Не знаю, сколько миль я проехала к тому времени, когда за спиной зацокали конские копыта. Оглядываюсь через плечо – так и есть, серый в яблоках жеребец Смерти уверенно сокращает расстояние между нами. Доскакав галопом до моей тележки, он склоняет голову и тыкается носом в тело всадника.

Мое сердце громко бьется, ведь надо мной навис сверхъестественный конь, и кто его знает, вдруг в следующий момент окажется, что сверхъестественные скакуны любят лакомиться человечиной, ну или творят еще что-нибудь ужасное.

Но обнаружив своего хозяина, конь, кажется, удовлетворен и просто трусит за нами следом.

Остаток дня и потом всю ночь я налегаю на педали, стараясь увезти Смерть как можно дальше. Рано или поздно он придет в себя и, конечно, продолжит свою чудовищную миссию, но, надеюсь, мне удалось задержать его хоть ненадолго.

Время от времени из тележки слышится какой-то стук. Остановив велосипед, чтобы разобраться, я вижу несколько окровавленных стрел, валяющихся на дне рядом с всадником. Сначала я думаю, что эти несколько штук едва держались, вот и выпали от тряски. Но идут часы, и одна за другой окровавленные стрелы, которые точно застряли в теле всадника, теперь лежат отдельно. Его тело, доходит до меня, каким-то образом выталкивает их.

Это… заставляет не на шутку занервничать.

И снова я качу в ночь на велосипеде. Ноги у меня уже дрожат, их все чаще сводит судорогой, к тому же стало адски холодно, и, наверное, мне уже несколько часов назад надо бы было остановиться и отдохнуть. Я совсем выбилась из сил.

Тем не менее я продолжаю движение, пока не понимаю, что буквально не могу больше шевельнуть ногой. Только тогда сворачиваю на обочину и останавливаюсь. По пятам за мной идет конь Смерти.

Из последних сил я переношу ногу, сползаю с седла и выдвигаю велосипедную подножку. Хочу только одного – упасть на землю и спать, спать, спать.

Нужно разбить лагерь. Эта мысль буквально валит меня с ног. Я даже не уверена, что у меня хватит сил на то, чтобы подстелить себе какую-нибудь тряпку, что уж говорить о лагере. Но я тащусь и копошусь в сумке, чтобы достать одеяло.

Впрочем, подойдя к тележке, я колеблюсь. Я почти уверена, что из тела Смерти уже выпали почти все стрелы, а это значит, что он исцеляется, причем очень-очень быстро.

Я смотрю и смотрю на его крылатое тело. Моя рука сама ползет к висящим на боку ножнам, я жду, что Смерть вот-вот вскочит и бросится на меня, застав врасплох. Проходит минута, но ничего не происходит; тогда я заставляю себя успокоиться и сделать несколько глубоких вдохов.

Учитывая, что умереть он не может… что, если он придет в себя, пока я сплю?

Когда я просто ему надоела, он сломал мне шею. Что же он выдумает теперь, когда я реально навредила ему?

Мне нужно быть наготове.

Я озираюсь. Вдоль шоссе густые заросли деревьев, можно улечься где-то там… Может, он не станет меня искать, а если и станет… ну, может быть, я проснусь вовремя. А может, при свете дня этот ряд деревьев вовсе меня и не скроет. Мысль о заметившем меня всаднике вызывает неописуемый ужас.

Я могла бы просто удрать, но при этой мысли ноги почти подкашиваются. Я сейчас ни на что не гожусь, выложилась полностью, спеша увезти его подальше.

И теперь понимаю, что у меня нет никаких шансов.

Взгляд возвращается к всаднику. В те несколько раз, когда я приходила в себя после собственной смерти, мне требовалось время, чтобы собраться и сориентироваться. Надеюсь, у всадника все будет так же.

Вот бы мне удалось проснуться как раз в тот момент, когда всадник начнет восставать, – тогда я, пожалуй, еще смогу контролировать ситуацию. Только это означает… это означает, что мне придется забраться туда, к нему.

Нет, и речи быть не может. Лучше бежать отсюда подальше.

Не давая себе больше времени на раздумья, я заползаю в тележку за своими пожитками. Только возьму тихонько рюкзак, лук со стрелами и дам деру.

