от Сан-Антонио остается одно воспоминание, конь не замедляет бег. Ледяной воздух пронизывает меня, пробирает до костей. Я изо всех сил стараюсь не дрожать, но получается плохо. Да и холодные доспехи Смерти не дают возможности согреться.
– Если это дрожь от предвкушения нового побега, то поверь мне, кисмет, раз я сказал, я и вправду взмою в небо.
– План тут ни при чем, – стуча зубами, отзываюсь я. – Такое обычно бывает, когда смертным становится холодно.
За моей спиной Смерть ненадолго задумывается.
Вдруг он останавливает жеребца и убирает руку с моей талии. Глянув через плечо, я вижу, что он отстегивает оружие. Затем снимает наплечник и швыряет его наземь, то же проделывает с наручем.
– Что ты делаешь? – не удерживаюсь я, когда он избавляется от очередной части своих серебряных лат.
– Тебе холодно, – отвечает он, расстегивая ремни брони. Отбросив нагрудник (тот, упав на камни, громко лязгает), он продолжает: – Я намерен тебя согреть.
Я хмурюсь, хотя в животе что-то не очень приятно екает.
Сняв с себя латы, Смерть снова прижимает меня к груди.
Восхитительное тепло, оно исходит от него мощными волнами.
– Лучше? – шепчет он мне на ухо.
Намного лучше.
– Ты знаешь про температуру тела, но не знаешь про дрожь? – удивляюсь я вместо того, чтобы поблагодарить. Что поделать, я не нахожу в себе благодарности к этому сверхъестественному похитителю.
– Я могу не знать нюансов устройства человеческого тела, но мне известно, что плоть теплая, а металл может быть холодным.
Без лишних слов он цокает языком, и конь снова трогается с места. Ледяной ветер по-прежнему свистит и пробирается под одежду, однако, прижавшись к Смерти, я не ощущаю холода.
– Так ты, значит, умеешь поднимать мертвых, – заговариваю я, когда мы проезжаем мимо садов с прорытыми между рядами деревьев оросительными каналами. – Для чего тебе такая власть?
– Я наделен всеми силами моих братьев и еще некоторыми, – признается он.
От этих его слов меня пробирает озноб.
– Ты хочешь сказать, что еще кто-то из всадников тоже может поднимать мертвецов? – Эта перспектива меня ужасает.
– Мог, – поправляет меня Смерть.
– Мог? – эхом отзываюсь я, пытаясь понять, что он недоговаривает. – Значит, тот, другой всадник умер?
– Напротив, Лазария. Война очень даже жив, – сообщает Танатос без малейшего высокомерия.
Война. Война мог поднимать мертвецов. Я… даже представить себе не могу, как это должно было выглядеть.
Но он, получается, больше не имеет этой силы? Я сгораю от любопытства – что же еще такого есть в Танатосе и его братьях? И мне вдруг жутко хочется узнать обо всем, раз уж я все равно застряла тут, в седле с всадником.
– А что еще ты можешь делать? – спрашиваю я.
– Придет время, и ты увидишь, – обещает Смерть, а за этим посулом ощущается еще один, который повисает между нами невысказанным.
«Ты будешь со мною всегда»