Когда я залезаю, тележка раскачивается, и мне приходится прикусить губу, чтобы не заскулить. Ноги и руки до сих пор трясутся от изнеможения, из-за этого искать в темноте еще труднее. Где же мои вещи? Ну где они? Где? Руки находят только стрелы, и ничего больше.

Я приподнимаю крыло Смерти, но тут же роняю его.

Оно теплое!

В ужасе таращусь на всадника.

– Смерть? – шепчу я.

Ответа нет.

– Я не верю, что ты мертвый, – тихо говорю я.

Ничего.

Может, он еще не ожил. Или, возможно, тело воскресшего и должно быть таким на ощупь.

Есть только один способ проверить. Нужно найти его пульс. Надеюсь, он не свернет мне шею сразу же.

Я опускаюсь на колени рядом с ним, стряхивая усталость, и ощупываю доспехи, пока не нахожу его руку. Сжимаю пальцами запястье, но пульса нет. И все-таки, если он еще и не ожил, это, безусловно, скоро произойдет. Меня, не поверите, охватывает облегчение, хотя, по идее, это последнее, что я должна бы испытывать. Тот факт, что Смерть невозможно убить, очень сильно осложняет мою задачу остановить его.

Опустив его руку, я возвращаюсь к поискам рюкзака, а у самой глаза слипаются. Пальцы то и дело натыкаются на выпавшие стрелы. Но вот, наконец, и мои пожитки.

Удача!

Я тяну – и обнаруживаю, что Смерть придавил мешок своим телом и крыльями. Вот же дерьмо, пиши пропало, теперь вещи не достать.

Я приваливаюсь к борту, задевая ногами всадника. Я устала, дико хочу спать, и весь мой великий план побега пошел псу под хвост.

Веки слипаются.

Боже, только не здесь. Нужно выбраться из тележки…

Но тело наотрез отказывается выполнять команды.

На самый крайний случай я могу перерезать всаднику горло или сделать еще что-то ужасное, пусть еще немного побудет мертвым. От такой перспективы меня чуть не выворачивает. Одного убийства в день вполне достаточно.

Я тру глаза. Руки ему, что ли, хотя бы связать.

А вот с этим я, пожалуй, справлюсь. Хотя и это кажется невозможным, а голова начинает болеть от самой попытки сообразить, чем его вязать, – я смогу, я справлюсь.

Только одну минутку отдохну… Я так давно не отдыхала и очень-очень устала… но потом я все сделаю… только вот немножко…

Я вздрагиваю и просыпаюсь от ощущения, что мое тело клонится и падает вперед.

Беру себя в руки, но потом все-таки решаюсь полежать на дне тележки. Только минутку, и я найду веревку. Закрою глаза на минуточку, а потом все сделаю...

Где-то в глубине сознания я понимаю, что это офигенно плохая идея, но рядом с всадником так тепло, а я слишком вымоталась, чтобы бояться, слишком вымоталась, чтобы тревожиться хоть о чем-то.

Только отдохну здесь минуточку… потом встану и…

Я снова закрываю глаза, на этот раз окончательно.

Глава 11

Бардстаун, Кентукки

Я просыпаюсь среди густого аромата ладана и мирры. Надо мной в небе разливается бледный утренний свет, купая облака в розовой дымке. Воздух довольно прохладный, но мне тепло здесь, под одеялом…

Одеяло?

Скосив глаза, вижу громадное черное крыло, накрывшее меня, как мое собственное, личное одеяло. Хуже того, ночью всадник в какой-то момент изменил позу. Теперь он лежит на боку, лицо в нескольких дюймах от моего.

О нет…

Сердце пытается выпрыгнуть из грудной клетки.

Лазария, что ты натворила, придурочная идиотка?

Тихо, как только могу, я приподнимаю крыло Смерти, прикусив губу, чтобы не дать вырваться паническому визгу.

Я ожидала, что крыло будет теплым, так почему же не ожидала, что оно еще и такое мягкое? Ночью я этого не заметила.

Ну давай же!

Я сталкиваю с себя крыло – и слышу тихий вздох всадника.

Замираю, а он шевелится.

Сейчас самое время воткнуть в него нож. Самое время снова лишить его сознания, чтобы дать жителям Лексингтона побольше времени на эвакуацию.

Я тянусь к ножнам… но замираю в нерешительности.

Просто сделай это. Он тоже с тобой так поступал.

Но у меня не хватает духу на такое. Сейчас, когда он беспомощен, это… неправильно.

Я отнимаю руку от ножа – пока.

И только теперь замечаю дым, который лениво клубится вокруг нас. Как я его до сих пор не заметила – это загадка, ведь я задыхаюсь от удушливых ароматов с тех пор, как проснулась.

Сажусь и пытаюсь найти источник дыма и вскоре замечаю странный курящийся факел. Факел лежит в углу тележки, и по нарядной серебряной рукояти мне нетрудно точно догадаться, кому он принадлежит.

Забирай вещи и сваливай!

Аккуратно беру лук и колчан, лежащие прямо у моих ног. Ничего удивительного, что вчера я до них не добралась, – все время я искала не в том месте и не отрывала глаза от всадника. Кладу оружие в грязь рядом с тележкой и начинаю искать свой рюкзак. Наконец вижу: он между плечом и крылом всадника.

Ну надо же.

Я сглатываю, не отрывая глаз от мешка.

Бог с ним, просто брось, и все.

Но, черт возьми, в нем лежат несколько последних вещиц, которые принадлежали мне до того, как жизнь пошла под откос, и я никак, никак не хочу с ними расстаться.

Мой взгляд снова возвращается к всаднику, который жив и может проснуться в любой момент.

Я смогу это сделать. Я смелая и не собираюсь оставлять этому говнюку остатки своего личного имущества. Он и так достаточно у меня забрал.

Убеждая себя таким образом, я вытягиваю нож из ножен и медленно подползаю ближе, пока не оказываюсь верхом на всаднике, – его ноги между моими, как в ловушке. Поднеся нож к его горлу, я тянусь к рюкзаку.

Приходится приложить немало усилий, но вот, наконец, мешок на свободе.

Всадник подо мной шевелится, сдвигает черные брови, но затем его лоб разглаживается.

У меня, похоже, совсем не осталось времени.

Можно броситься наутек, но есть и другая возможность, слишком соблазнительная для злопамятной меня. Поэтому я, бросив мешок на траву, остаюсь в тележке, прижав к его шее нож, и жду, когда он очнется.

Не могу удержаться, чтобы его не рассматривать. Лицо совершенно чистое, как будто несколько часов назад десятки стрел не превратили его в месиво. Еще более странно то, что на нем нет ни пятнышка крови.

У него все по-другому.

Каждый раз, когда умираю я – хоть бы и совсем ненадолго, – это всегда оставляет на мне какой-то след. Порванная одежда, кровь на коже – хоть что-то. А глядя на всадника, я не вижу ничего подобного. Как будто вчера с ним ничего такого не случилось.

Изучая его, я хмурюсь. Никогда не доводилось видеть кого-нибудь настолько… настолько абсурдно прекрасного, прекрасного и убийственного. Для такого рода красоты должно иметься особое название. Для красоты, которая буквально убивает.

Спустя некоторое время я замечаю, что он опять зашевелился. Только на этот раз его веки подрагивают и глаза резко распахиваются.

Я – первое, что он видит перед собой.

– Давно не виделись, Смерть, – говорю я. – Скучал по мне?

Глава 12

Он хочет сесть.

– О-о-о. – Я чуть сильнее прижимаю лезвие к его коже. – На твоем месте я бы этого не делала.

Всадник опускает взгляд на нож. Когда он переводит его на меня, в его глазах поблескивает ехидство.

– Ты хочешь причинить мне вред?

Подбираюсь поближе.

– Вообще-то я уже. – Не то чтобы именно я. Мои выстрелы, и в этом я практически уверена, все ушли в молоко, но за подготовку нападения я отвечаю. – Я поклялась, что остановлю тебя.

Я не замечаю движения руки всадника, пока та не обхватывает мою шею. Совсем забыла, каким чертовски стремительным он может быть.

Он не душит, а я даже не пытаюсь оторвать от себя его пальцы. Этой проклятой кары я ожидала с ужасом, а теперь поражаюсь собственному бесстрашию перед лицом скорой расправы.

– Отпусти, а то горло перережу, – хрипло угрожаю я.

Его тихий смех полон угрозы. Руку от моей шеи он, впрочем, убирает. Но – до меня это доходит с секундным опозданием – только для того, чтобы обхватить мою талию и одним рывком сдернуть меня на дно тележки.